Эдик достал из пакета автомат. Не настоящий, конечно, игрушечный.
– Ух ты, копия АКМ, где купил?
– В ларьке на Ленинском.
– Завтра тоже куплю, красивая штука.
– Подержи. – Эдик отдал пакет Кивинову, поправил рацию под курткой, проверил пистолет и забрал пакет назад.
– У тебя где?
– В термосе, где же ещё? Не бутылку же с собой брать.
– Нормалёк, а у меня во фляге. Ну что, в бой?
– Да, пошли. Приятно почувствовать себя в родной стихии. Я же постовой.
Белая ночь вступила в свои права. Последние прохожие спешили по домам. Бродячие собаки прятались в подвалах. Город отдыхал от жаркого дня. Ещё не появились комары. Кивнов одел ватник-фуфайку, а Каразия – кожаную куртку и кепку-аэродром. Оба смотрелись просто великолепно, особенно вместе. Эдик сбивал одуванчики на газонах. Кивинов, сунув руки в карманы брюк, неторопливо брёл по тротуару.
Вдоль домов-монстров протянулись ряды машин. Их надо охранять – много краж.
Эдик принялся напевать абхазскую песенку, Кивинов достал спичку и сунул в рот. Каждый шаг, каждый шорох, звук отдавались гулким эхом в ночном воздухе.
– Ты никогда не задумывался, почему ночью так тихо? – спросил Кивинов.
– Потому что все спят, – просто ответил Каразия. – Слушай, что ты собираешься с тем гаражом делать?
– Не знаю пока. Засаду там не посадишь – некого, да и без того пока забот хватает. Днём квартиры летят, ночью – машины, не успеваем заявы принимать. Но что-нибудь придумаем. Я туда ещё хочу съездить, поискать повнимательнее. Может, повезёт.
– А машину не пытался найти? Фургон?
– А как? Я что тебе, ясновидящий? В Гатчину надо ехать и там копаться. А это, считай, день угробить, а то и два. А Соловец и так косится – опять не в своё дело лезешь. Явно не наша Мокруха. Свои раскрывай, вон директора магазина в подъезде расстреляли, вот и копайся. А по потеряшкам всё равно «глухаря» не возбудят, стало быть, нечего и искать.
В ночной тишине раздался визжащий женский крик.
– Бежим, это где-то там, недалеко. Завернув за угол, опера увидели поддатого мужика, бьющего по лицу какую-то дамочку, тоже явно навеселе.
– Получай, сука! Где шляешься? Каразия подошёл к мужику.
– Генацвале, в чём дело? Зачем бьёшь? Ей больно! – Не твоё дело, сейчас и тебе дам. Это моя жена, хочу – бью, хочу – не бью.
Дамочка тоже вдруг набросилась на Каразию.
– А твоё какое дело? Это мой муж, хочет и бьёт. Пошёл вон отсюда, развелось черножопых, даже ночью прохода нет.
– Пойдём, Эдик, – сказал подошедший Кивинов, – каждому своё.
Каразия сплюнул.
– Набить ему морду, что ли, за черножопого? Выговор ведь влепят.
– Брось, пойдём, нам угонщиков ловить надо. Вызови машину по рации, пусть их заберут, в отделении поговоришь.
– Всё настроение испортили. Надоело мне болтаться. Гады, иномарок себе наворовали, а на гараж скинуться не могут. А ты ходи, охраняй, здоровье гробь. Больше делать мне нечего. У меня тоже жена, сын есть, а я тут болтаться должен.
– Да успокойся ты. Пора приступать ко второй части Марлезонского балета.
– Где?
– Пошли в подъезд, или на крышу.
Через минуту опера уже сидели на крыше, поставив термос и расстелив газетку, на которой аккуратно были разложены бутерброды.
– Ну что, погнали? За рейд, будь здоров.
– О, здорово. Хорошая водка. Ты где брал, в подвале?
– Там.
– Знаешь, кто там шоп-то открыл?
– Нет.
– Эльдар, постовой наш.
– Да ну? Стой, а из милиции он не ушёл?
– Нет, а зачем? Работает сутки через трое. Жена за границу ездит, шмотки привозит, он торгует. Чем не бизнес? И никакой рэкет не достанет – над головой милиция.
– Слушай, может, тоже чего-нибудь откроем. Сыскное бюро, например, «Кивинов и дураки», а?
– Почему дураки?
– Дураки-то будут, кто ж ещё к нам придёт? Как частные конторы работают? Найдём, не найдём – всё равно платите. Сами понимаете – гарантий никаких. Ну что, давай по второй?
– Давай.
– Красота. Надо покемарить да по домам. Будем считать, что порейдовали удачно, воров, правда, не поймали, но ничего, в другой раз повезёт.
Спустя час Каразия растолкал Кивинова.
– Всё, пора. Сейчас для вида кружок пройдём и домой. Спустившись с крыши, опера вышли на улицу. Прохожих ещё не было. Четыре утра. Через несколько минут светать начнёт. Кивинов снова достал из пакета Каразии автомат и перекинул через плечо.
