здоровьем? Закаляетесь и бегаете. Добавляю: и вам начхать на грипп, которым болеет полгорода. Вы любите свою жену? Обожаете. Добавляю: и все для нее, а других хоть не будь…
Не парадокс ли? Идея, работа, здоровье, любовь… А на практике эгоизм идеи, работы здоровья и любви. Но никакого парадокса нет, – все мы эгоисты. Других людей нет и быть не может.
С л е д о в а т е л ю Р я б и н и н у. Есть люди, которые щеголяют своим неверием ни в бога, ни в черта. К таким людям относилась и я. Помню, в детстве, в начале войны, огненная стрела упала за деревней, под обрыв. Мы бегали смотреть. И вот фашисты дошли только до этого обрыва, а дальше не смогли. Ну, это так.
У меня был сын, хорошо учился, бойкий. А в последнее время стала я замечать… Он и рассказал: видится ему женщина с белыми распущенными волосами. То в углу, то за дверью, то в окне. Идем как–то двором, а он и кричит: «Мама, вот она, вот». – «Сынок, да тут никого нет». – «Да вот же стоит». Горе мое…
Сын пошел купаться и не вернулся. Упал под мост. Выходит, что видел он свою смертушку.
Уважаемая гражданка Вычужанина! Скорее всего, у вашего сына было какое–то психическое расстройство. Видимо, оно порождало не только видение, но и привело к несчастному случаю.
Инспектор шел меж загонов, поеживаясь от запаха. Бычки волновались мычали, постукивали копытами насупленно следили за ним. Заволнуешься – с родных–то ферм да на мясокомбинат.
Он остановился у изгороди. Бычок, а может быть, юная коровка просунула ноздреватую морду между реек и втянула воздух, словно решила засосать этого человека в светлом плаще. Инспектор непроизвольно похлопал по карману, хотя знал, что хлеба там нет. И вот этим бычкам Калязина внушала здравые мысли о пользе живого веса…
– Посторонним тут не зоопарк.
Сухой, натужный голос за спиной отвлек инспектора.
– Я ищу бригадира.
– Он же не со скотиной стоит…
– А где? – улыбнулся инспектор.
– В данный обеденный час питается в столовой.
– Пойду искать. Какой он из себя?
– Обыкновенный, в человечьем обличии.
– Вы, случайно, в столовую не идете?
– Зачем это?
– Питаться, а заодно представили бы меня Семену Ивановичу Закаблуку.
– Эва! Закаблук–то я.
– Вы же сказали, что бригадир в столовой.
– Новый бригадир в столовой…
– Ясно. С вами, Семен Иванович, жена не заскучает.
Инспектор оглядел бывшего бригадира. Унылый, неопределенного возраста мужчина с неопределенным лицом, имеющим единственно приметную черту крупный сизоватый нос в странных, прямо–таки огуречных пупырышках.
– А вы кто есть? – спросил Закаблук.
– Из милиции. Где бы нам побеседовать о жизни?
Они прошли в пустую дежурку. Там, на простых табуретках, за столом доминошников, Закаблук распахнул несвежую куртку и сумрачно глянул на инспектора:
– Если насчет чего такого, то я об этом не знаю.
– А если насчет чего другого?
– Это как повернется.
Петельников достал из кармана новенькую пачку редких сигарет, хрустко надорвал и протянул собеседнику. Тот вытащил сигаретинку осторожно, приглядываясь к заграничной картинке. Курить инспектор давно бросил, но тоже взял для беседы сигаретку. Они задымили, для начала помолчав, как и положено.
– Семен Иваныч, отчего худели и дохли быки?
– Меня уж к вашему брату приглашали.
– И что вы ответили нашему брату?
– Скотина бессловесная, и ее характер есть тайна, покрытая мраком.
– А что ответите мне?
– То ж самое.
Закаблук отвернулся к окну теряя интерес к разговору. Инспектору показалось, что тот смотрит не в окно, а на свой овощной нос, на самый кончик, на самую большую пупырушку.
