class="p1">– Заметано.
Я налил кофе в чашку, пододвинул ее к Киппи и указал на миску с наперсточками сливок и пакетиками сахара, горсть которых с неделю назад прихватил из ближнего «Макдоналдса».
– Кстати, если ты поняла, что я лгу, значит, не так уж я и лгал.
– Конечно, котик, – ответила Киппи. – Как скажешь.
Мне понравилось, как Киппи назвала меня «котиком», – так тепло, по-свойски… Но тут же внутри ревниво кольнуло: она со мной так заигрывает или это словцо для нее в порядке вещей и она использует его при общении с мужчинами каждый день? Не могу сказать, что сам я флиртую так уж часто, и уж тем более удачно. Мы и с Микки-то начали встречаться лишь после того, как она подослала свою лучшую подругу перемолвиться с одним из моих приятелей. И он скрупулезно сообщил мне, что сказала ему посланница от Микки: «Передай твердолобому, что Микки скажет “да”, если он когда-нибудь поднимет свою задницу и пригласит ее на танец».
Иногда парней – и прочих иных «твердолобых» – приходится водить за кольцо, вделанное в нос.
– Да здравствует Мейсон Райд! – воскликнула Киппи. – Ау, ты здесь или где?
– Извини, от обезболивающих башка слегка набекрень. – Вообще-то по выходу из больницы я не принимал ничего сильнее ибупрофена. Просто окунулся в глупые размышления после того, как Киппи назвала меня «котиком», и упустил ее последние слова. – Ты что-то сказала?
– Хотела поблагодарить за то, что ты пошел ради Виры на риск, спас ей жизнь.
– Да просто повезло, что Пол согласился. Иначе пришлось бы чертовски долго его уламывать.
– Мы могли бы пустить в ход мои наручники, если б я знала, что происходит.
После получашки кофе я рассказал Киппи о том, что произошло, когда Вира отыскала на стройке тело Кари Брокман.
– Вира, конечно, собаченция каких поискать, но на что ты намекаешь? – спросила Киппи. – Что у нее сверхъестественные способности?
Было приятно, что кто-то, проявляющий к Вире участие, озвучил это настолько мягко, что я не смотрелся явным сумасбродом… пусть и сумасбродом, но не настолько конченым.
– Понимаешь, я занимаюсь собаками всю свою жизнь. Я думал, что перевидал все. Не знаю, готов ли я погружаться в метафизику или что-то в этом роде… Но если, допустим, рассуждать о Вире так же, как рассуждают о людях, то на каждый миллиард фриков и напыщенных показушников действительно приходится хотя бы по одному настоящему вундеркинду. Как Эйнштейн или Моцарт. – Я почесал щеку. – Так почему такого же не может быть и у собак?
– А ты знаешь, что в ту ночь на Форест-Глен она проявила себя героинькой?
– Это как?
Основную часть той истории Киппи услышала от первой хозяйки Виры – женщины, которая жила с тем мерзавцем-алкашом. Она рассказала Киппи, что за ту неделю с небольшим, что щенок был у них, его больше интересовало, кто он, этот Грейнджер, чем он занимается; вместо того, чтобы хвостиком ходить за женщиной и ее сынишкой, собачонка наблюдала за ним – смотрела, принюхивалась, подглядывала, причем настолько пристально, что Грейнджер однажды пробурчал, будто эта мелкая сволочь за ним шпионит – молча заглядывает в душу и по-своему выведывает, что у него там на уме.
В этом сомнений быть не могло.
А в ту роковую ночь Вира действительно проявила себя храбрым щенком. Очевидно, Грейнджер по ночам укрывался в своей офисной берлоге – шарился по интернету и прихлебывал виски, оставляя двух своих постояльцев возиться с собакой, гори они все синим пламенем. На верхней полке у него стоял большой стеклянный кубок, в который Грейнджер скидывал мелочовку, скапливающуюся в карманах за день. При переезде гостей он пообещал мальчику, что, когда кубок наполнится, они пропустят монетки через счетную машину и он отдаст тому всю выручку. И потому все монетки, которые попадались малышу на глаза или перепадали от матери, тот теперь тащил в кабинет Грейнджера и сбрасывал в сокровищницу.
В тот вечер мать из прихожей смотрела, как ее сын без оглядки влетает в кабинет Грейнджера, сжимая в кулаке медяки. Вот он потянулся, хватая кубок за ножку, и сдернул его с полки, но не учел, что тот теперь на три четверти полон мелочью, и из-за этого утратил равновесие. Секунду ей казалось, что ребенок сейчас выправится, в то время как тот пытался устоять, словно средневековый рыцарь в попытке сказать пьяный тост, но кубок все же повело в сторону, и, вместе с водопадом мелочи, бедняжка выронил его совсем.
По ламинату звонко разлетелись осколки стекла и тысячи центов с четвертаками.
Ребенок ошалело воззрился на Грейнджера, который сейчас глыбой высился возле стола, и, увидев что-то в его глазах, пустился наутек. Но прыти малолетке не хватило, и носок грейнджеровой туфли лупанул по детской попке так, что мальчонка вылетел через открытую кабинетную дверь и приземлился в прихожей возле ног своей матери.
И тут, откуда ни возьмись, на помощь малышу бросилась собачонка, пронзительным щенячьим тявканьем выказывая Грейнджеру свое отношение.
Ну а вслед за этим – торопливые сборы и отъезд.
– Вот так. Знай наших, – веско сказал я, любуясь своей золотой находчицей. Со стола я ногтем пульнул претцель, и Вира азартно за ним погналась. – Узнаю свою Вирку, стопроцентно.
Киппи прихлебнула кофе.
– Ума не приложу, как она вообще выжила в боксе, где весь вечер работал грузовик. Сам Грейнджер умер от угарного газа. Сидел на кухне с закрытой дверью, но дым из гаража просочился и его убил – настолько сильным был угарный газ. Я когда только заметила Виру, – продолжала Киппи, содрогнувшись от припоминания, – она уж и не шевелилась. Лежала как тряпочка.
– То есть, по-твоему, Вира в ту ночь вроде как умерла и вернулась к жизни или у нее был какой-то предсмертный опыт… и из-за этого у нее открылись специфические способности?
Почесывая Вире шею, офицер Гимм пожала плечами.
– Просто я знаю, что моя девчурка одарена и редкостная умняга. Она же моя Медвежка, – улыбнулась Киппи, придвигая по столу вынутую из кармана визитку. – Если Виру когда-нибудь будет не с кем оставить, звони. Или, – она перевела взгляд с моего фингала на швы возле шеи, – позвоните оба, если вдруг опять куда-нибудь вляпаетесь.
Через пять минут Киппи крепко обняла Виру, вышла на улицу и направилась к своей патрульной машине. Скоро должна была начаться ее смена, но походка женщины, казалось, была бодрей и энергичней, чем когда она только что приехала расспросить меня о Вире.
– Эй! – выпалил я, когда офицер Гимм открывала водительскую дверцу. Киппи оглянулась в мою сторону. – Может, как-нибудь выпьем по
