Ознакомительная версия.
К удивлению и изумлению Владимирского, администратор держался не только спокойно и уверенно, но даже, пожалуй, и нагловато.
— Юрий Васильевич, а как вы полагаете, все те, кто помогает мне улучшать условия жизни и творчества нашего коллектива, делают это «за спасибо»? Юрий Васильевич, мы же с вами не вчера родились!
— Только не надо рассказывать мне сказки! Суммы, уходящие в никуда, столь значительны, что на них разом можно было бы скупить всех снабженцев Москвы.
— Должен вас разочаровать: вы не знаете их истинных аппетитов.
— А мне кажется, что я очень хорошо почувствовал размах вашего аппетита. И приложу все усилия, чтобы соответствующие структуры доказали правомерность этого предчувствия.
Нет, администратор не то что там испугался или смутился. Как раз наоборот! Его профиль буквально бронзовел на глазах, в маслянистом и неуловимом взгляде появились пристальность и жесткость.
— И еще раз, Юрий Васильевич: мы с вами не дети. Мы люди солидного возраста. И за прожитые годы, накопив в своем жизненном багаже массу добродетельных поступков, мы, к сожалению, вынуждены признать: свершалось нами и нечто не столь благовидное.
— Это вы к чему? Я вас не понимаю.
— Поясню. Как бы вам понравилось, если бы достоянием широкой общественности стало то, что народный артист России, лауреат, дипломант и прочая-прочая-прочая Владимирский был в свое время осведомителем КГБ?
— Что-о-о?!
— Верю, что прискорбный факт своего сотрудничества с органами вы вычеркнули и из своей биографии, и из памяти. А между тем в моем сейфе лежит копия вашей информации о сионистской деятельности вашего соученика Геральда Райцера. С соответствующим адресом, числом и вашей подписью.
— Но это же было…
— Знаю, Юрий Васильевич, все знаю. Знаю, что в ГБ пришли к выводу, что пользы от сотрудничества с вами не будет никакой, и оставили вас в покое. Но документ тем не менее сохранился. Как вы считаете, Юрий Васильевич, в ваших ли интересах, чтобы он стал широко известен?
— Это… это… это грязный шантаж!
— Терпеть не могу это гнусное слово. Тем более что к определению наших взаимоотношений оно никоим образом не подходит.
— У нас нет и не может быть никаких взаимоотношений!
— И опять-таки вы ошибаетесь, Юрий Васильевич. У наших взаимоотношений очень добротная и надежная основа. В вашей власти потребовать изучения допущенных мной некоторых… м-м… ну, скажем так, финансовых вольностей, в моих руках — документ, сильно подвергающий сомнению вашу кристальную честность и неподкупность. Один — один. Итак?
Что делать в подобных обстоятельствах? Плевать в морду, бить по роже, пасовать?
Владимирский спасовал.
И отношения с администратором действительно установились на какой-то нейтральной отметке. Все требования и пожелания главного дирижера неукоснительно исполнялись, к советам и рекомендациям администратора Владимирский относился с серьезной и вдумчивой беспристрастностью, тема их напряженного, многолетней давности разговора никогда больше не поднималась. Единственное, от чего всегда стремился уклониться Юрий Васильевич, — подпись документов, подготовленных и составленных главным администратором.
И вдруг сегодня вновь возник мотив особой доверительности их сотрудничества. С чего бы это?
«Черт бы его побрал! Четвертый час ночи. А завтра концерт. И чего, собственно, добивается от меня этот прохиндей?»
Префект Центрального округа города Москвы Николай Ефремович Выхин отмечал свой пятьдесят девятый день рождения. Несмотря на то что дата эта никакая не круглая и даже, можно сказать, что-то колючее есть в ней, в этой дате, в этом «недоставании», «недотягивании» до ровных шестидесяти, так вот, несмотря на это, праздник был шумный и помпезный.
Конечно, префект Центрального округа — человек небедный, но все же вряд ли стал бы так выкладываться ради обычной, некруглой даты. К чему эти купеческие забавы? На торжестве настояли его новые друзья, «мальчики-бизнесменчики», как он их называл про себя, они же сами все организовали и оплатили, так сказать, «угостили» именинника, своего старшего друга Николая Ефремовича. Разумеется, новорожденный понимал, что красивый их жест не вполне бескорыстен, так же как и сама их дружба, что он, префект Выхин, нужен этим могуче набирающим обороты восходящим звездам отечественного бизнеса, которые так хотят стать крутыми олигархами. Но кому не приходилось идти на компромисс с собственной совестью? А ведь получать подарки и знаки внимания так приятно. К тому же ребята они были неплохие, эти самые Олег Лисицын и Толя Орликов, особенно последний, он как-то покультурнее, поинтеллигентнее, что ли. С ними приятно выпить-закусить, поговорить о том о сем. Опять же в баньку сходить, попариться, ну и так далее. Поэтому Выхин не пренебрегал дружбой «мальчиков-бизнесменчиков». Впрочем, «мальчики» они были уже довольно сомнительные: обоим основательно перевалило за сорок.
