«Значит, информация по Молоху остается нежелательной? Опять кто-то будет мешать? Вот, пожалуйста, на совещании у замминистра отказались признать, что это продолжение серии. Соловьеву даже не удалось официальным путем в нормальные сроки добыть расшифровку номеров, которые остались в мобильнике убитой девочки. Бред».
Было восемь утра. Антон выключил компьютер, поставил будильник на десять и уснул на диване, одетый.
* * *
Странник до сих пор не понимал, как сумел выдержать столько лет. Коварство тьмы заключалось еще и в том, что она ловко притворялась светом. Вечная ночь втянула Странника, как болото, чмокнула и сыто облизнулась. Он жил как гоминид среди гоминидов. Много и напряженно работал, для разрядки стал бегать по утрам, нарочно выматывал себя так, чтобы не осталось никаких физических сил.
Ночь символизирует хаос. Она родилась из хаоса и породила двух древних богов, Танатоса, бога смерти, и Гипноса, бога сна. Смерть и сон родные братья. Есть у них еще брат Мом, бог злословия. Он связан с самыми темными глубинами зла, с подземными безднами Тартара. Слепые дети, безусловно, несли на себе знак тьмы. Они жили во тьме еще более безнадежной и страшной, чем прочие гоминиды, и ангелы внутри них страдали нестерпимо.
Иногда ему казалось, что все, происходившее с ним ночами в маленьком подмосковном городе Давыдово, приснилось ему. Шкура гоминида постепенно врастала в его живую чувствительную кожу, и уже не хотелось ее сдирать.
Он стал забывать о своей великой миссии и все реже слушал кассеты, на которых был записан голос существа из царства света.
Иногда ночью, во время бессонницы, он задавал себе вопрос: неужели это конец?
Ответа не было. Он кусал подушку и давился слезами.
На самом деле он продолжал постоянно слышать голоса ангелов, его тянуло туда, где было много детей, подростков. Ангелы плакали и звали его на помощь. Он затыкал уши. Он понимал: так легко и безнаказанно, как возле давыдовского интерната, он не сумеет действовать нигде. Если он попытается, его сразу поймают.
Мир гоминидов гнил изнутри, и вонь душила его. Похоть и разврат наползали на Странника со всех сторон, то, что раньше пряталось за стенами домов, за плотными шторами, бесстыдно вылезло наружу, стало публичным и общедоступным.
Чтобы понять и измерить глубину падения нравов, Странник блуждал по Всемирной паутине, находил самые страшные, самые грязные порносайты, смотрел, читал, дрожал от праведного гнева.
Особенно сильно подействовал на него небольшой рассказ, написанный порнографом по кличке Молох. Это было зашифрованное послание, адресованное ему, Страннику, и нашел он его в самой глубине адской бездны, на ледяном дне той пропасти, куда падают дети, играющие во ржи.
Автор-порнограф не осознавал, что делает, когда сочинял свой рассказ. Он, как и положено гоминиду, оставался лишь орудием. Его рукой водила мощная, неведомая ему, жалкому похотливому ублюдку, сила.
В рассказе было описано освобождение ангела, именно такое, каким оно виделось Страннику. Некий человек, чистый от рождения, то есть страдающий тем, что гоминиды именуют импотенцией, убивает маленькую проститутку, а потом медленно поливает тело жидким маслом, которым смазывают младенцев после купания.
Сладкий запах и то, как льется масло на тело, затекает в складки порочной плоти, омывает плоть, освобождает от последней грязи, вызвало мощный, неожиданный экстаз у Странника, горячее покалывание в паху.
Он мог сравнить эту бурю чувств лишь с тем первым экстазом, который испытал много лет назад, на чердаке, когда убил первую в своей жизни самку. Именно тогда он и выпустил первого ангела, но еще не осознавал этого.
Масло – миро, священный жертвенный елей, символ чистоты и покоя. Оно смывает следы, гоминидам будет трудней найти Странника.
Паутина у древних, у греков и египтян, – символ судьбы. У майя плетение паутины воплощает непрерывную мутацию, превращение людей в гоминидов. У христиан – это символ абсолютного зла. Именно паутина с ее тайной символикой и явной грязью подсказала Страннику простой и разумный путь.
