я лицом чувствовал исходящий от нее жар. Ничего, кроме этой лампы и сверкающего кружка отражателя вокруг нее, я увидеть не мог.
Мне не было страшно. Я чувствовал злость за то, что позволил ударить себя по затылку. Злость в первую очередь на самого себя. Как же я так прошляпил? В первую очередь сказался маленький опыт уличных драк. Вернее, практически полное отсутствие такового. На ковре я бы так просто не дался. Но и противник мне, надо полагать, попался достойный. Все-таки сколько их было, один или двое?
– Очухался?
Я утвердительно замычал и покачал головой. Из темноты появилась рука в черной вязаной перчатке и выдернула из моего рта кляп, оказавшийся скомканной грязной тряпкой.
Я сплюнул скопившуюся слюну и тут же получил по загривку:
– Не плюйся!
Значит, сейчас со мной, как минимум, двое. Наверное, и на улице их было столько же. Тогда, в «Сказке», я уделал троих. Потому что был готов к драке. И потому, что защищал Ингу. На улице я лопухнулся, но если бы сейчас удалось развязаться, я бы не подкачал. Я бы никому не позволил ударить себя по затылку и разорвал бы тех, кто подошел спереди. Потому что слишком унизительно сидеть связанным, с тряпкой во рту. И потому, что мне надо отыскать Ингу.
Я чувствовал, что ее исчезновение и нападение на меня связаны между собой.
Может быть, она где-то рядом? В соседней комнате?
Я напрягся, проверяя на прочность узлы и веревки. Это было замечено, и я получил еще одну затрещину, вызвавшую всплеск боли в раскаленном затылке.
– Пусть дергается. Не трогай его, Дёма… пока.
Это сказал тот, кто стоял где-то спереди и вынимал у меня кляп. Я вспомнил руку в черной перчатке и рукав выцветшей куртки. Вспомнил и мысленно выругался. Я должен был раньше сообразить! И цвет, и фактура ткани были мне знакомы. В таких куртках, или, как их еще называли, бушлатах, ходили некоторые офицеры в нашем военном городке. Это была новая форма, которую называли «афганкой», «эксперименталкой» или «песчанкой». В основном ее носили те, кто побывал «за речкой».
Значит, меня захватили товарищи Добрынина. Менты для них не авторитет, так что мое освобождение не произвело впечатления. Может, я откупился, решили они. А может, умело спрятал концы в воду. Скорее второе, потому что от обвинения в убийстве вряд ли можно так просто отделаться, дав следователю на лапу. Значит, менты просто не смогли меня расколоть. Слишком интеллигентно действовали, вот и не получилось. Надо исправить недоработку и передать меня в руки властям. Или, что скорее всего, закопать в ближайшей канаве.
Мастер встречался с кем-то из лидеров «афганцев». Поскольку он и сам пользуется авторитетом в этой среде, была достигнута договоренность не трогать меня. Мастера обманули? Вряд ли, скорее всего, эти черти решили действовать на свой страх и риск. В таком случае меня наверняка закопают вне зависимости от того, смогу ли я убедить их в своей невиновности.
– Понял, чего нам от тебя надо?
– Догадываюсь.
– Это хорошо, что догадываешься. Но я тебе на всякий случай подскажу. Нам нужна правда. Полная правда. Не та лажа, которую ты в ментовке прогнал, а то, как оно было на самом деле. Как, почему и куда ты дел краденое. От того, что ты нам расскажешь, будет зависеть, что мы с тобой сделаем. Понял меня?
– Ты убил нашего боевого товарища, – вступил Дёма, который стоял где-то сзади меня. – Мы с ним в разведку ходили, а ты…
– Погоди, – остудил его первый. – Дай человеку сказать. Может, ему есть чем оправдаться.
– Да какие тут, на хер, могут быть оправдания! – Дёма взорвался. – Не хер с ним разговаривать! Он тебе по ушам будет ездить, ты чего, не врубаешься?!