– У вас тут ученая женщина была…
– Которая с гордо поднятым видом?
– Она.
– Стояла у загонов, глядела на скотину…
– Ну и что?
– А скотина глядела на нее.
– Ну и понравилась она вам?
– Баба здоровая, видная. Телепятка…
– Телепатка.
– Я и говорю, телеляпка.
– Телепатка, – опять зря поправил инспектор.
– Пускай телетяпка.
– Бычков–то она спасла?
Вероятно, Закаблук ухмыльнулся, потому что по губам и щекам пробежал легкий тик и даже вроде бы задел нос. Он потянулся за второй сигаретой. Инспектор пододвинул пачку.
– Спасла так спасла, – неожиданно кончил беседу Закаблук.
Теперь нужна пауза. Петельников не знал, для чего она нужна, – ведь не бревна ворочали. Но передых был необходим, чтобы отделить что–то от чего–то. Инспектор затянулся, покашлял, осмотрел дежурку, пошевелил костяшки домино и поерзал на стуле. Закаблук курил молча, замыкая взгляд на кончике своего носа. Передых кончился.
– Семен Иваныч, давно на комбинате?
– Лет десять. Сперва работал убивцем.
– Кем?
– По–правильному – бойцом. Скот бил. А потом вот бригадиром у загонов…
– От бригадирства–то освободили за падеж?
– А я не шестерка.
– Конечно, – согласился инспектор.
– Стаж заработал, выпиваю по норме… Мой нос их не касаем. Он на сосульку не похож.
– Ни грамма, – искренне подтвердил инспектор, потому что нос больше походил на гибрид огурца с баклажаном.
– После газетного позору начальник придумал такой приказ: «Закаблука уволить вовсе». Профсоюз меня защитил.
– А за что уволить–то?
– Выпиваю, мол, в сене да курю…
Петельников встал, создавая вторую паузу. Он прошелся по дежурке. Графин с водой, свежие газеты, неполитые цветы… На стенах висят правила по технике безопасности и картина неизвестного художника – коровы на лугу. Инспектор постоял разминая ноги ритмичным покачиванием тела. Засада… Кто сказал, что выжидают только в засадах? На допросе тоже выжидают. В засаде ждешь человека, на допросе – признания. Что–то Закаблук знал, поэтому и ухмыльнулся.
– Семен Иваныч, давай откровенно, а?
– Ты мне не сродственник.
– Я тоже скажу откровенно, а?
– Послушать могу…
– Если откровенно, то тебя, Семен Иваныч, нужно гнать с комбината немедля к едрене бабушке.
Закаблук изумленно повел носом. Его глазки, застеленные неведомой дымкой, прозрачно остекленели.
– Это за чего же?
Инспектор стремительно двинул к нему стул, прижавшись плечом к его плечу:
– Сколько ты за десять лет съел государственных бычков?
– Я не волк…
– В виде вареного мяса и в форме копченой колбасы, а?
– После еды к весам не хожу.
– Наверное, стадо сжевал, а? Ешь казенных быков, работаешь десять лет бригадиром… И что?
– А что?
– Приходит посторонняя баба и спасает бычков от падежа. Не позор ли? Думаешь, начальник выхлопотал тебе выговорешник за пьянство? За то, что опозорил комбинат на всю страну.
– Он самолично сказал?
– Да об этом весь комбинат говорит! Что там комбинат… В министерстве колбасной промышленности шушукаются. Мол, Закаблук–то с этой бабой–то не вместе ли сработали…
– На фиг такой график, – разозлился бывший бригадир.
Лицо налилось кровью, но стало не красным, а каким–то сизым, припорошенным белым налетом. Нос вроде бы увеличился, ошалело раздуваясь от воздуха, который Закаблук втягивал бесконечно и не выдыхал, девая его неизвестно куда.
– И что обидно, Семен Иваныч…
