– К чему, Вячеслав Сергеевич?
– Слушать меня внимательно готов?
– Я и так вас слушаю.
– Нет. У тебя слишком скептическое лицо!
– Ну извините, – Соловьев развел руками, – какое есть.
– Ладно, сейчас ты улыбаться перестанешь и, кстати, поймешь, что Оленька твоя во многом была права. – Старик глубоко вздохнул, нахмурился и заговорил совсем тихо: – После пожара обожженная нянька исповедовалась перед смертью, рассказала попу из местной церкви, что на ней страшный грех. Чистых агнцев, слепых сироток, возили ночами в волчье логово. Директор получала за это деньги. Нянька знала, но боялась сказать кому-нибудь. Поп грехи ей отпустил, а потом согрешил сам. Выдал тайну исповеди, рассказал своей попадье. А она пошепталась еще с кем-то. Впрочем, все это были только слухи, показаний так никто и не дал.
– Но все-таки были какие-то попытки выяснить, кто насиловал детей и что за волчье логово?
– Да, конечно. Прежде всего, обратились к директрисе. Она объяснила, что эти дети – особый контингент, они агрессивны, лживы, неблагодарны. У них с ранних лет повышенная сексуальность, и они черт знает чем занимаются друг с другом. Ты бы видел ее. Толстая надменная бабища, вся в бриллиантах. Безжалостная, как скала.
– Ну а детей допрашивали?
– Естественно. Они были жутко запуганные, клещами слова не вытянешь. К тому же кому-то из них это даже нравилось. Их там кормили вкусно.
– Где – там? Что – нравилось? – Соловьев только сейчас заметил, что они оба, старик и он сам, не просто разговаривают, а кричат нервным шепотом.
Дима опять закурил, Вячеслав Сергеевич накапал себе валокордину в рюмку, выпил залпом, сморщился.
– Неподалеку от интерната, на другом берегу озера, была закрытая зона, секретный объект, за высоким глухим забором. Так называемый гостевой комплекс ЦК КПСС. На огромной территории роскошная трехэтажная вилла с бассейном, сауной, зимним садом. Постоянно там никто не жил, только охрана, обслуга и администратор, некто Грошев Матвей Александрович. Импозантный такой мужчина, красавец, как из Голливуда. Хозяин роскошного заведения. Приезжало высокое начальство из Москвы, эскорты машин с затемненными стеклами, с мигалками, иногда под охраной мотоциклистов. Вот туда и возили слепых детишек ночами.
– Зачем?
– Затем! Дима, ты правда не понимаешь? Или придуриваешься?
– Правда не понимаю, Вячеслав Сергеевич.
Старик закатил глаза к потолку, поджал губы и произнес бесстрастным тусклым голосом:
– Их там употребляли всякие высокие чины, из тех, что у нас всегда оставались и остаются неприкасаемыми. Грошев Матвей Александрович был чем-то вроде номенклатурной сводни, на самом высоком уровне. Думаю, он и сейчас занимается тем же, только под другой крышей. Директриса была в доле. Ее потом повысили, взяли в Москву, в министерство. Дело изъяли из архива. Интернат сгорел.
– А вилла? – спросил Соловьев.
– Некоторое время она стояла пустая, никто не приезжал, охрана, обслуга, сам Грошев – все уволились. В начале девяностых землю и дом купил какой-то новый русский. Потом хозяева менялись. Теперь это просто частная собственность, там кто-то живет. А что касается твоего Молоха, он действительно миссионер. Дети, которых он убил, снимались в порно, занимались проституцией. Единственный шанс выйти на него – отлавливать торговцев детьми и трясти их как следует, чтобы они сдавали свою клиентуру. Но этого у нас никогда не допустят. Второй скандал вроде того, что был с сетью «Вербена», вряд ли удастся скрыть от прессы. Кто там может оказаться среди клиентов и покровителей? Ой, не дай бог! Пусть лучше ловят взяточников из ДПС. Пусть ловят жуликов. Пусть разоблачают тех, кто злоупотребляет служебным положением, фабрикует уголовные дела на богатеньких. Воровать и жульничать у нас в России не стыдно. Обижать богатых – святое дело. Даже насиловать не стыдно. Вон, есть губернаторы, которые за это сидели, и не стесняются, наоборот, щеголяют своим половым недержанием. Но только они насиловали совершеннолетних, не детей. Понимаешь, о чем я? За детей даже на зоне убивают до сих пор. Вот так, Дима. И, между прочим, посадить Пьяных в общую камеру было все равно, что убить.
