– Жанна недавно из Палермо, проходила стажировку в элитном ресторане. У нас очень строгий отбор кадров.
– Ах, Испания!.. Это чудо!..
– Согласен… Каждый раз приезжаю и каждый раз удивляюсь… А как вас зовут, если не секрет?
– Злата, – певуче ответила она.
– А я Роберт, – тоже пропел я. – Очень, очень приятно!
Окружающие смотрели на меня с нескрываемой завистью. Да, я молод, красив и удачлив. Стильно выгляжу. Но кто мешает вам жить по фэн-шую?
Мы поболтали о новинках машиностроения, затем перешли к экономической теме. Не пора ли снизить налог на добавленную стоимость? И оба согласились, что давно пора.
Я заказал ей еще один кофе. За счет заведения. А себе взял коньяку, хотя на работе блюду трудовую дисциплину.
Да! Голливуд, в чистом виде Голливуд! Прекрасная дочь миллионера случайно заходит в забегаловку, где знакомится с простым рабочим парнем, недавно отмотавшим срок за преступление, которого не совершал. Никто ему не верит, а она поверила… И возникла большая и крепкая любовь на широком экране. Особенно режиссеру удались постельные сцены, с компьютерными спецэффектами.
Штампы, конечно, но вся наша жизнь, как плохое кино – сплошные штампы. Сборы – $ 20 млн за первую неделю проката… Сиквел давай, сиквел!
Всё плавно шло к хэппи-энду. Но режиссер-интриган заложил в сценарий мину. Когда я напряженно следил за рассказом Златы об устрицах, которыми она отравилась на острове Бали в пятизвездном отеле, подло и исподтишка запиликал мой сотовый.
– У аппарата!
– Пашенька, привет. Это я.
Веселова… Как нельзя кстати. Голос – чистый изумруд.
Я извинился перед Златой и отошел к табуреточке.
– Привет. Слушай, у меня сейчас допрос. Очень важный свидетель. Ты не могла бы перезвонить через часик?
– Я буквально на минуточку. Я нашла для тебя деньги… Мы не могли бы где-нибудь пересечься?
О, это хорошая новость. Жизнь определенно налаживается.
– Спасибо… Сейчас прикину.
Быстренько, быстренько соображаем. Вообще-то, я, как глубоковоспитанный супермен, должен сначала выслушать предложение дамы, пусть даже одноклассницы, и подстроиться под нее. Тем более, в деньгах интерес мой.
– А где тебе удобно?
– Ну, вообще-то, – с легким смущением ответила Ксюха, – у меня… Часов в девять. Раньше не смогу, на работе зависну. Но, если хочешь, я подойду, куда скажешь…
– Нет, нет… У тебя, так у тебя – не вопрос! В девять буду. – Я не стал возражать, ибо хотел побыстрее закончить разговор и послушать продолжение истории об отравлении устрицами.
Я отключил связь и повернулся в зал. Первое, что я увидел, – злорадное лицо Жанны, убиравшей столик Златы.
От кого угодно, но от Жанны я подобного злорадства не ожидал. Ничего плохого я ей пока не сделал. Остальные, в том числе дети, не скрывали радости. Смеялись и показывали на меня пальцем. Как вы поняли, гостьи в трактире уже не было. Все, что от нее осталось, – две грязные чашечки и солонка с пеплом и окурком. Исчез и «мерседес». Увез на Бали. Такие повороты сюжета заставляют задуматься о диалектике. Не всё то красное, что фэн-шуй, в смысле – наоборот.
Впрочем, стоит ли расстраиваться из-за подобной ерунды? Мало ли кто еще травился устрицами?.. Ну, Ксюха, блин… Умеешь ты раскрасить жизнь.
– Роберт, за кофе ты платить будешь?
– Да. Скидку сделай, как постоянному клиенту. Ты берешь кредитки «МаsterCard»?
Интересно, зачем она все-таки сюда приезжала? Неужели на халяву «экспрессо» попить? Могла бы что-нибудь посерьезней заказать. Жареную кукурузу, например.
И с какой выставки она возвращалась? Не иначе с выставки за дверь. Шаромыжница дешевая.
Остаток рабочего дня я провел в раздумьях, слушая голос сердца и певицу Макsим. А действительно ли была нужна миллионам советских людей перестройка? Все эти реформы, экономические эксперименты, Чубайс?.. Чтобы в один прекрасный момент отвернуться буквально на минуту и тут же узнать свое место.
Да, раньше такое и представить было невозможно. Режим моментально встал бы на защиту простого рабочего человека. Показал бы устриц жареных. Гад ты, Чубайс! Во всем виноват!..
Без четверти девять я предупредил Жанну, что исчезну буквально на полчаса по семейным обстоятельствам, и отправился к Веселовой.
В принципе, если она действительно нашла деньги, не так уж все и плохо. И даже Чубайс не выглядит таким чудовищем.
Она встретила меня знакомой грустной улыбкой.
