— Вы сделаете так, как я прикажу,
— Нет.
Дункэн злобно усмехнулся:
— Вы, наверное, забыли, ведь у нас всегда дело кончается тем, что вы мне повинуетесь?
— Ну и что? Будем считать, что мне это надоело!
— Вы мне заплатите, Патриция, и дорого заплатите!
— Плевать я хотела!
— Кто вам мозги набекрень сдвинул? Девит?
— Возможно.
— Этот тип стал мне действовать на нервы.
— Он говорит то же самое о вас!
— Правда? Ну что же, я постараюсь больше ему на нервы не действовать. Можете на меня рассчитывать!
— Питер не из пай-мальчиков!
— Я тоже. Но речь не об этом. В данный момент мне нужны пять тысяч фунтов, которые таскает с собой этот идиот из Томинтоула.
— Ну и попробуйте их у него забрать!
— Этим займутся другие, начиная с вас.
— И не рассчитывайте!
— А вот посмотрим...
Дункэн вернулся в кабинет с печальной миной:
— Мисс Поттер весьма сожалеет, мистер Макнамара, она чувствует себя слишком усталой и не может присоединиться к нам. Она просит извинить ее...
Шотландец громко вздохнул:
— Передайте ей, я буду плохо спать, зная, что ей не-можется. Я ее так люблю, эту крошку... Ладно, что поделаешь! Но я вернусь. Спокойной ночи, джентльмены.
— Минутку, мистер Макнамара! Я еще не завершил своей миссии. Мисс Поттер просила передать, что она с удовольствием поужинает вместе с вами завтра, если, конечно, это вас устраивает.
— То есть как? Но ведь ужин... а как же ее выступление?
— Завтра мы не работаем.
— О, тогда это прекрасно!
— Мисс Поттер еще сказала, что хотела бы встретиться с вами в «Старом капитане» в восемь — восемь тридцать.
— «Старый капитан», а где находится эта шарага?
— В очень живописном квартале, Биллингзгейт, там, где рыбный базар.
— Я бы не сказал, что обожаю рыбу, но ради мисс Поттер готов заглотнуть все что угодно.
Телефонный звонок прервал разговор. Это Том, швейцар, спрашивал, можно ли запирать и гасить огни у входной двери. Заодно он сообщил, что засек инспекторов Блисса и Мартина, которые вроде бы поджидают кого-то. Поколебавшись минуту, Дункэн приказал Тому закрывать. Шотландский джентльмен пусть выйдет через заднюю дверь, через которую обычно поставщики завозят продукты. Положив трубку, Джек обратился к Макнамаре:
— Том предупредил меня, что рядом бродят подозрительные типы... Учитывая, какую сумму вы носите с собой, может быть, вам следует задержаться?
Шотландец расхохотался:
— По-моему, я способен защититься!
— Как угодно... Я надеюсь, что мы еще получим удовольствие от встречи с вами!
— Наверняка, старина!
Когда он открывал дверь, крепко держа одной рукой свою волынку, Том предупредил:
— Будьте осторожны, сэр.
— Не берите в голову, старина!
Однако перед тем, как выйти на улицу, человек из Томинтоула все-таки проявил осторожность. На какой-то момент укрывшись в тени открывшейся двери, он чуть-чуть высунулся, чтобы поглядеть, свободен ли путь. Тем временем Блисс и Мартин поняли маневр шотландца и, учитывая такой поздний его выход, были убеждены, что он, должно быть, выносит что-то весьма ценное. И вот, когда Макнамара оказался в пределах их досягаемости, они разом набросились на него. Дункэн и Девит наблюдали за ним через ставни окна кабинета, да и Том имел возможность не упустить ни одной подробности разыгравшейся сцены. Блисс так и не понял, что с ним случилось и как он очнулся после того, как врезался в угол какого-то дома. Что до Мартина, то он, получив чудовищный удар под ложечку, бухнулся на мостовую и с трудом пытался продохнуть. Хохот Макнамары взвился в воздух лондонской ночи. Спрятавшись за ставнями, Дункэн и Девит смотрели друг на друга с одинаковым изумлением. Том едва сдержал восторженный вопль болельщика. А наш шотландец, желая возвестить о своей победе над столичной вшивотой, взялся за волынку и заиграл колыбельную «Спите сном спокойным...», направляясь в сторону «Шик-модерна». Это он сделал зря, потому что Блисс, придя в себя, схватился за свисток и издал пронзительный и длинный свист. Полисмены, патрулирующие неподалеку, примчались и настигли человека, которого им показали инспектора. Это было вовсе нетрудно, тем более что Малькольм со спокойной совестью никуда не торопился. Когда бобби окружили его, он вполне миролюбиво поприветствовал их и не оказал никакого сопротивления.
