приподнимает, лодка встает на дыбы. Они перебрасывают багаж в переднюю часть, чтобы составить противовес. Бёрье успевает представить себе, как их вышвыривает за борт, лодка переворачивается, накрывая их и они под ней застревают. Встречные волны брызжут белой пеной, которая со всех сторон заливает лодку.
А потом это вальсирование заканчивается, и Рагнхильд кричит: «Päälle vain!» [95] – перекрывая рев реки. Слаломным курсом они лавируют между валунов, грозящих разорвать лодку на куски. Все проходит быстро, река успокаивается. Пороги остаются позади.
Перед Рагнхильд и Бёрье расстилается широкий, ровный плес. Бёрье оглядывается. Он знал, что пороги двухкилометровой длины. Разве можно миновать их за несколько секунд?
Он смотрит на Рагнхильд – насквозь промокшую капитаншу у руля, и оба громко смеются. Пусть лодка дрейфует как ей вздумается. Руки и ноги дрожат от усталости. У Бёрье едва хватает сил утереть пот со лба. Рагнхильд показывает на избушку любителей спиннинговой ловли с южной стороны. А Бёрье удивляется ощущениям в теле, когда сердце снова входит в нормальный ритм. Тишина и счастье – почти как после боя.
Он не привык слишком много думать. При этом, конечно, размышлял о том, какой была бы его жизнь, если бы он вернулся в Соединенные Штаты и продолжил заниматься боксом. Сколько жизней остались непрожитыми из-за того, что в какой-то момент Бёрье выбрал другое? И вот теперь они с Рагнхильд плывут к ее острову…
* * *
Ее взгляд скользит по берегу реки, широкому, серебристо-зеленому у самой воды, с блестящими на солнце желтыми цветками калужницы. С северной стороны смешанный лес. Влажные по подолу тускло-зеленые юбки елей. Мощные сосны и их тайный подземный союз с грибным царством.
Они минуют межу на границе возделываемой земли. Скоро Пиртилахти, и там они высадятся на берег. Разведут костер, переоденутся в сухое. Через два дня будут на острове. Этим летом Рагнхильд с помощью Бёрье должна починить крышу. Бёрье уже заверил ее, что в хозяйстве он человек нужный. Рагнхильд с ухмылкой ответила, что в этом ей вскоре предстоит убедиться, но кое на что он уже сгодился, это так.
Снежный мост растаял, но всегда остается возможность опробовать этот вариант где-нибудь в другом месте. «Смогу ли я так жить? – спрашивает себя Рагнхильд. – Грести из последних сил в белой пене и отпускать Виллу гулять по острову. Много работать, восстанавливать хозяйство. Стоит попробовать, во всяком случае…»
Бёрье достает телефон, тщательно обмотанный полиэтиленовыми пакетами для заморозки. Делает снимки, отправляет Ниркину-Юсси и Сису-Сикке. «И дочери», – догадывается Рагнхильд.
Где-то в другом мире Паула живет своей жизнью с мужем и детьми, которых Рагнхильд не знает. Она представляет Паулу, как та готовит обед, оплачивает счета, подбирает с пола игрушки. Эта утрата как бездонная черная трясина в ее сердце. Рагнхильд до сих пор не знает, сможет когда-нибудь смириться с этим «никогда».
Скоро в лесу зацветет пряный восковик, а там и нежные колокольчики линнеи – как шепот во мху. Поспеет черника, и Рагнхильд будет рвать ее и прямо с куста запихивать в рот. Все это предстоит ей по крайней мере еще раз.
Она тоскует по запаху смолы от нагретых солнцем старых сосен на острове. Они были худенькими девчонками, когда королева Кристина отреклась от престола [96]. Рагнхильд должна встретиться с ними хотя бы еще раз.
Она выстирает мамины тряпичные коврики – те, по крайней мере, которые еще можно спасти, – и будет тереть их на причальном мостике, пока не задымится спина.
Потом на реку ляжет тонкий, как стекло, первый лед. Выпадет снег, но под ним, в глубине, река еще будет течь.
«Дальше посмотрим», – думает Рагнхильд и улыбается Бёрье. С ним тоже пока не все ясно. Их отношения всё еще на стадии первой влюбленности. Чем она обернется, когда ее сменят серые будни, и выбросы дофамина, норадреналина и серотонина в кровь станут не столь бурными и более редкими?
Поживем – увидим.
Бёрье улыбается – беззаботный, подставив лицо солнцу. Рагнхильд улыбается в ответ.
– Хочешь кофе и бутерброд? – спрашивает она.
Послесловие
Прощай, Ребекка Мартинссон! Сначала я создала тебя, а потом ты создавала меня. Обеспечивала меня и моих детей, дала мне новых друзей и жизнь, о какой я и не мечтала, когда начинала о тебе писать.
Мне так грустно с тобой расставаться, что я не могу воспринимать себя всерьез. Спасибо за все, Ребекка! За упрямство, которое не давало тебе отступить, как я ни усложняла тебе жизнь. Это упрямство было твоей силой и слабостью. Мне нравилась твоя ранимость и неловкость, твое чувство долга, любовь к животным и твое отношение к старости. Твоя способность глубоко чувствовать и твоя замечательная жизнь, которую ты сама нередко ощущала как несостоявшуюся. Жизнь – это в том числе и неизбежные потери. Тем не менее…
Далее пойдет список имен. Мне потребовалось немало времени, чтобы его составить, и я, конечно, кого-то забыла. Прошу простить меня в таком случае.
Итак, я благодарю: Петера Лёвенхьельма, Яна Линдберга, Герду Черман, Янне Эйсклинт, Биргитту Фернлунд, Кайсу Эстергрен, Курта Перссона, Петера Юханссона, Челля Фредрикссона, Микаэля Свонни, Кристера Раттиса Страндберга, Петру Эстергрен, мою маму Гунхильд Ларссон, Ульрику-Юнг Факсен, Карин Аррениус, Карин Ларен Халльстрём, Оскара Сёдерлунда, Пера Фредрикссона, Лейфа Фредрикссона, Лену Андерссон, Фредрика Андерссона, Анну-Лену Эдлунд, Андерса Линдберга, Эмму Линдберг, Ловейну Хофвандер Хане, Кристиану Хагстрём, Ати Ааса, Марию Тёрмя Линдмарк.
С вами я беседовала о петехиальных кровоизлияниях и работе медсестры, о лосях, вербах, боксе, полицейских, секс-работниках, мопедах, оружии, добыче полезных ископаемых, о скорби и потерях, любви и сексе, высоких женщинах, Боге, лишайниках и остальном. Спасибо моим друзьям из «Фейсбука». В моей виртуальной кофейне я получаю не только ответы на свои вопросы, но и множество интересных и забавных комментариев.
Все ошибки – мои. Сочинять – моя профессия, не говоря о том, что иногда я чего-то недопонимаю. Тем не менее многое – правда. Мошенничества в строительной сфере обходятся шведскому обществу в сумму от 83 от 111 миллиардов крон в год. Здесь есть о чем задуматься.
Спасибо Марии Эрнестам за чтение первого варианта рукописи и ценные замечания, которые она давала мне на протяжении
