— Не очень. .
— Вот, к примеру, если пастор говорит вам о Господе Боге... Он же и не собирается его описывать... Господь Бог живет в нем целиком и полностью, и, если бы у него спросили о Боге, ну, я имею в виду его внешность, он бы тоже не знал, что ответить... Я, например, смогу рассказать ребятам только вот что: ее зовут Патриция, и этим все сказано. Если они заржут, я дам в морду одному-второму, и тогда остальные мне поверят, потому что знают меня и им известно, что я никому зазря в рожу не дам.
На какое-то время он замолк, а потом начал:
— Томинтоул, ну что там? Холмы и скалы... овцы... куча овец... ручьи всегда с ледяной водой... и сильный ветер, который обтесывает мой край из конца в конец... и радость топать одному посреди этого ветра... Вот такой Томинтоул... — И смущенно добавил: — Вы думаете, вам там не понравится?
— Не думаю... — Она говорила чистосердечно. — Но это невозможно.
— Вы боитесь, да?
— Да.
— Дункэна?
— Да.
— И напрасно, потому что я рядом.
— Бедный мой Малькольм...
Как только Девит вошел в кабинет Дункэна, его прорвало:
— Вы что, не можете меня оставить в покое хотя бы один вечер в неделю?
— Звонил шеф.
— Ну и что? Я презираю типов, которые прячутся!
Джек посмотрел долгим взглядом на своего помощника:
— Питер, я не знаю, что вас разбирает в последнее время, но вы идете по опасному пути... Кстати, я полагаю, вы не устали еще жить?
— С чего это вы мне задаете такие вопросы?
— Потому что если бы шеф узнал о вашем состоянии духа, то он недорого дал бы за вашу шкуру.
— А может быть, уже заодно, именно вы меня и уберете?
— Почему бы нет?
Девит ухмыльнулся:
— А вам не кажется, что я способен себя защитить?
— Нет... Девит, вы убийца, самый обыкновенный убийца, и никто больше. И переварите это своими хилыми мозгами! Самые тупые люди — это убийцы... Итак, подчиняйтесь и заткнитесь, на большее вы не способны.
Питер, сжавшись в пружину, рявкнул:
— Сука!
Хладнокровно Дункэн вмазал ему тыльной частью руки по губам.
— Чтобы вы научились уважать вышестоящих, Девит.
— Клянусь, я...
— Хватит! Инцидент исчерпан, но напоминаю вам, что это уже второй за двадцать четыре часа. Третьего не будет. А теперь извольте слушать: звонил шеф. Десять кило чистого героина лежат в порту и ждут, когда их заберут.
— Десять кило!
— Поступление, какого не было уже давно. Можно получить красивый навар, даже если поделиться... но только это опасный номер. Тот, кого застукают с таким количеством наркотиков, может распрощаться со свободой до конца своих дней...
— Надо думать.
— Шеф велит поторопиться.
— Вот пусть сам и идет.
— Вы опять за свое, Девит! Кстати, то, что вы говорите, — чушь собачья, ведь если он сам возьмется за дело, нам ничего не достанется.
— Согласен. Но на меня не рассчитывайте.
— Я знаю. Ведь мы под колпаком у шпиков... А вот если мы найдем такого лопуха, который бы взялся оказать нам эту услугу, то вы могли бы взять на себя его охрану и... заодно и надзор?
— Само собой.
— Ведь жалко же будет, если нашему лопуху придет в голову все себе прикарманить. Увы, по всему Объединенному Королевству развелось полно проходимцев, не уважающих правила игры и готовых закупить товар, не интересуясь, чей он.
Девит согласился:
— Полное отсутствие морали.
Патриция совершенно не замечала, как бежит время. Нескладные речи шотландца напомнили ей ее первых вздыхателей в родной уэльской деревне: такое же смущение, неуклюжесть и искренность и та же наивность при полном непонимании мира. Но ведь и она сама тогда не знала этой жизни и ее жестких законов. Сегодня все было совсем иначе. Сквозь голос Малькольма ей слышались голоса то Дэфида, то Энерина, то Гвилима, то Овейна...
И пока Макнамара разливался соловьем о прелестях Томинтоула, молодая женщина с глазами, полными слез, снова видела свою родину с ее зимами и веснами, которые, казалось, никогда не кончатся, И только когда Патриция подняла голову, чтобы улыбнуться своему спутнику, она заметила людей Дункэна. Лицо Торнтона напомнило ей а кого-то из окружения Джека. А по выражению лиц двух других она поняла, что это как раз те типы, которым было поручено выпотрошить шотландца. И тут в ней все взбунтовалось. Она не желала смириться с тем, что в ответ на нежность, пусть и нескладно выраженную этим большим ребенком, она должна сдать его в руки убийц. Но-с какого боку взяться, чтобы не вызвать подозрения у тех, кто не преминет доложить обо всем Джеку? Она безуспешно искала выход. А тем временем Джим ля Шуэтт объявил присутствующим:
— Господа, мы закрываемся...
Все клиенты вышли беспрекословно. Троица отправилась в засаду на Клементс-лейн, куда мисс Поттер должна была препроводить шотландца под предлогом небольшой прогулки после ужина. Патриция тянула время как могла, но в конце концов настал момент, когда нужно было освободить помещение. Как приговоренный к казни, она пыталась «надышаться перед смертью», и вдруг стала нахваливать Джиму прелести его кухни, а старый Джим, не очень-то привыкший к любезностям завсегдатаев рыбного базара, смущенно потупился, как девица, которую расхваливают за добродетель. Он не захотел остаться неблагодарным, пожелав большого счастья такой симпатичной паре, и, подмигнув, с видом знатока, который не попадет пальцем в небо, обратился к мисс Поттер:
— Мадам, вы можете быть спокойны за своего мужа... Я редко встречал людей такого отменного класса, да еще с таким аппетитом! И судя по тому, как он любуется вами, каждому ясно, что такого влюбленного не просто найти! С вашего позволения, мадам, скажу, что вам обоим чертовски повезло, и я желаю вашему малышу, чтобы он был таким же красавцем, как его папа и мама... — Ну, и поскольку Джим был не дурак пошутить, он добавил:
— ...Но все-таки, чтобы он был нЬ так прожорлив, как его папа, ведь во всем Объединенном Королевстве не сыщешь семьи, которая бы могла каждый день прокормить двух таких едоков!
И он захохотал, Малькольм за ним, а бедная Патриция, с комом в горле, не могла простить хозяину «Старого капитана», что он расписывал тот мир, который был для нее закрыт.
Стоя на пороге, шотландец взял под руку свою спутницу и прошептал:
— Вы видите, дорогая, что должны поехать в Томинтоул?
Вместо ответа молодая женщина уткнулась лицом в его руку (его плечо было слишком высоко для нее) и всплакнула, чтобы хоть как-то разрядиться. Он подождал, пока она поплачет, а потом нежно спросил:
— Вы плачете просто так?
— Будем считать, что я плачу от нашей скорой разлуки... Вы отправитесь в Томинтоул... А я вернусь туда, где все ненавижу... После встречи с вами я буду еще более несчастной, чем раньше...
— Так поехали со мной.
— Это невозможно, Малькольм... Я не хочу, чтобы с вами стряслось несчастье...
— Вы и вправду думаете так, как мне сказали?
— Клянусь вам!
Он обнял ее еще крепче и успокоил:— Так зачем себе морочить голову? Мы еще увидимся, крошка...
Теперь Патриция решила: пусть Дункэн подвергнет её любым пыткам, но она ни за что не поведет своего спутника на Клементс-лейн. В конце концов, пусть Дункэн лучше ее убьет, чем влачить ту жизнь, которая ей предстояла... Но как раз тогда, когда она хотела предложить поймать такси, шотландец спросил:
— Если вы не очень устали, дорогая, давайте немножко пройдемся... Все-таки Лондон, ночь, в этом что-то есть, правда?
И не дождавшись ответа, он повлек ее за собой. Патриция покорилась. Она была фаталисткой, и у нее больше не осталось сил сопротивляться. И когда Малькольм свернул на Клементс-лейн, она усмотрела в этом перст судьбы, которой уже не вольна была противиться. Не в силах произнести больше ни слова, она шла вперед в состоянии почти полного отупления. И все-таки каждая клеточка в ней была настороже, она больше почувствовала, чем увидела, три тени у входа в подъезд какого-то здания. Она встала как вкопанная. Удивленный Малькольм' спросил, что с ней.
— А что вы такое носите за собой в этом чехле, Малькольм?
— Свою волынку.
— На которой вы играете в Томинтоуле в честь той, которую любите?
— Совершенно верно.
И тут мисс Поттер озарила мысль, которая развеселила ее вопреки всем страхам.
— Ну тогда вы не вполне искренни со мной, раз до сих пор не устроили концерт в мою честь!
— Кроме шуток, вы бы хотели?
— Прошу вас.
Не мешкая, Макнамара вынул свою волынку и завел мелодию «На далеких островах Америки». В лондонской ночи Эти гнусавые звуки отозвались долгим эхом, и молодая женщина улыбнулась, представив себе рожи убийц, которых этот концерт должен был повергнуть в полный ужас. И вот уже вскоре пооткрывались окна, полетели проклятия, посыпалась брань, но шотландцу было хоть бы что, и он задудел во всю мощь. После «На далеких островах Америки» он завел «Не бойся, это всего лишь маленькое озеро», что вызвало целый взрыв воплей у жителей квартала. Людишки Дункэна не посмели наброситься на эту парочку на глазах у толпы свидетелей, а как раз это и было нужно Патриции. Полицейская машина прибыла именно в тот момент, когда Малькольм заканчивал свой концерт торжественной мелодией «Герои нашей армии».