Чтобы освободить ангела, надо купить юного гоминида, в котором ангел еще жив. Покупать через паутину безопасно. Можно сохранять полную анонимность, не привлекать внимания. Торговцам ничего не нужно, кроме денег. Они даже не смотрят в лицо покупателю.
Странник проснулся и прозрел. Испытал горький стыд за годы тупого бездействия.
Разведчик опять стал диверсантом. Пользуясь Интернетом, он мог бесконечно продолжать свое священное дело, спасать сколько угодно ангелов.
За полгода он спас троих. Двух девочек и мальчика. Это были беспризорные сироты из глубокой провинции, родители умерли либо сидели в тюрьме. Каким-то ветром их занесло в Москву, в лапы порнодельцов.
Он не оставил ни единого следа. Он понимал, что искать его будет не только милиция, но и сутенеры, которые продали ему детей. В диалог с ними он вступал из интернет-кафе и никогда не использовал для связи свой домашний компьютер. Звонил только из уличных таксофонов. Менял внешность и голос, платил вперед и даже добавлял щедрые чаевые, ибо знал: ничто так не притупляет бдительность гоминидов, как деньги.
Полтора года его активно искали, но так и не вышли на его след. Никто не понял, что это продолжение, не связал нынешние трупы с теми, что десять лет назад вылавливали из озера возле маленького подмосковного городка Давыдово. У серийных убийц не бывает таких долгих периодов покоя.
Но фокус в том, что Странник не серийный убийца. Он не душит детей. Он освобождает ангелов.
Гоминиды опять оказались бессильны против него. Никто, ни милиция, ни сутенеры, не догадался об его истинных мотивах, целях и средствах.
Никто, кроме женщины-оборотня. Сейчас, когда он освободил очередного ангела, она опять начнет думать и действовать. Следовало срочно избавиться от этого опасного существа, убрать оборотня со своего пути, раз и навсегда.
Глава двадцать четвертая
Сквозь шум воды Ика слышала, как заливаются сразу три телефона. Городской, самый громкий, и два мобильных.
– Идите на фиг! – сказала она, разглядывая свою ногу, такую живую и симпатичную, что стоит посмотреть, и мгновенно поднимается настроение. Правда, тут же где-то, совсем глубоко, защекотала маленькая поганая мыслишка. Вот эту плоть, розовую, упругую, выхоленную, будут когда-нибудь жрать черви. Когда-нибудь, не скоро, но обязательно.
О червях однажды сказал Марк. Держал ее ногу, бережно, как произведение искусства, и вдруг произнес, с обычной своей ухмылкой:
– Обидно, что такая красота достанется червям. Представляешь, вся ты, Ика, нежная и удивительная, с твоими тонкими пальчиками, с твоими грудками, губками, шейкой, станешь обедом подземных тварей. Они тупы, бессмысленны, лишены эстетического чувства. Им без разницы, кого жрать: тебя, мою прелесть, или какого-нибудь урода. Остается пожелать им приятного аппетита.
Марк говорил много глупостей и гадостей, она привыкла, щелкала его по носу, злилась чуть-чуть и скоро забывала. Но про червей запомнила и никак не могла выкинуть – даже не из головы, а откуда-то из солнечного сплетения.
– Гад, гад, ненавижу! – пробормотала Ика и стала чистить зубы.
На городском телефоне включился автоответчик. Из ванной Ика не могла разобрать слов, но слышала, что голос женский. Потом стало тихо. Телефоны помолчали, отдохнули минут пять и опять затрезвонили хором.
Ика выдавила на ладонь прозрачный зеленый шампунь, закрыла глаза, намылила короткие густые волосы и запела во весь голос:
Темный кинозал и пузырьки поп-корна,
Целоваться в губы так прикольно! А-а, ля-ля!
Предстояло самое неприятное – брить подмышки. Ика подняла руку, заглянула в нежную впадинку, подернутую золотистой щетиной. Там такая тонкая кожа, каждый раз страшно прикасаться бритвой.
