Ознакомительная версия.
Маурин замолчал и развел руками.
После первой послеоперационной недели Агеев вроде бы пошел на поправку, по крайней мере в нем пробудился аппетит, и Голованов, затоваренный разрешенными к передаче продуктами, утром следующего дня сидел в четырехместной палате Агеева и рассказывал ему о деле генерала Самсонова, которого надо было вытаскивать из того дерьма, в которое он попал, позарившись на роскошную квартиру вдовы.
– Сам-то веришь в его невиновность? – спросил Агеев, поставив пустую коробочку из-под сока на тумбочку.
– Да как тебе сказать? – замялся Голованов. – Просто надо видеть этого мужика. К тому же рекомендация Варламова и его нижайшая просьба...
– М-да, это уже более серьезно, – вздохнул Агеев. – Если нас с тобой еще может подвести фэйс-контроль, что, в общем-то, тоже нереально, то рекомендация командира... – И тут же добавил: – Ну и что ты намерен предпринять?
– Не знаю, – признался Голованов. – Вчера, после выпитой бутылки с Мауриным, даже руки опустились. Сплошная безнадега.
– А что Турецкий?
– Пока что не разговаривал, но и он вряд ли чем сможет помочь. Тем более, что он сам в сплошной засаде.
– Это относительно той «Клюквы» и убийства?
Голованов кивнул.
Агеев какое-то время молчал, прицеливаясь глазом к пакету с фруктами на тумбочке, наконец произнес негромко:
– А что Маурин? Он действительно не верит в виновность Самсонова?
– Ну, стопроцентно, конечно, ручаться за него не могу, но его никто не дергал за язык, когда он сказал, что на его взгляд убийство старушки дело рук наркоманов или каких-то бомжей. А вся эта паутина, свитая вокруг генерала, это просто попытка закрыть дело, отправив человека на зону.
– Во! – поднял палец Агеев. – А Маурин – муровский волкодав, и ошибаться в подобных вещах он не может. А посему...
Голованов пожал плечами.
– Я бы тоже в это, пожалуй, поверил, если бы не одно «но». Самсонов не дядя Петя из котельной, против которого, при нашей судебно-следственной системе, можно возводить любые обвинения, чтобы только засадить его за решетку. Самсонов хоть и сапог полный по жизни, но он все-таки генерал, причем заслуженный генерал, у которого могут найтись свои покровители, к тому же весьма влиятельные, которые в любой момент могут взять прокурорского следока за жопу. И уверяю тебя, что этот следок не мог не знать этого.
В голосе Голованова послышались металлические нотки, и он зло закончил:
– Знал это, и все-таки решился пойти против Самсонова! И я тебя спрашиваю, почему? Ему что, известно нечто такое, что неизвестно нам с Мауриным, и поэтому он так уверен в своей правоте?
Замолчал было, злыми глазами уставившись на Агеева, и уже чуток ниже тоном, будто из него, словно пар из чайника, вышел весь его гражданский запал, сказал:
– Конечно, в нашей жизни все возможно, но если верить рассказам Самсонова и того же Маурина, я не верю в гражданскую позицию следователя! И в его правоту!
– А если здесь все гораздо проще? – осадил не в меру расшумевшегося Голованова Агеев.
– Не понял!
– А чего тут понимать? – хмыкнул Агеев. – Сам же говорил, что на эту квартиру претендует племянница убитой. Тем более, что никакого завещания, если я, конечно, правильно тебя понял, или той же дарственной, нет. И эта бабенка, пораскинув мозгами, решила развернуть гибель тетушки в свою пользу.
– То есть?..
– Я даже мог бы предположить, что у нее был какой-то выход на прокуратуру, ее свели с этим следователем, и она, пообещав ему определенный процент от рыночной стоимости квартиры, уговорила его утопить твоего генерала, чтобы остаться единоличной владелицей квартиры. Естественно, также через суд. А подобная квартирка на Кутузовском...
– Стоит немало, – подхватил агеевскую мысль Голованов. – И те же двадцать пять процентов от пятисот тысяч долларов...
Он замолчал, но и без того было ясно, что за подобные «бабки» можно и безвинного генерала на зону отправить. Тем более, что еще никто не доказал, что на нем действительно нет крови той старушки.
И все-таки в это не хотелось верить!
– А кто тебя заставляет верить? – удивился Агеев. – Не верь! Однако пошерсти малость ближайшее окружение Самсоновой. Сам же говорил, люди знали, что брать и где брать, когда связали старушке ручонки да кляпом рот заткнули.
Видимо вопреки наказу врача не пить много соков, Агеев все-таки решился вскрыть второй пакет с соком и, уже не в силах сам себя проконтролировать, присосался губами к дырочке. Закрыв глаза от блаженства, какое-то время полежал, откинувшись головой на подушку, и все так же, не открывая глаз, умиротворенно произнес:
– Кстати, о старушке. Я тут много чего успел прочитать из того, на что не хватало времени дома...