– Уши можно отрезать, – спокойно констатировал первый, и перед моим лицом снова появилась рука в черной перчатке. Теперь она держала нож – длинный, узкий, со змеящимися по клинку арабскими письменами. Я не к месту подумал, что таким же трофейным ножом, наверное, был зарезан Добрынин.
– Уши можно отрезать, – повторил первый, поигрывая ножом таким образом, чтобы лезвие отражало электрический свет мне прямо в глаза. – С головой вместе…
Рука исчезла так же быстро, как и появилась. Я снова не видел ничего, кроме электрической лампы и отражателя.
– Я его не убивал.
– Та-ак…
– Я его вообще один раз в жизни видел, когда он в кафе приходил. У меня с ним никаких дел не было.
– А зачем он в кафе приходил?
По тону, которым был задан вопрос, можно было понять, что они осведомлены и о «Сказке», и о моем роде занятий в этом кабаке.
– Понятия не имею…
– Я же говорил, он тебя грузить будет. – Дёма треснул меня кулаком по затылку и тут же рубанул ребром ладони по шее.
Удар был выполнен мастерски. Я не лишился сознания, но на какое-то время оказался как будто парализован, а волна жгучей боли прокатилась по всему телу. Я заскрежетал зубами, перед глазами вспыхнули и завертелись оранжевые круги. Когда боль отступила, я почувствовал тошноту. Я с трудом подавил приступ рвоты и замер, боясь пошевелиться. По моему лицу крупными каплями стекал пот.
Я опять увидел руку с ножом. Она медленно приближалась. Я начал отклонять голову и уперся в жесткую спинку стула. Лезвие прикоснулось к глазу, и я застыл. Забыв о рвоте, я боролся с дрожью, которая, начавшись с нижних конечностей, быстро подобралась к голове. Нож продолжал оставаться у глаза. Клинок ярко блестел, я чувствовал, как холодная сталь давит на кожу. Мне казалось, я так сильно трясусь, что сам напорюсь глазом на лезвие. Или подо мной развалится стул.
Нож скользнул от уголка глаза вдоль носа, прошел по скуле и, обогнув подбородок, приблизился к шее.
Состояние человека передавалось через оружие, которое сжимала его рука. Я чувствовал, что ему очень хочется перерезать мне горло, но это, по его мнению, слишком просто для меня. Слишком легко.
Как только я об этом подумал, нож исчез. И в ту же секунду из темноты вылетела нога в тяжелом ботинке. Каблук угодил мне под ребра. Не будь я привязан, я бы со стула слетел. А так я качнулся вместе с ним на задних ножках и получил от Дёмы удар локтем в основание черепа.
Они надели мне на голову противогаз и стали пережимать шланг.
Я думал, что смогу достойно выдержать пытку. Я же тренировался в задержках дыхания. И я был уверен, что они обязательно снимут противогаз, когда я начну по-настоящему задыхаться.
Я ошибся. Тренировки оказались далеки от действительности, а снимать противогаз они не торопились. Я мычал и орал, я дергался, я раскачивал стул. Будь веревки немного послабее, я бы их обязательно разорвал. Я пытался прокусить маску противогаза, но зубы не могли сжать скользкую резину. Стекла маски быстро запотели, и яркий свет лампы теперь не ослеплял.
А может, это у меня в глазах потемнело.
Когда я уже решил, что сейчас мне наступит конец, они сняли противогаз. Я хрипло задышал полной грудью. Я никогда не думал, что воздух может быть таким вкусным! Я глотал его ртом и носом и не мог надышаться. Из глаз текли слезы. Я проморгался, и свет электрической лампы снова стал ярким.
– Тебе нравится? Это только начало, – сказал тот, кто стоял в темноте спереди, и я увидел приближающиеся к моей голове руки с противогазом.
Я заорал и изо всех сил оттолкнулся ногами. Дёма не успел меня поддержать, я завалился на правый бок, ударившись головой о деревянный пол. Маневр
