– Да это не драка… Так, баклан пьяный, к Жанне полез. Пришлось вывести.
Я поднялся с ящика и отряхнул брюки.
– Ксюх… Я вот тебе чего хотел сказать… Помнишь, ты к нам пришла? В отдел?
– Пашенька!!! Вау!!!
Если думаете, что это Веселова, то ошибаетесь. Второй раз за несколько минут меня окликают по имени. Что характерно, опять женщина. Скажете, так не бывает? В этом несправедливом мире бывает всё. Особенно на рынке возле железнодорожной платформы.
Мало того, что окликнула, так, не спросив разрешения, бросилась на шею и впилась в уста мои сахарные. Я еле на ногах устоял.
Догадались, кто это?
Я тоже не сразу догадался, ибо даже лица поначалу не разглядел. Потом, конечно, признал. Дама с редким именем Анжелина.
– Ой, Павлик! Прикинь, зашла сигарет купить, а тут ты!
Ну что за бесцеремонность! Видит же, что стоят люди, беседуют. Подойди, поздоровайся, спроси, не помешаешь ли. На зоне, например, вежливость – первое правило. Попробуй встрянь в разговор серьезных людей – сразу ляжешь в больничку с острым респираторным заболеванием, переходящим в кому.
И ведь не отцепляется! Словно мы пять лет вместе прожили, а не одну ночь на койке пробарахтались. Да и то случайно. Да и то без удовольствий.
– Прикинь, а я-то твой телефон забыла взять! К Гере несколько раз заходила, чтоб узнать, но не заставала! Пашка! Класс! Даже не верится!
Ну чего она орет на всю улицу, словно сорок лет меня ждала? Ну, подумаешь, знакомого встретила…
– Анжелин, погоди…
Не так-то просто оказалось вырваться из ее чугунных объятий. Посложнее, чем толстяка выставить. Джебы здесь не помогут. Только прямой в нос.
Но это запрещено моралью и конституцией.
Уклоняясь от поцелуев, аккуратно разжимаю ее руки, подныриваю у нее под мышкой и оказываюсь за спиной.
Поднимаю глаза на Ксюху. Ее нет. Быстро огибаю трактир, выскакиваю на дорожку. Метрах в тридцати в толпе, идущей с электрички, замечаю ее светло-зеленый сарафан.
– Ксюх, погоди!
Она не оборачивается. Наоборот, как мне показалось, ускоряет шаг.
– Ксюха!
Я пробегаю несколько метров и останавливаюсь. Какой смысл бежать за ней? Она, наверняка, услышала меня, но не притормозила. Что я ей скажу? Извини, пошутил? А это Анжелина, с которой у меня ничего не было, кроме одной пьяной ночи на тахте.
А, вообще, почему я ей должен что-то объяснять? Я имею право на личную жизнь, и никому нет до нее никакого дела. Обиделась? Это не мои подробности. Я ей ничего не обещал и ни на что даже не намекал. А насчет трактира объяснил – внедрен я сюда, внедрен. Служба. Дни и ночи.
– Кто это, Паш? – тоном ревнивой жены спрашивает Анжелина.
– Так… Одноклассница. Тебе-то не все равно?
По последнему вопросу она догадалась, что я не очень рад встрече.
– Паш, ты чего?
Я, не ответив, вернулся в трактир. Она осталась на улице. Тоже обиделась, наверное. Думала, что я от счастья на стены прыгать стану. А я не стал. Пусть радуется, что вообще не послал… Почему все они такие обидчивые?
Жанна вернула меня к жизни.
– Он ушел?
– Кто?
– Урод этот.
– Да… Без проблем…
– Что-то случилось? У тебя вид неважный.
– По уху зацепил… Дай льда.
Настроение окончательно испортилось. Я пытался отмахиваться в глубинах души, мол, ерунда, Ксюха мне никто. Так, случайно оказались в одном классе. Могла оказаться в другом. Но… все равно не чужие люди. И насчет внедрения она вряд ли поверила. Не совсем же дура. Ага, опер, которого, по идее, должна знать в лицо вся местная блатота, внедряется под видом вышибалы в кабак, где эта блатота и гуляет. Для сериала, наверное, сгодится, но по жизни… Бред. Но не Питт.
Сам виноват. Все надо делать вовремя. А теперь наросло, как снежный ком. Одна ложь на другую. Сейчас она придет домой, включит ноутбук и напишет Голубевой, какой я подонок и врун. И фото приложит.
Ну и что? Что-то изменится? Лично для тебя? Да ничего не изменится. Что, позвонит Голубева и скажет: «Эх, ты»? Не позвонит. Поэтому не переживай, Паша, все пучком… Все абсолютно нормально.
Стоит ли Веселовой что-то объяснять? Подумаешь, пошутил. Не убил же кого, не ограбил. Если сама позвонит, объясню. Поймет, не поймет, не мои проблемы.
…Книгу ей не вернул. Вот, хороший повод. Зайду сегодня к ней, занесу. Если начнет колоть – признаюсь, а не начнет, ну и до свидания. Думай, что хочешь. То ли мент, то ли кент. То ли вор, то ли прокурор.