Идея провести торжество в знаменитом ЦДЛ принадлежала Толе. Этого эстета забавляла мысль, что день рождения его приятеля пройдет в знаменитом Дубовом зале, помнящем Алексея Толстого, Булгакова, Пастернака, Ильфа и Петрова. Толя же и взял на себя подготовку пиршества, причем справился со своей задачей блестяще. Да, что и говорить — вечер удался!
Во главе праздничного стола восседал сам именинник — Николай Ефремович Выхин. Человек среднего роста, плечистый, крепкий, с седыми волосами, но без малейших признаков лысины, спортивный, подтянутый и какой-то… надежный, что ли. Стабильный. Дамы рядом с виновником торжества не было. Префект овдовел четыре года назад, на холостяцких пирушках не отказывался от традиционных «банных» шалостей с девочками, но постоянной подруги не имел.
Справа от него сидел Толя, он же Анатолий Николаевич Орликов, высокий, элегантный, подтянутый джентльмен, безукоризненно одетый, вальяжный и небрежный. Слева — Олег Сергеевич Лисицын, иначе — Олежек, из породы «вечных мальчуганов»: что-то неуловимо несолидное было во всем его облике, что-то изобличало в нем выходца из наглоглазых рядов городской шпаны, и тут уж не спасал ни пиджак за три тысячи долларов, ни ранние залысины. Оба господина также были без спутниц. Приглашенных было всего человек сорок — ближние и дальние знакомые юбиляра, различные важные люди, а также средней важности, ну и несколько совершенно неважных тоже просочилось в качестве массовки.
Праздник, организованный Анатолием Николаевичем, определенно удался. Ярчайшие огни, которыми был освещен Дубовый зал, отражались в хрустале изысканных бокалов, а в бокалах искрилось шампанское «Вдова Клико», закуски также демонстрировали самый изысканный вкус устроителя: икра, мидии, омары, устрицы.
В качестве ведущего была приглашена всероссийская звезда — популярный пародист и шоумен Кирилл Ласкин.
— Дорогие россияне… — пророкотал он полупридушенным голосом. Каждый следующий конферанс он произносил, находясь «в образе» одного из своих персонажей. На сей раз это была крупная политическая фигура прошлого десятилетия. — Я думаю, шта-а-а…
— Так что там за планы были у вас насчет рынка, Николай Ефремыч? — говорил не слушавший Кирилла Ласкина Толя.
— Сейчас, сейчас, погоди. — Именинник расплылся в улыбке.
— Перед вами выступит, — гнул свое конферансье, — наша знаменитость, обаятельнейшая…
— Смотрите, смотрите, Коля! — шепнул Олег Лисицын. — Это наш вам сюрприз.
— …Маргарита Вайль!!!
Легким дуновением ветерка, неслышными шагами спустилась по знаменитой дубовой лестнице изящная гибкая тень, и вот под звуки инструментального вступления своего позапрошлогоднего хита «Все зависит от тебя» знаменитая певица предстала в лучах прожекторов.
— Вот это да! — выдохнул юбиляр. — Вот за это спасибо, ребята! Как же вы ее уломали?
— Э, Ефремыч, — развязно скрипнул Олежек. — С этой публикой надо проще. Лабухи, они и есть лабухи. Главное — башлять прилично, тогда их можно развести на что угодно.
— Нам просто хотелось сделать вам приятное, — улыбаясь, произнес Толя, одновременно укоризненно глядя на своего приятеля.
«Все… зависит от тебя!» — шептала в микрофон прелестнейшая Маргарита Вайль, обворожительно улыбаясь Николаю Ефремовичу Выхину.
В кармане у Олега Лисицына зажужжала невидимая пчела.
— Да! Алло! Ростик? Это ты? Ну где ты, блин? Олег подмигнул Анатолию.
— Товар с тобой? Ну вот и молоток! Жди там, сейчас мы с Толяном спустимся.
Олег нагнулся и шепнул Орликову на ухо:
— Педик наш прибыл. Пошли за картинкой.
— Олежек, ну сколько тебя учить? Что тебе за дело, каковы сексуальные пристрастия господина Вишневского? Нас он интересует вовсе не как педик, а как талантливый искусствовед. Точнее, в данном случае — арт-дилер.
Ознакомительная версия.