В переулке застучали каблучки. Из тёмной аллеи вышла молодая дамочка и, нервно прижимая к себе сумочку, торопливо пошла по проспекту. Навстречу двум бравым ребятам из милиции. Каразия сдвинул кепку на лоб, растопырил руки и с кавказским акцентом прошептал:
– Ты куда, сэстра? Пойдём сы нами. Дамочка испуганно свернула в сторону.
– Вы кто? Что вам надо?
– Тебя! – ответил возникший из темноты Кивинов и, направив на неё автомат и скорчив жуткую рожу, страшно прохрипел:
– Съедим! А-а-а!
Дамочка ломанулась через кусты.
Кивинов закинул на плечо игрушечный автомат и подмигнул Каразии.
– Ну, теперь она по ночам одна ходить не будет, а следовательно, не падёт жертвой чьих-то низменных страстей. Профилактика!
– Всё, я на метро, гони автомат.
Кивинов отдал автомат Эдику, пожал ему руку и пошёл в отделение досыпать на диване. Сильно он не спешил. По двум причинам – до конца работы оставалось ещё полчаса и необходимо было немного проветрить мозги.
Ровно в пять утра он объявился в дежурной части. Помдеж с красными глазами бегал от телефона к телефону, дежурный выдавал бронежилеты и каски постовым и участковым. Увидя Кивинова, помдеж крикнул ему:
– Андрюха, быстро получай бронежилет и назад на Ленинский.
Полчаса назад двоих с оружием видели, по приметам те, что с зоны несколько дней назад бежали. Начальника РУВД подняли с постели, два взвода ОМОН уже район оцепили. Будем чердаки и подвалы прочёсывать.
Далеко они уйти не могли.
– Приметы какие?
– Один в ватнике, длинный, второй – чёрный, в кожаной куртке и кепке.
У длинного автомат был. Давай быстрее. Они на женщину хотели напасть.
Кивинов незаметно выскочил из дежурки, икнул и сказал сам себе:
– Я, пожалуй, пойду, а то ловля вооружённых бандитов по ночам и в привычку ведь войти может, а это вредно.
Качаясь, он дошёл до дверей кабинета, открыл его, рухнул на диван и мгновенно заснул.
В десять утра его разбудил Соловец и довольно произнёс:
– Отлично порейдовали, четыре группы задержали. Кто-то ОМОНовцев вызвал, повезло. Те территорию прочесали и целую камеру ворья натащили. Все с вещами – кто с колёсами, кто со стёклами лобовыми, кто с магнитофонами. Мы уже восемь машин вскрытых нашли.
Представляешь, как раскрываемость поднимется? Завтра снова в рейд пойдём. А сейчас иди домой, отсыпайся, спасибо за работу.
Пару дней спустя, когда эпопея с рейдами успешно завершилась, Кивинов решил снова прокатиться на Митрофаньевское шоссе. Перед этим он позвонил Анне Петровне и договорился о встрече. Про штурвал он ей не рассказывал, не хотелось расстраивать женщину раньше времени. Сейчас он думал уточнить приметы Суворова, его пропавшей машины и каких-нибудь вещей, находившихся в ней.
Анна Петровна постарела на десять лет. Видно, она уже смирилась с тем, что Серёжа не вернётся, но всё-таки где-то в душе ещё надеялась. Как говорится – надежда умирает последней.
– Проходите, Андрей Васильевич, ничего нового нет?
– Пока нет, но мы ищем, не волнуйтесь. Анна Петровна тяжело вздохнула и села на стул, подперев голову рукой.
– Не могу я больше. Не знаю, как и жить-то дальше. Хоть бы тело нашли, а то неопределённость какая-то. Был человек и нет. Так же не бывает, ведь что-то должно остаться.
Кивинов немного помолчал. Потом спросил:
– Вы машину свою хорошо знаете? Может, мелочи какие помните или вещички? Многие в машинах книги хранят, инструменты, канистры, короче, утварь разную.
– Да нет, я не очень помню. Игорь лучше знает, сын. Сейчас я его позову. Игорь, зайди на минутку!
Из соседней комнаты выглянул парень лет двадцати.
– Я всё слышал, можно не повторять. Я так сразу сказать не могу.
Пойдёмте в гараж, я посмотрю, чего нет.
– Далеко?
– Не очень, минут двадцать на троллейбусе.
– Игорёк, внимательно посмотри, – засуетилась Анна Петровна, – это важно.
Через полчаса Кивинов с Игорем были уже в гараже. Игорь распахнул двери, зажёг свет. Кивинов достал блокнот и ручку. Гараж как гараж, верстачок, полки. В углу запаска, бидон, пара насосов, одежда. На верстаке тиски и две канистры.
– Насоса ножного нет, – сказал Игорь, – синего, с манометром, набора инструментов – в чёрной коробке, немецкого. Чего ещё? – Он в задумчивости огляделся. – Вроде всё, отец перед ремонтом почти всё из машины выложил. В бардачке атлас лежал в синей обложке, потрёпанный, очки тёмные в чёрной оправе, ну и мелочь – свечи запасные, авторучка.