– Криминалистика?
– Не только. Ирина тут мне несколько толковых книг по психологии принесла, и должен тебе сказать, что именно ближайшее окружение Самсоновой более всего вписывается в круг подозреваемых. И доказательство тому – ее убийство.
Эту же версию предполагал и Маурин, но как-то очень вяло, и Голованов не мог не потребовать:
– Обоснуй!
– А хрен ли здесь особо обосновывать? – удивился Агеев. – Туточки и без особых обоснований даже ежу все ясно. Во-первых, как ты сам говорил, дверь не была взломана, а это значит, что Самсонова сама впустила убийцу, и во-вторых, на что невозможно не обратить внимания, грабитель все-таки замочил связанную по рукам и ногам старушку, а подобное, как ты сам знаешь, у квартирных воров не в почете.
И уже более спокойно продолжил свою мысль:
– Самсонова хорошо знала человека, которого впустила в дом, очень хорошо, и он уже знал, что замочит ее, когда шел на преступление. Оттого и прихватил с собой что-то тяжелое, чтобы не оставлять своих пальчиков.
Явно уставший Агеев замолчал было, как вдруг рассмеялся тихим смешком.
– Господи, да о чем я тебе тут толкую? Вспомни Достоевского!
Случилось то, на что менее всего мог рассчитывать Турецкий. Позвонил Шумилов и совершенно потухшим голосом произнес:
– Повидаться бы надо, Саша. И... как можно быстрей.
Чувствовалось, что на этот телефонный звонок он решился после мучительных раздумий, и в то же время эта настоятельная просьба, почти крик души: «...и как можно быстрей!»
– Что, взломали лабораторию и украли очередную «Клюкву»? – не очень-то тактично «пошутил» Турецкий, размышляя в то же время, чем вызван этот звонок. После встречи с Игнатом в парке прошло несколько дней, как он не появлялся на фирме Шумилова, и теперь этот звонок...
– Какую к черту «Клюкву»?! – возмутился Шумилов. – Хуже! С Игнатом что-то творится, а что – понять не могу. Впрочем, кажется, могу, но... но это страшно, Саша.
Он замолчал, видимо боясь сказать Турецкому то, о чем думал все это время, и Александр Борисович не торопил его. Впрочем, не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться об истинной причине звонка. И Турецкий, мгновенно сделавший «стойку», не ошибся.
– В общем, Саша, даже не знаю, как тебе сказать, но... но, как мне кажется, Игнат подсел на наркотики.
Сказал и тут же заторопился словами, пытаясь хоть как-то смягчить свой диагноз:
– Возможно, конечно, что я ошибаюсь, но... но уж очень...
– Неадекватно себя ведет? – подсказал Турецкий.
– Да! Пожалуй, так.
– Ты сейчас на работе?
– Да, только что приехал. Из дома. Хотел было с Игнатом поговорить, но что-то упустил я, Саша.
«Сына упустил!» – хотел было сказать Турецкий, однако сдержался и, прекрасно понимая, что сейчас не тот момент, чтобы предъявлять вконец сломавшемуся человеку подобные обвинения, как можно спокойнее произнес:
– Жди! Я сейчас подъеду.
Опустив на рычажки телефонную трубку, Турецкий еще раз поблагодарил мысленно Бога за то, что его семью минула чаша сия, и уже чисто автоматически набрал номер телефона «Глории», куда еще утром уехала Ирина. Можно было бы, конечно, позвонить и на ее мобильный номер, но его сердце все еще продолжала грызть так и незарубцевавшаяся ревность к Плетневу, и он, не в силах перебороть себя, время от времени звонил в офис «Глории», чтобы лишний раз убедиться в том, что его Ирина действительно дежурит в «Глории», а не мочалит своим телом плетневскую постель, пока его Васька торчит в школе. От одной только мысли об этом у него зашкаливало давление, и ему уж даже белый свет был не мил.
Однако Ирина даже малейшим намеком не давала ему повода подумать о себе что-то непотребное, и он, почти раздваиваясь в сознании, уже начинал порой думать, что, может, он действительно неправ, заподозрив Ирину в том, что она крутит шашни с Плетневым, и в то же время ничего не мог с собой поделать.
Дождавшись, когда Ирина поднимет телефонную трубку, он рассказал ей о звонке Шумилова, на что она только вздохнула по-бабьи, и как о чем-то давно решенном, сказал ей, что выложит Шумилову всю правду по Игнату.
– Ты бы особо-то не горячился, – остудила его праведный пыл Ирина Генриховна. – Правду рассказать да дровишек наломать при этом, особого ума не надо. Тем более в таком деле. А вот заставить Шумилова развернуться к сыну лицом...
Ознакомительная версия.