Обидчивые, блин…
Придется пораньше слинять, часиков в девять, после полуночи книгу возвращать стремно. Ничего страшного, сегодня будний день, наплыва не будет. В крайнем случае, сменщику-китайцу Жанна позвонит, он тут рядом, в картонной коробке живет, подскочит.
К Веселовой приду без звонка. Посмотрю на реакцию.
Вернувшись на табуреточку, хотел отвлечься научно-популярным «Плейбоем». Не получилось. Не мог сосредоточиться и вникнуть в суть статьи о последних разработках в области трансмолекулярных нано-технологий. От досады бросил журнал под стойку.
В девять свинтить не удалось. Керим притащил в трактир каких-то нужных для него людей и попросил обеспечить их покой и защиту, пока те будут ужинать.
Ужинали долго, потому что за счет заведения. В десять вызвали такси. Когда укатили, я предупредил Жанну, что отлучусь на часок, и если вдруг в трактире начнется перестрелка, пускай звонит кавказцу Ли.
Сегодня, несмотря на белые ночи, было темно. Грозовые тучи цеплялись за крышу трактира, угрожая не только дождем, но и градом. Поспешу – зонта у меня нет, а идти к женщине мокрым и побитым – дурной тон.
До дома пятнадцать минут спортивным шагом. Надо забрать книгу и надеть вечерний костюм.
Книгу нашел не сразу. Она лежала под тахтой, рядом со старыми носками. Читал перед сном и обронил. (Не носки, конечно, читал, а пейзажную лирику.)
Мать уже спала, ей завтра к шести в таксопарк.
В прихожей нашел старый зонт. Женский, в цветочек. С тремя сломанными спицами. Мужского у нас никогда и не было, надо купить.
Дождь хлынул, когда мне оставалось пять метров до Ксюхиного подъезда. Молния, разрезавшая небо, отразилась в ее окне и заставила меня вздрогнуть. А отразилась она, потому что в комнате было темно.
Неужели легла спать? Или вообще ушла?
Все-таки надо было позвонить.
В подъезде я стряхнул с пиджака капли, пригладил волосы и дважды нажал кнопку звонка. Если нажать один – откроет урод Костик, а его я совершенно не желал видеть.
Ксюха не подошла к двери. Я прислушался и повторил попытку.
Ноль на фазе.
Странно, ведь она говорила, что к ней придет Катя. Может, напились до отключки? Или обкурились? Всякое бывает.
Придется звонить на трубку. Не торчать же под дверью неизвестно сколько. Мне на работу завтра, выспаться необходимо. Отдохнуть душой и телом.
Я поднялся на пролет между первым и вторым этажами, встал возле окна. Дождь лупил по стеклу со скоростью двести пятьдесят ударов в секунду. Вода просачивалась сквозь старенькую раму на подоконник. Думаю, с моим зонтом без трех спиц я далеко не уйду. А если еще и град посыплется, вообще не дойду.
Интересно, как она отреагирует на звонок? Предложит оставить книгу соседу? Или попросит ее подождать? Я не решался нажать на вызов. Даже странно как-то. Подумаешь, делов – позвонить и сказать, что занес книгу. Не мешок же с тараканами? Но почему-то не решался.
Опустил трубку, выглянул в окно. Подожду пять минут. Если не объявится, позвоню. Все равно дождь пережидать.
Молния! Показалось или нет? Светло-зеленый сарафан… Прямо на дорожке. Я приложил ладони к стеклу, надеясь что-нибудь разглядеть. Нет, слишком темно. Треск грома. Еще одна молния. Словно гигантская паутина. Двор как в лучах юпитеров.
Да, это была Ксюха! Она быстро шла к подъезду, обнимая себя за плечи. Без зонта. Сарафан соблазнительно прилип к телу. «У нас конкурс мокрых футболок».
Как чувствовал, стоит подождать. Куда это ее носило? Впрочем, какая разница…
И еще одно вдруг показалось мне. Именно показалось, потому что под дождем, с такого расстояния, даже при свете всех молний сразу этого невозможно разглядеть. Скорее, я почувствовал. Ксюха плакала.
Она зашла в подъезд. Напомню, что освещался он исключительно естественным путем, через окошко. То есть сейчас в нем было не светлее, чем в пресловутой темной комнате, где не сидела черная кошка.
Я включил мобильник и, подсвечивая им ступеньки, спустился вниз.
– Ксюх…
Ее реакция на собственное имя оказалась несколько необычной. Она вскрикнула, закрыла лицо руками и вжалась в стену.
– Не бойся. Это я, Паша. – Я поднес дисплей мобильника к своему лицу.
Она ответила не сразу. Сделала несколько глубоких вздохов, словно выброшенная на берег рыба, затем опустила руки.
– Ты… Ты зачем здесь?
– Книгу занес. Вот… Прочитал уже. Пришел, а тебя нет. Решил подождать…
Дисплей погас, и я вновь нажал кнопочку. Даже при таком освещении было видно, что Веселова явно не в себе.
Я не ошибся. Она плакала.
