Сергей Бетев - Без права на поражение (сборник)

добродушие, не замечая, как темнеют на дне глаз Геннадия беспокойные дробины зрачков. А у

нее охватывало спину холодом.

Она раньше других почувствовала, как захлестнула Геннадия слепая ярость, когда, не

стесняясь никого, подвыпивший Мельник вспомнил его мать и что-то бывшее между ними. Она

не ошиблась тогда: кинулась на нож сама, не думая, что будет дальше...

Но самую большую тревогу поселила в ней Клавдия, которая после этого зауздала

Геннадия. Она не переставала говорить с ним, успевая и наливать рюмки, и попридержать от

пьяной болтовни Афанасия, и заставить петь других. А о чем говорили, Татьяна так и не

разобрала, и от этого все росла необъяснимая тревога...

Женщина не смыкала глаз и по дороге в Свердловск, окончательно сбитая с толку

неожиданным решением Клавдии ехать вместе со всеми, плохо понимала разговоры о железе и

шифере. Решилась только молча взглянуть на мужа, когда он ни словом не обмолвился после

решения Клавдии всем вместе переночевать в Соколовке...

В Соколовке успокоилась. Приехали поздно, в поселке одно за одним затухали окна.

Геннадий ушел домой к продавщице местного магазина, принес четыре поллитровки, а она

приготовила на скорую руку ужин, уставила стол разной солониной. Было хоть и не шибко

весело, а все по-порядочному. .

— Афанасий Мельник с Клавдией собирались уехать с Красного около семи часов, чтобы

успеть не к поздней электричке на Нижний Тагил,— рассказывала Татьяна.— Завели будильник,

поставили на пять часов, а сами — за стол. Я устала и пересела на кровать. Незаметно

задремала. Когда проснулась, увидела Геннадия возле печки, подкладывал дрова. Клавдия

сидела за столом, тыкала вилкой в капусту, видно только что выпила.

— А где Афанасий?—спросила я,

— Уехал,— сказала Клавдия.

— А ты?

— Раздумала. На улице холодина поднялась, а у меня пальто старое, стежь скаталась, вовсе

не греет. Думаю, с чего это я буду зубами чакать из-за чужой нужды.— Схохотнула:— Вот

допьем с Геннадием вино, да и в Шадринск поеду. .

Поглядела я на своего, а он и не повернулся ко мне. Как сидел, уткнувшись в печь, так и

остался. Подумала, что разругались напоследок опять, но ничего не сказала: уехал — и хорошо...

— Вы были на собрании в клубе, когда говорили об убийстве? — спросил ее Дмитрий

Николаевич, присутствовавший на допросе вместе с Саломахиным.

— Нет.

— И не слышали ничего?

— Слышала. Да и у Геннадия спрашивала. Сказал, что убитого возле узкоколейки нашли.

— И больше ничего?

— Велел ни в какие разговоры не соваться, а то затаскают по разным следователям...

— Вы помните, во что был одет Афанасий Мельник? — заканчивал писать Моисеенко.

— Обыкновенно...

— Обувь какая, не забыли?

— В сапогах приезжал.

Татьяна Печеркина уже не выглядела робкой. Она начинала понимать смысл сегодняшних

разговоров, на все вопросы отвечала с безразличной откровенностью, не желая ничего утаивать,

чтобы быстрее уйти отсюда, И по взгляду ее было видно, что думает она уже о чем-то своем, а в

этой комнате ей добавить к сказанному нечего.

Да и Анатолий Моисеенко уже подбирал бумаги.

В кабинете стояла тяжелая прокуренная тишина.

Дмитрий Николаевич подошел к окну и открыл форточку. Прошелся по кабинету,

остановился возле Печеркиной:

— У меня больше вопросов нет.

— Значит, свободны вы, товарищ Печеркина,— сказал Моисеенко.

Она поднялась, и взгляд ее остановился на столе, где у самого края лежал ремень Геннадия

Печеркина, Спросила:

— А ремень-то где нашелся?

Трое переглянулись.

Ответил за всех Дмитрий Николаевич:

— На руке у Афанасия Мельника. На торфянике-то вашем его нашли убитым. Ничего от

него не осталось, по документам кое-как установили. Вот теперь выясняем все остальное...

Она ничего не ответила. Только едва приметно качнула головой.