В Ярде инспектора, несмотря на откровенное желание взять реванш, были вынуждены констатировать полную невиновность своего победителя. Перед тем как наброситься на шотландца и тем более арестовать его, они обязаны были предъявить свои полномочия, а посему признали, что герой из Томинтоула имел все основания обороняться. Когда у него спросили, почему он так долго проторчал в «Гавайских пальмах», он рассказал о своей внезапно вспыхнувшей страсти к Патриции Поттер и тут же начал с восторгом описывать ее прелести. Блисс остудил его пыл:
— Послушайте меня, мистер Макнамара, вы, безусловно, отличный парень, но примите мой совет: покупайте машинки для стрижки овец и возвращайтесь на всех парах домой!
— Без Патриции?
— Эта девица не для вас. Начнем с того, что она живет с этим подонком Джеком Дункэном. И потом, мы ее подозреваем в причастности к убийству одного из наших коллег.
— Этого быть не может, старина!
«Старина» поморщился от такого фамильярного обращения.
— Вас не затруднит называть меня инспектором?
— Ни в коем разе, старина!
Блисс бросил возмущенный взгляд на Мартина, который с трудом сдерживал смех. Малькольм же ничего не замечал, весь поглощенный мыслями о Патриции.
— Уж я-то знаю, какая она... Ей не нравится ее жизнь.
— Так что же она ее не изменит?
— Она боится Дункэна.
— Пусть подаст жалобу!
— И вы уверены, старина, что сможете ее защитить?
— А вы?
— Что я?
— Вы не способны сами ее защитить?
— Вот что я вам скажу, старина. Если я всерьез обозлюсь и дойду до точки, то убью этого Дункэна, а заодно и того грязного типа, который отирается около него. Но я не хочу окончить жизнь на виселице и доставить моей матушке горе. Не говоря уже о том, что мне самому это не больно-то нравится...
— Тогда возвращайтесь в Томинтоул.
— Только с Патрицией.
— Ну, что же, по крайней мере, вы не можете сказать, что вас не предупредили.
Сам Блюм не пожелал отправляться спать, пока не узнает, выгорело ли это дело и получит ли он свои проценты. При виде шотландца он чуть не подпрыгнул, но еще больше его поразила довольная мина на лице постояльца, который весело его поприветствовал:
— Вы еще не легли, мистер Блюм?
— Я... я волновался... вы задержались. Я боялся, как бы вы не заблудились.
— Как раз наоборот, старина, это меня атаковали два типа, и мне пришлось их малость пристукнуть для собственного спокойствия.
— А кто... кто же были... эти люди?
— Инспектора полиции.
— Что-что?
— Но только как я мог предположить, кто они есть, как по-вашему, старина?
— А... а после?
— После, само собой, они позвали других шпиков... да, честно говоря, эти парни не больно-то спортивные, верно? Ну и мы оказались в Ярде, а там пришлось объясниться... И знаете, что они мне посоветовали?
— Нет.
— Возвращаться в Томинтоул.
— Правда?
— Ну я им объяснил, что не вернусь в Томинтоул без Патриции!
— Моей племянницы?!
— Вы великий шутник, старина, верно? А что до Патриции, то я ее люблю, а остальное не имеет никакого значения...
— Но вы едва знакомы с ней!
— Ну и что?
— А вы сказали о своих планах Патриции?
— Я у нее даже руки попросил на глазах у всего зала в «Гавайских пальмах».
— С какой стати именно там?
— Потому что я там расхаживал и играл «Сотню деревенских дудочек».
— Это, наверное, привело в восторг Дункэна?
— Да, все там меня оценили, кроме Патриции. Она меня лупила по башке.
— По башке? Почему по башке?
— А потому что я ее носил на своем плече. Спокойной ночи, старина.., Я не жалею, что уехал из Томинтоула... В Лондоне здорово веселятся.
Затуманенным взглядом Сэм смотрел, как поднимается по лестнице этот странный шотландец, который измордовал инспектора Ярда, играл на волынке в «Гавайских пальмах» и носил Патрицию у себя на плече. Патрицию, с которой Дункэн не спускал глаз!
На следующий день, в восемь часов вечера, Малькольм Макнамара вошел в ресторанчик «Старый капитан», нисколько не обратив внимания на трех мужчин, которые не отрывали от него глаз. В самом деле, это были три крепких проходимца — Блэки, Торнтон и Тони, которые внимательно изучали свою жертву и уже жалели о том, что не стребовали с Дункэна вознаграждения пожирнее. Пока шотландец выбирал, за какой столик ему сесть, Тони прошептал: