— Давай по-хорошему! — Формула, миллионы раз употребленная и все же при полной неопределенности сохранявшая убедительность.
— Ты нам раз хорошо, мы тебе — сто! Как ты его знаешь? Откуда он? Симферопольский?
Вопросы повисали в воздухе, но в позициях явно ощущался сдвиг.
— Как вы с ним договорились? Ты будешь звонить? Или условное место?
Игумнов закурил. Такие расколы могли превратить его — здорового мента — в инвалида.
— Да нигде мы не договаривались! — буркнул шулер.
Лед тронулся.
— Курить будешь? — Цуканов — старая школа розыска — подчеркнуто льстил. — Вот… Прикуривай! — Он зажег зажигалку, сам поднес.
Лед шел трещинами.
— Деньги эти… Тысяча… Ты у старухи взял?
— Он мне дал!
— Почему?
— Он же знал: я без денег! — Катала затянулся.
— Знакомы давно?
— В вагоне и познакомились!
— А как отдавать?
— В Симферополе меня любой покажет…
— Денег у него много?
— Он проиграл их… Каталам! В поезде!
— Сколько?
— Банк, по-моему, был сто тысяч.
Цуканов спешил с вопросами. Ментовское унижение было корыстным.
— А те каталы откуда были?
— Я их не знаю. Сборная. Один — коренастый, в ковбойке. Второй очкарик.
— А он, который с тобой… как был одет?
— Костюм джинсовый…
Лимит на вопросы подходил к концу.
— Ты его проводил? На чем он уехал с вокзала? В такси?
— В такси или на машине, иномарке… — В ответах иногда мелькали неожиданные подробности. — Машины стояли в переулке. Там и кенты его были. Я не подходил. Человека четыре…
— Какими деньгами он расплачивался, когда проигрался?
— С каталами? Сотнями! По десять штук в пачке. Девять и десятой обернуто…
— Новые купюры?
— Такие, как эти.
Можно было задать еще два-три вопроса. Каждый следующий ответ должен был принести очко. Никакая игра уже не могла ничего сделать. Повторить эффект было невозможно. Игумнов все-таки задал свои вопросы:
— Что за иномарка его встречала?
— Японская. «Тойота»-пикап…
Качок вдруг обернулся к Игумнову:
— Что бы ты сделал со мной в лесопосадке, начальник? Если бы мы поехали… Повесил бы на суку?
От простого этого вопроса всем стало не по себе.
«Опасно играем!»
Игумнов не ответил. Он уже знал: Голубоглазый не имеет отношения к кражам, поездной вор другой — в джинсовом костюме, с лицом, которое чуть блестело, словно смазанное кремом…
— Он сказал, куда едет?
— Сегодня? Под Тулу. Ненадолго. Сейчас уже, наверно, возвращается. Все, начальник! — задержанный закрутил головой. — Больше не спрашивай — не знаю!
— Как его кличка? Сейчас ты мне скажешь и уедешь…
— Кличка? Пай-Пай!
Пай-Пай проснулся внезапно, как от толчка.
С ним уже бывало такое. В мгновенье оценил обстановку.
«Контора…»
В ту же секунду в купе застучали металлическим.
— Откройте!
До Москвы оставалась еще ночь. Фирменный Новосибирск — Москва шел, казалось, без остановок. В купе с Пай-Паем ехали еще двое мужчин и женщина. Пока приходили в себя, дверь отперли снаружи. На пороге стояла целая делегация: железнодорожные менты, проводницы. Своя и чужая.
— Минутку…
Не извинились. Включили свет. Своя — похожая на водяную крысу — объяснила ментам:
— Все едут с конечного пункта. До Москвы…
Пай-Пай зевал.
Милиция в данный момент не представляла для него угрозы.
«Деньги старухи проиграны…»
Незнакомый шулер — коренастый, в ковбойке, бойкий на язык, с «золотыми по локоть» руками — вместе с напарником-студентом обчистил его в несколько минут сразу за Шарьей…
«Все эти книжечки, карточки вместе с бумажниками выброшены…»
Про авторучки, взятые в вагоне «СВ», Пай-Пай не вспомнил.
«Пусть ищут! Ничего нет: пустые карманы…»
Искать не стали.
Чужая проводница обыскала купе глазами:
— Нет его! Тот — черный… Узбек или казах. А глаза голубые. Я говорю: в Шарье ушел!
Так же, не извинившись, не выключив свет, ушли.
Сосед с нижней полки высказал предположение:
— Кто-то сбежал! Тут кругом колонии…
— Давай спать!
В купе было душно. Ехали со спущенной шторой, с запахом несвежего белья и дорожной снеди.
Пай-Пай словно сутки не спал — уснул с ходу.
В Ярославле транспортная милиция появилась еще раз. В городе размещалось Управление внутренних дел Северной дороги. Пассажиров подняли снова. Сосед больше не сомневался:
— Кто-то сбежал!
В Ярославле с ментами пришли двое штатских. Переписали данные с паспортов. Контору сопровождали все те же проводницы.
«Хоть бы придумали чего поновее…»
Пай-Пай больше не смотрел в их сторону. Страшное желание сна накатилось необоримо. Не дождавшись, пока менты уйдут, подсунул выше сиротскую, на рыбьем меху, подушку. Выспаться в поезде так и не удалось. Прибывали рано. Еще раньше, примерно часа за два, пассажиры начали умываться, сносить в служебку белье. Копошиться с вещами. Похожая на крысу проводница не очень-то себя затрудняла. Из каждого купе потопали в служебку транзитные — брать билеты. Пай-Пай заснул снова — в Москве проводница едва его добудилась:
— Мне же белье сдавать!
— Да ладно…
Пай-Пай спрыгнул с полки, сдернул с вешалки куртку. С кейсом в руке вышел в коридор. Пассажиров в вагоне уже не было: открытые купе, поднятые полки.
— …Город пяти морей… — задушевно хрипело радио. — Крупнейший в стране центр транспортного машиностроения и тонкой химической технологии…
Дверь в соседний вагон оказалась открытой. Пай-Пай привычно все замечал. Проводники, как правило, старались перекрывать тамбуры, не допускать хождения по составу на конечных пунктах. Пассажиры — особенно с большим количеством вещей — выносили часть сумок и чемоданов на перрон, часть оставляли в вагоне…
«Нашему вору — все впору…»
Он двинул прямиком по составу, но ничего интересного для себя не обнаружил.
«Пустота! Проводники успели все осмотреть!»
Перед штабным вагоном его догнал катала из симферопольской бригады — они познакомились с вечера. В схватке с конкурентами крымчан рассеяли, едва не вышибли дух, теперь картежники добирались разными поездами — кто как мог.
— Привет, — сказал катала.
Дальше идти по составу не имело смысла, Пай-Пай свернул в тамбур. На платформу вышли вместе. И неудачно. Бригадир поезда — аккуратный, с комсомольским значком, с зеленой повязкой на рукаве — подозрительно-запоминающе глянул в их сторону. Пай-Пай вспомнил, что видел его ночью, во время ментовских хождений.
«Пора свалить по-хорошему…»
На платформе симферопольский катала не отставал; положение его было краховое — без друзей, без денег! Пай-Пай достал две последние, оставшиеся от старухи-пассажирки пачки сотенных, поделил пополам.
— Держи! В Крыму рассчитаешься… — В Симферополь, как когда-то в Рим, сходились все дороги.
Катала обрадовался:
— Спасибо. А может, поработаем в Москве? Я, вообще-то, свободен…
Пай-Пай ухе протягивал руку, прощался.
— Меня ждут в Туле…
— Ты — тульский?
— Да нет! — Пай-Пай улыбнулся. — К вечеру вернусь.
— А я еще похожу здесь. Может, кого-то встречу!
— Давай.
Простившись, Пай-Пай сразу забыл о нем. У выхода с вокзала стояло несколько сверкающих лаком новеньких машин: кого-то встречали.
«Сейчас застревать здесь никак нельзя!»
Площадь трех вокзалов держала новая подмосковная группировка — Пай-Пай в нее не входил. Здешняя контора могла оказаться весьма опасной для чужака. Он шел не оглядываясь. Район был неприютный, безучастный: громадные дома, каменные лабиринты. Лейтенант с Командой должны были встретить на пустыре за домами. Пай-Пай знал район. В конце квартала, сбоку, открылся переулок; Пай-Пай с ходу нырнул в него, проход сквозь арку вел в следующий — короткий, выглядевший тупиком. С домами, предназначенными на слом.
«Все на месте…»
Еще издалека в глаза бросились припаркованные у тротуара машины, люди. Пай-Пая уже ждали. Перламутрового цвета японская «Тойота»-пикап с правосторонним рулевым управлением, такси — Команда. Лейтенант сделал несколько шагов навстречу. Они обнялись.
— Сейчас отгоним такси… — Командой руководил Лейтенант, Пай-Пай только примыкал к нему, предпочитал самостоятельность. — И можно выезжать!
Цель поездки намечена была заранее: магазинчик на окраине Тулы — представительство теневика из группировки Белой чайханы. Магазинчик был не из особо посещаемых. В небольшом торговом зальчике предлагали трикотаж — дешевую выработку подпольных промышленных цехов. Это был фасад. Основные дела, связанные с Белой чайханой и ее деятелями, вершили в директорском кабинете, в глубине всегда полупустого заведения. Когда они появились, покупателей в зальчике не было. Две овцы — бесцветные, средних лет — о чем-то болтали, не останавливаясь, как заведенные.