– Пойдем в рощу поиграть… Пойдем, пойдем играть…
Видение исчезло. Похолодевшая от ужаса Энджи с трудом сосредоточилась, толкнула дверь и шагнула в палату. Ее вновь встретило мерное шипение и писк приборов.
– Доченька, ты меня слышишь? – повторяла женщина. – Пожалуйста, сожми мою руку, если слышишь, Грейси, пожалуйста!
Подойдя сбоку, Энджи кашлянула:
– Миссис Драммонд, я – детектив Паллорино из столичной полиции.
Женщина подняла голову – бледное лицо с остановившимися от шока и горя глазами. Энджи много раз видела этот взгляд. Ужас, недоверие, отчаяние и бессилие, когда чудовищное злодеяние разделяет твою жизнь на до и после, и простой обыватель, ведущий ничем не примечательную жизнь, вынужден общаться с полицейскими, врачами, коронерами, экспертами, отвечать на вопросы, сносить назойливое внимание журналистов и делать многое другое, о чем он вчера и помыслить не мог.
– Я не знала, что она не появилась на работе, пока не увидела утренние новости. Я побежала в ее комнату, чтобы убедиться, что Грейси там… Как же получилось, что я не знала-то?
Энджи охватило сочувствие, фоном которому служило неистовое желание найти этого насильника, однажды уже ускользнувшего от них с Хашем. Если бы они задержали его три или четыре года назад, эта женщина и ее дочь не оказались бы здесь.
– Я вам очень сочувствую, – сказала Энджи.
– Врач мне уже сказала, что этот изверг… сделал с моим ребенком… – Голос женщины прерывался, глаза были мокрыми.
– Медсестры сказали, что вашу дочь зовут Грейс?
Дрожащая рука женщины взлетела, прижавшись ко рту:
– Грейси… Мы зовем ее Грейси. – По щекам потекли слезы. – Грейси Мэри Драммонд. Ей шестнадцать, а будет… – Тело женщины сотрясали рыдания.
– Держитесь. – Энджи нерешительно положила руку женщине на плечо, но несчастная мать овладела собой:
– А двадцать девятого декабря будет семнадцать. Когда она начала работать в «Барсуке», мне пришлось подписывать согласие, что я не против. Грейси… ей хотелось карманных денег, мы ведь едва сводим концы с концами. Не надо мне было отпускать ее одну, вечером, на автобусе, но ведь в городе безопасно, а остановка прямо у нашего дома, автобус уходит в шесть часов… Не так поздно, а до пяти утра она в пекарне, потом сразу на обратный автобус и домой… Каждая мать хочет, чтобы ее дочка была одета как куколка, понимаете? Я не могла купить ей нарядов, сами видите, в чем хожу… Я радовалась, думала, все нормально. И все было нормально целый год с лишним… – Она с силой зажала рот, будто из последних сил сдерживая истерику.
– Принести вам кофе, миссис Драммонд? – спросила Энджи. – Или воды?
Лорна Драммонд покачала головой.
– Мне нужно задать вам несколько вопросов. В коридоре есть стулья, лучше, наверное, там поговорить?
– Я не хочу уходить от Грейси. Она столько времени лежит здесь одна…
– Это буквально напротив двери.
Женщина поднялась и на негнущихся ногах вышла из палаты. Энджи подвела ее к стульям под окном, помогла сесть и присела сама, достав блокнот.
– Когда вы в последний раз видели Грейси, миссис Драммонд?
Лорна Драммонд отвела с лица спутанные пряди.
– В пятницу утром, перед тем как уйти на работу. Я работаю сутками в доме престарелых. В пятницу в четыре начинаю, в субботу в четыре заканчиваю. – Она прикусила губу. – Так что Грейси я обычно вижу в субботу вечером, перед тем, как она уезжает на работу в «Синий барсук», но накануне у меня было свидание… мы только начали встречаться… поэтому я вернулась домой ранним утром в воскресенье и сразу пошла спать. Проснулась позже обычного и… услышала в новостях… Я пошла в комнату Грейси, а ее нет! И постель не разобрана! Я… Вы скажете, что я плохая мать, нечего было ходить на свидание, но у меня в кои-то веки начало что-то налаживаться… – Она выхватила из кармана бумажный платок и сильно высморкалась. Нос красный, опухший, глаза заплаканные. – Сначала кажется, у тебя впереди все время мира, а потом бываешь рада хоть…
Она не договорила, всем телом трясясь в рыданиях.