– Ну, как допрос? Всё узнал?
– Всё. Но хотел бы больше. Однако правда всегда лежит под толстым слоем лжи и лукавства.
– Проходи… Кофе будешь или чай?
По правде говоря, я планировал взять бабки и свалить, но в последнюю секунду одумался. Все-таки она оказала мне услугу, поэтому придется уделить внимание.
– Лучше чай. Врачи запретили мне кофе. Особенно эспрессо. Удушье… Ксюх, у меня минут двадцать всего. От силы двадцать две.
Мы прошли в комнату. Веселова выглядела немного измотанной. Оно и понятно: вечер трудного дня, скандалы на работе, толчея в общественном транспорте, драки, сломанный каблук… Но держалась одноклассница бодрячком. Принесла с кухни электрочайник и принялась колдовать с заваркой. Бутерброды, прикрытые салфеточкой, уже ждали на блюде. Молодец, подготовилась. Только бы не заводила разговоров о достоинствах личности, я тоже измотан.
Я присел на диван, над которым висели металлическая бляха в красном обрамлении – символ фэн-шуя – и несколько разноцветных картонных шестерок. (Цифры, а не никчемные люди, как вы могли подумать.) Из расписной фарфоровой вазы, стоящей на полу, рос бамбук.
По телику показывали программу о здоровье. Кажется, женском.
«Эндопротезирование молочных желез обычно проводится с целью увеличения объема груди, улучшения ее формы и придания упругости. Операция по маммопластике проводится под общей анестезией и продолжается от полутора до четырех часов. При условии, что пациентка здорова, до операции следует подготовить организм к вмешательству – отказаться от приема гормональных контрацептивов, перестать курить и по возможности воздержаться от алкоголя…»
Хм… Тело Анны Семенович живет и побеждает. Самая актуальная в стране тема. Нация должна быть здорова. Я ничего против не имею, здоровье прежде всего, но…
Ксюха, почувствовав дискомфорт, оторвалась от чайника и принялась искать пульт. Нашла подо мной. Переключила канал.
– Ой, мне ж Голубева фотки прислала из Канады. Хочешь, покажу, пока чай заваривается?
Даже не знаю, что и ответить. Посмотреть хочется, узнать, как она сейчас, зажигает ли по-прежнему? А с другой стороны – зачем бередить рану, которая чуть-чуть, но кровоточит. Бередить, понимая, что ничего, абсолютно ничего не изменишь и не поправишь.
Однако любопытство взяло верх.
– Валяй.
Веселова достала из письменного стола потрепанный ноутбук, включила, открыла нужный файл.
Как чувствовал, не надо было соглашаться. Кровь хлынула из раны. Добейте меня, добейте, чтоб не мучался…
Ну, здравствуй, первая любовь…
Фоток было две. На одной Маринка кормила с руки канадскую белку в каком-то уходящем за горизонт парке.
Я мрачно уставился в монитор. Все оказалось гораздо хуже, чем я предполагал. В том смысле, что Маринка расцвела и превратилась в розочку. (Я снова имею в виду не бутылку.) Даже такому напрочь закаменевшему субъекту, как я, приходят в башку красивые метафоры. Как же она… Даже если сделать поправку на косметику…
Самое обидное: ни тени недовольства на челе. Значит, все в порядке, все «олрайт». Значит, счастлива, чего и вам, Павел, желает.
И белочки на нее не нападают. Хоть бы одна подкралась сзади…
На второй фотке она сидела на лавочке в том же парке. С мальчиком лет трех. Сыночек, наверное. (Да уж всяко не дочка!) А фотографировал, видимо, папка.
В башке закрутилась мелодия от «Green Day».
«Разбудите, разбудите меня…»
– Паша, что с тобой? – забеспокоилась Веселова.
Я оторвался от монитора.
– А что со мной?
– Ты же ругаешься… Вслух.
Ох, бл… Прошу прощения, если тоже услышали. Да и не брань это была, а внезапно нахлынувшие чувства. С каждым может случиться. Непроизвольно. Когда они берут верх над разумом. Вот так нахлынут где-нибудь в метро или прямом эфире, а тебя за это на пятнадцать суток. Или вообще в Псковскую область. На выселки. И попробуй, кому чего докажи.
– Извини… Я этого свидетеля долбанного вспомнил… Самое обидное, что он знает, что ты знаешь, что он знает, и…
– Тебе надо почаще отвлекаться от работы. Иначе свихнешься… Так же нельзя… Ну, как Марина? Сильно изменилась?
– Узнать можно, – небрежно ответил я, пряча за спину трясущиеся руки.
Не от пьянства они тряслись, ох, не от пьянства…
– Это ее сын, Максим. Уже на двух языках говорит… Я так рада за Маринку!
А уж я-то как рад…
– Хочешь, твою фотку ей отправим? Я свою уже послала. Она так обрадовалась. Ей там скучновато немного.
А не фиг было…
– У меня нет с собой фотки.
