Джек Ричмонд внимательно разглядывал пустую банку из-под пива. Затем поднял глаза:
— Да, лейтенант, дело вы проработали прекрасно, но не обязательно против меня. Вы не продемонстрировали ни одного прямого доказательства, связывающего меня с обеими смертями. Это существенно.
— Множество людей оказываются в петле или в каком-нибудь столь же малоприятном месте, — сухо сказал Мастерс, — из-за косвенных улик. Кроме того, тут есть небольшое основание для преступления, побудительные мотивы.
Джек смешался, и Мастерс замолк. Он молчал так долго, что стало казаться, будто он отвлечен какой-то далекой неясной мыслью, неожиданно вспыхнувшей в сумерках.
— Хотите, чтобы я раскрыл ваши побудительные причины, доктор Ричмонд? — наконец произнес он.
— Вы хорошо поработали, лейтенант, не так ли? — пробормотал Джек и резко засмеялся. — Да, я был достаточно глуп, чтобы позволить себе связаться с Лилой. Все кончилось незадолго до того, как она умерла. Не ждите, я не стану вдаваться в подробности. Скорее всего вы знаете большинство из них.
— Я выяснил кое-какие вещи, — кивнул Мастерс. — Смотрите, доктор, может, нам лучше не обсуждать это в присутствии вашей жены…
— Пусть вас не смущает присутствие миссис Ричмонд. Моя жена давно знает все обо мне и Лиле. Я рад, что сам рассказал ей все, а не потому, что она поймала меня. Таким образом, зачем мне было убивать Лилу? С какой стати?
Мастерс повернулся к Вере Ричмонд.
— Это правда, миссис Ричмонд? И пожалуйста, не говорите, что это так, если ваш муж лжет. Ни его, ни вас это до добра не доведет, и если ложь будет повторена официально, для вас это может иметь печальные последствия.
— Джек добровольно рассказал мне, — ровным голосом произнесла Вера. — И я решила — не позволю этому развести нас. По двум причинам, лейтенант. Первая — я люблю его. Вторая — я знаю, он любит меня, несмотря на необычное для него нарушение верности. Мне показалось странным, если наш брак рухнет из-за бродяжки, которая для него не более, чем минутное развлечение.
— Это делает вас довольно примечательной женщиной миссис Ричмонд. Не слишком ли тяжело было жить по соседству с женщиной, с которой, как признался ваш муж, он спал?
Вера побледнела. Но голос ее не дрогнул.
— Да, лейтенант, это было тяжело, особенно потому, что, соблюдая приличия, мы должны были поддерживать соседские отношения с Коннорами. Что бы вы посоветовали сделать? Бежать? Сказать Джеку, что надо переехать? Это только принесло бы Лиле удовлетворение, которого она не заслужила. И кроме прочего, как бы то ни было, я выиграла, она проиграла.
— Очень занятная позиция, — огрызнулся Мастерс, — но звучит немного жестоко, чтобы удовлетворить меня. Я все же предполагаю, что шашни вашего мужа с Лилой Коннор дали ему повод убить ее.
— Но зачем? — спросила Вера, и сейчас это был возглас протеста. — Он расстался с ней — я знала об этом.
— Мог ли какой-нибудь мужчина расстаться с Лилой Коннор, — сказал намеренно жестко Мастерс, — до того, как она готова его отпустить?
Его тон, его выражения, казалось, возвращают Лилу назад, из смерти. Джек Ричмонд махнул рукой.
— Очевидно, вы изучили Лилу в совершенстве.
— Да, доктор. В ночь, когда у вас происходила вечеринка. Ларри Коннор сделал несхолько резких настораживающих замечаний о своей жене. Вы думали, я не обращу на них внимания? Я проверил, и все оказалось правдой. У Лилы было три мужа, быстро сменивших друг друга до ее брака с Коннором, и со всеми она сыграла дьявольскую шутку. То же она продолжала делать, будучи женой Коннора. Похоже, ею двигала ненависть к мужчинам. Она, возбуждая, притягивала их, затем отбрасывала, словно ненужную вещь. Единственное, что она не могла принять, — это быть брошенной. Тогда она становилась действительно опасной. Чем она угрожала вам, доктор? Скандалом? Профессиональным крахом? Чего она требовала? Денег? Развода и новой женитьбы?
— У меня не было достаточно денег, чтобы удовлетворить ее, а женился я бы скорее на осьминоге.
— Вы признаете, что она угрожала вам!
— Этого я не признаю. Что же до моей репутации и профессиональной карьеры, сколь они для меня ни важны, я не убил бы вследствие такой угрозы, выраженной или предполагаемой.
— Не убил бы? Или не убил?
— И не убил бы, и не убил. У вас нет доказательств, лейтенант, признайте это. Все основано на том, что я мог бы сделать, а не на том, что сделал. А те два часа или около того в больнице, повторяю: — я был в личной комнате и предлагаю вам доказать обратное.