– Спасибо, Вячеслав Сергеевич, – вздохнул Соловьев, – вы меня взбодрили и обнадежили.
– Не за что. Считай, что это просто информация к размышлению, как говорил за кадром моего любимого фильма мой любимый актер. Вот ты и подумай, поразмышляй на досуге. Что, если Анатолий Пьяных убивал бедных агнцев, чтобы спасти их чистоту, отправить прямиком на небеса? Что, если убивал не Пьяных, и настоящий давыдовский душитель до сих пор жив? Найди Грошева. Только очень осторожно. У него огромные связи, на самом верху.
– Вы что, думаете, это мог быть он? Он – душитель? Он – Молох?
– Не знаю. Я уже старый. Думай ты, Дима. Ладно, не расстраивайся, сейчас я тебя действительно слегка взбодрю. – Старик, как фокусник, достал из кармана фланелевой домашней куртки граненый флакон и поставил на стол. – Духи твои из частной коллекции парфюмерного дома «Матерозони» в Риме. Эта фирма двести пятьдесят лет составляет на заказ индивидуальные ароматические композиции. Флакончик твой стоит, вероятно, бешеных денег. На этикетке есть адрес и телефон. Кроме того, имеется индивидуальный номер заказчика. Дальше я разыграл маленький спектакль. Я позвонил по этому телефону. Стал врать на своем дурном английском, будто бы в аэропорту нашел дорогую дамскую сумочку. Внутри большая сумма денег, но никаких документов. Только косметика, щетка для волос, шоколадка и флакон духов. Как порядочный человек, я хотел бы разыскать владелицу и вернуть ей пропажу.
– Гениально, – улыбнулся Соловьев.
– Не перебивай меня. Потом будешь аплодировать. Представь, для того чтобы произнести этот текст, мне пришлось сначала залезть в русско-английский словарь. Впрочем, я мучился не долго. Почти сразу трубку взяла барышня, которая отлично говорит по-русски. Оказывается, основной контингент клиентов дома «Матерозони» – русские. Ну кроме, конечно, голливудских звезд и дюжины каких-то несчастных американских и греческих миллионеров. Так вот, Дима. Владелица этого аромата тоже оказалась русской.
Повисла пауза. Старик возбужденно пыхтел. Съел конфету, встал, налил воды в чайник. Дима еще раз рассыпался в благодарностях.
– Синьора Зоя Зацепа, – торжественно произнес старик, – раньше постоянно жила в Риме. Ее муж был дипломатом, работал в посольстве. Теперь они живут в Москве, но в Рим приезжают часто. Любезная барышня дала мне адрес и телефон их квартиры в Риме, итальянский мобильный синьоры и еще московский. Вот, я все тебе записал.
* * *
Странник сидел в машине и наблюдал, как перекидывает карты электрический клоун на фасаде казино. Он нарочно задержался здесь. Воспоминания питали его дополнительной энергией. Он чувствовал себя непобедимым. Гоминиды, тупые животные, никогда не разгадают его тайну. Каждый из них видит и слышит только себя. Им надо заполнять эмоциональные пустоты, разукрашивать свой бесцветный мир искусственными цветными огнями, добиваться острых ощущений с помощью азартных игр, алкоголя, наркотиков, громкой музыки.
Даже те из них, кто занимается вроде бы серьезными делами – наукой, бизнесом, искусством, все равно не могут выбраться из капсулы собственного убогого «я». В пространстве вечной ночи все работает на уничтожение. Самые полезные и разумные игрушки в руках гоминидов становятся вредными и опасными. Бомбы, вирусы, дырки в атмосфере – вот их наука. Войны, безработица, нищета – вот их бизнес.
В основе их так называемого высокого искусства – грязь и мерзость. Классические греческие трагедии описывают порок и безнравственность, ибо ничто иное гоминидов не интересует. Символ эпохи Возрождения Леонардо выкапывал трупы и препарировал их, чтобы достичь совершенства в изображении тел гоминидов.
Клоун перекидывал карты. Реклама притягивала взгляд и навевала воспоминания. Всего сутки назад он ждал здесь самку, боялся, что она не придет. Если бы она не пришла, Странника бы, наверное, разорвало изнутри.