25

Клавдия Коляскина пришла из камеры в кабинет Моисеенко немного побледневшая, но

бодрая. Оглядев комнату с незнакомым человеком за столом, она будто растерялась,

насторожилась. Зато увидев в дверях входящего Саломахина, облегченно вздохнула,

обрадовалась:

— Слава богу! А то думала, что к незнакомым попала...

— К знакомым, к знакомым, Клавдия Поликарповна,— успокоил ее Василий Тихонович.—

Как же я могу вас оставить, коль еще в Шадринске обещал довести наши разговоры до конца

здесь.

— Вот и хорошо,— согласилась она.

— Я готов, Клавдия Поликарповна, считать наш разговор в Шадринске недействительным,

— серьезно сказал Василий Тихонович,— если вы обещаете мне быть откровенной во всем...

здесь. Вот с этим человеком.— И он представил ей Моисеенко.

— Так разве я что соврала? —удивилась она.

— Как вам объяснить?.. Вы утверждали, что Афанасий Мельник ночевал у вас ночь или

две, а потом отправился в Свердловск. А мы узнаем, что вы с ним провели вместе чуть не две

недели... Вы говорили, что Геннадий Печеркин в то время у вас не появлялся, а потом

оказывается, что он был, да еще не один, а с женой, и ночевал у вас тоже...

— Так ведь кому охота, товарищи следователи, про себя такое рассказывать? — Коляскина

закраснела от волнения и впервые отвела взгляд.—Женщина я одинокая, оттого и смолчала, что

дурной славы боялась: соседи ведь у меня...

— Выходит, жил у вас Афанасий Мельник?

— Куда деваться? — вздохнула она.— Винюсь...

— А что скажете о Геннадии Печеркине?

— Они с Татьяной переночевали только одну ночь, Правду говорю!

— Допустим. Скандалили они с Мельником?

— Что вы! Выпивали честь честью.

— Зачем же Геннадий за нож хватался?

— За какой нож?..

— Ну вот...— Василий Тихонович откинулся на спинку стула.— Опять вы уговор

нарушаете.

— Да истинный крест!..

— Не нужно, Клавдия Поликарповна. Послушайте, я прочитаю вам протокол допроса

вашего дяди, потом племянника и его жены.

Коляскина внимательно выслушала показания своих родственников и серьезно сказала:

— Раз они все видели, значит, так оно и есть. Только меня в это время в квартире не было,

Наверное, за водкой бегала. Потому и вам не могла про то сказать.

— В этих же протоколах написано, что вы в тот вечер решили вместе со всеми ехать в

Свердловск,— строго заговорил Моисеенко, перечитывая бумаги, привезенные Саломахиным.—

И ездили. Чем была вызвана ваша поездка?

— Давно не бывала, да и Афанасий просил пособить ему железо с шифером купить. Вот и

поехала...

Коляскина без оговорок не принимала ни одного опровержения своих первоначальных

показаний. Саломахин и Моисеенко выкладывали одно свидетельское показание за другим,

теснили Коляскину шаг за шагом и, наконец услышали от нее последнее: была с Мельником в

Соколовке.

— Татьяна Печеркина заявила, что вы в то утро собирались уехать вместе с Мельником.

Почему вы изменили свое решение?

— Буран поднялся,— ответила она.— Я и подумала с какой стати я буду мотаться за этим

железом?.. Лучше поеду обратно.

— Проводили, значит?

— Проводили.

— До поезда?

— До поезда.

— Странно,— Саломахин долго молчал. Наконец сообщил ей:—А здесь его нашли

убитым, Клавдия Поликарповна...

— Где нашли? — испуганно спросила она.

— Недалеко от той самой станции, до которой вы проводили его. Вот нам и непонятно, как

вы его провожали,— не скрывая раздражения, сказал Моисеенко.

— Неправда это!— возразила она нервно.

— Как же неправда? А ремешок, которым его за руку оттащили в сторону от соколовской

дороги?

— Смеетесь вы надо мной. И что вам от меня надо?!

— Только одно: быть откровенной до конца.

— Ничего я про это не знаю!..

26

Одновременно с допросом Коляскиной Дмитрий Николаевич Суетин допрашивал

Печеркина.

С Геннадием Печеркиным разговор начался иначе. Приготовив бланки протокола допроса,

Суетин долго ходил по кабинету. Заметив, как Печеркин жадно глядит на его папиросу, молча

открыл перед ним пачку и, как только тот зажег папиросу, выложил перед ним кипу

фотографий...

— Возьми, посмотри...

И Геннадий Печеркин увидел знакомый пустырь с проселком, с узкоколейной железной