— Докажу, если смогу, и, думаю, смогу.
— Вы говорите, я арестован?
— Арест? — Мастерс, казалось, рассматривает этот вопрос. — Нет. Пока нет, доктор Ричмонд.
— Я так и думал, — Джек рассмеялся и резко встал. — Вы должны меня извинить.
Не говоря больше ни слова, он повернулся и вошел в дом, со взволнованным видом Вера быстро последовала за ним. Мастерс посидел еще немного, затем хлопнул себя по ляжке и сказал: «Виноват, очень виноват», — но относилось ли это к Ричмонду или к его собственной позиции, осталось неясным. Он вскочил и ушел. Эти внезапные отступления оставили Уолтерсов и Хауэллов неловко брошенными на террасе Ричмондов.
— Я знала, — заявила Мэй. — Я с самого начала знала, что Лила потаскуха.
— Заткнись, Мэй, — сказал Стэнли.
— Она непременно должна была плохо кончить.
— Заткнись, Мэй, — повторил Стэнли.
— Действительно, Мэй, — попросила Нэнси, — заткнись, пожалуйста!
— Пойдем, Стэнли, — позвала Мэй. — Очевидно, нам лучше пойти домой.
Стэнли неторопливо поднялся и двинулся с Мэй через двор к дорожке. По пути Мэй взяла его под руку.
— Стэнли опять на коне, — прошептала Нэнси. — Он почти чист.
— Мэй невозможна.
— Это не Вера. Вера великолепна. Я не знаю, что бы сделала, если б узнала, что ты мне изменяешь.
— Ты бы сделала то же, что я в отношении тебя и Стэнли на дорожке, — сказал Дэвид. — Ты бы все замяла.
— Я просто пошутила, Дэвид Хауэлл, и ты это знаешь!
— В таком случае, черт с ним, забудем. Я себя чувствую омерзительно, милочка. Все, чего хочется, пойти домой и напиться.
Мастерс сгорбился за столом Ларри Коннора, ликуя. Он почувствовал. Словно плаванье после долгого перерыва, — тяжелые бронхи, руки, будто налитые свинцом, и внезапно… второе дыхание, дышать легко, веса нет, мчишься к приближающемуся берегу, как рыба. Он понял.
Таблетка была принята, Ларри Коннор лег на софу, ожидая смерти. И пока он ждал, смерть стала страшной. Он ощутил ужас. Несмотря ни на что, он хотел жить. А чтобы жить, ему необходима помощь, отчаянно, немедленно. Он уже опьянел под действием таблетки, мысли его путались, разум мутнел. Здесь под рукой телефон… сможет ли он? Он боролся с собой, пытаясь дотянуться до стола, снять трубку. Он позвонит… Кому? Возможно, он знает, возможно, пытается. Но он не может вспомнить номер или не может совладать со своими движениями, его указательный палец на диске подобен культяшке инвалида. Что он сделает?
Позвонит телефонистке на телефонную станцию. Он мог использовать один поворот диска.
Телефонистка отвечает. Он просит ее вызвать номер… Чей? Руфи Бентон? Умирающий, нуждающийся в помощи, будет ли он требовать Руфь Бентон?
Нет. Человек, умирающий от передозировки таблеток, принятых по собственной воле, уцепился бы только за одного спасителя.
Доктор. Его доктор? Мастерс выпрямился. У него не было ответа на вопрос. На это могло бы ответить телефонистка. Она вспомнит звонок и кому он был адресован.
Она вспомнит. Мастерс был уверен, что вспомнит. Теперь он подвергал сомнению свою уверенность не более, чем подвергал сомнению всю цепочку мыслей, которые привели к ней.
Это было правильно. Это было оно.
Мастерс надавил кнопку звонка и услышал гармоничный перезвон колокольчика. Солнце пылало на ярком голубом небе. Перезвон колокольчика умолк, через мгновение он вновь нацелил указательный палец и ткнул звонок еще раз, снова слушая и глядя на солнце.
Никто так и не подошел. Лучше попытаться у задней двери.
Но никто не ответил и на стук у задней двери. Он взглянул направо, на задний двор Хауэллов, через лежащий между ним и этим двором задний двор Конноров. Вероятность того, что Нэнси Хауэлл была дома, велика, и подумалось, надо пойти и побеспокоить ее еще разок.
Когда Нэнси подошла к двери, он увидел, ему не рады, и почувствовал сожаление и одиночество, но отбросил их. Он был слишком стар и загнан, чтобы сожалеть о том, что ему не хотят помочь, или попытаться возместить свои убытки, вернуть давно ушедшее.
— Здравствуйте, — сказал Мастерс. — Простите, что снова побеспокоил вас.
— Я надеялась, что действительно так, — ответила Нэнси. — Я надеялась, что вы навсегда устыдитесь и не будете беспокоить меня вновь. Я изо всех сил старалась помочь вам, но это только принесло горе людям, которых я люблю и уважаю.