– Я знаю, – сказала Энджи. Она подождала, пока Лорна Драммонд снова сможет говорить. – Значит, Грейси каждую субботу работала в «Синем барсуке»?
– Да, в пекарне, в ночную смену.
– А вы не знаете, кто еще регулярно ездил этим же автобусом? Может, кто-нибудь видел, как Грейси села в автобус и доехала ли она до пекарни?
– Ох, я не знаю. Но там вроде один и тот же водитель. Грейси о нем говорила. Кажется, Гарри.
– Почему она говорила про этого Гарри?
– Он всегда здоровался с ней.
– В какую школу она ходит?
– В Дюнэйгл.
– Грейси не говорила, что за ней, допустим, следили в последнее время или приставали на улице?
– Да нет, вроде нет… Ох, нельзя было отпускать ее работать в ночную смену! Зачем я разрешила! Она пошла работать в шестнадцать лет, потому что мы жили только на мой заработок…
– А где ее отец?
– Мы в разводе, у него новая семья. Он переехал куда-то на север, точно не знаю. Я сто лет не видела от него чеков на алименты.
– Вы давно развелись?
– Грейс тогда было девять лет.
– Она еще где-нибудь работает?
– Нет, только один день в неделю в «Барсуке».
– А отец не мог помогать ей деньгами?
Лорна подняла голову. Глаза стали круглыми от удивления:
– Нет. А почему вы спрашиваете?
Энджи пристально смотрела на нее.
– Вчера на вашей дочери были очень дорогие дизайнерские сапоги.
– Должно быть, Грейси сама купила. Я же объясняю, она ж для этого и работать пошла – чтобы наряжаться!
– Вы знаете, сколько стоят сапоги «Франческо Милано»?
– Нет, а сколько?
– Больше тысячи долларов.
Лорна Драммонд побелела. Взгляд растерянно заметался.
– Может, уцененные взяла? Она много чего в секонд-хенде берет. Или одолжила у кого? Господи, я и внимания не обратила…
– А кто ваш новый знакомый, к которому вы ходили на свидание?
– Но вы же не думаете…
– Мне для протокола.
– Курт Шеперд. Мы познакомились четыре месяца назад – у него умерла мать в доме престарелых, где я работаю. Живет в Эскимолте, работает механиком в «Барни», очень хороший, порядочный человек.
– Нам придется приехать к вам домой и взглянуть на комнату Грейси. Вы не против?
– Нет, нет, конечно.
– У Грейси есть мобильный телефон?
– Айфон у нее. Я звонила не переставая, как только увидела новости, но сразу включался автоответчик.
– Можно ее номер и провайдера?
– М-м-м… кажется, у нее «Клиавейв». – Лорна продиктовала Энджи телефон дочери. Записывая цифры, Энджи боковым зрением заметила какое-то движение в палате Грейси. Там вдруг забегали медсестры, а по громкой связи послышался спокойный голос:
– Синий код, двенадцатая палата. Синий код, двенадцатая палата.
У Энджи упало сердце. Лорна Драммонд резко обернулась:
– Что это? Это что значит?
Двойные двери в конце коридора распахнулись – по коридору бежали медсестры и кардиологи в зеленых костюмах. Впереди спешила доктор Финлейсон.
Лорна Драммонд вскочила:
– Господи, это же палата Грейси! Они к ней!
Она бросилась к врачам.
– Миссис Драммонд! – Энджи кинулась за ней. – Лорна, подождите! Стойте! – Она поймала Лорну за локоть у самых дверей, не пуская дальше. Было видно, как одна медсестра ритмично нажимает на грудную клетку девушки, а другая готовит электроды дефибриллятора.
– Всем отойти, – скомандовала вторая. Электроды приложили к груди Грейси. Тело судорожно дернулось, но линия на мониторе оставалась ровной, а писк монотонным. Новый разряд. И еще. Ничего.
Лорна вырвалась от Энджи и вбежала в палату:
– Господи, Грейси!
Ее перехватила медсестра.
– Пожалуйста, – рыдала Лорна Драммонд. – Скажите мне, что происходит!
Медсестра обняла ее за плечи и вывела в коридор.
– Ждите здесь, миссис Драммонд. Вы сейчас будете только мешать.
– Пойдемте, миссис Драммонд, – мягко сказала Энджи, пытаясь увести женщину от палаты.
