— А-а, — промычал Александр Борисович. — «А Шелиш его уже не посмотрит», — с грустью подумал он.
Питер в одиночестве потягивал виски, приходя в форму, когда Турецкий появился у него в номере. К счастью, «Белая лошадь» была только начата, и Александр Борисович присоединился к нему, вкратце пересказав происшедшее. Питер, как старая гончая, повел носом и засыпал его вопросами, упирая в основном на детали осмотра трупа потерпевшего.
— Завтра читай газеты, журналисты все распишут, — отмахнулся Турецкий. — А может, и фотографию дадут. А я тебе честно признаюсь: пока ни одной версии. Вот посмотрю результаты вскрытия и выводы экспертиз, там, может быть, что-то в мозгах появится, погутарим. А так чего воду в ступе месить.
— Воду месить? — удивился Реддвей. — Толочь.
— Какая разница: месить или толочь, одно и то же.
— Синоним! — радостно сказал Питер.
— Он самый…
— Чтоб воду в ступе не толочь, — вспомнил Реддвей. — Означает: говорить без толку.
— Правильно! — одобрил его Турецкий, прикладываясь к стакану с виски и со льдом. — Ледок хорош, язви его!
— Язви кого?..
— Все, с русским языком закончили! — решительно сказал Турецкий. — Давай по делу. Что у нас с алюминием?
— Мне не разрешили лететь в Красноярск…
— Почему?
Питер пожал плечами.
— Этот вопрос решим!
— Уже не надо. — Реддвей выложил телеграмму на английском.
— Что там?
— Из Гармиш-Партенкирхена сообщают, что двое террористов сегодня намерены лететь в Россию. И мне дополнительно сообщат их приметы, я дал номер твоего факса в бюро на Большой Дмитровке. Не хотел впутывать посольство, слишком много ушей и глаз, сам понимаешь, — добавил Питер.
— Когда сообщат?
— Ну в восемъ-девять вечера, я точно не знаю.
Турецкий тяжело вздохнул. Он вчера выдержал неприятный разговор с женой из-за своей алкогольной перегрузки со Славкой. Умная Ирина Генриховна была права: нечего пропивать последний ум. Поэтому сегодня он пообещал вернуться пораньше.
— Откуда вылетают эти террористы? — спросил Александр Борисович.
— Из Женевы.
— И ты думаешь, они отправятся в Красноярск?
— Почему нет? Токмаков для них персона нон грата. Он в лагере?
— Нет, он не в тюрьме, в том-то и дело. Ходит на службу, и охраны у него нет.
— Плохо.
— Плохо, — кивнул Турецкий. — А ты думал, что у нас по-прежнему каждого второго в кутузку сажают? Нет, бывает, но пока нет доказательств вины, человека арестовать не могут. — Турецкий допил виски. — Ладно, поехали ко мне. Хорошо, что я машину не отпустил. Там и погутарим. У тебя виски еще есть?
— Есть…
— Захвати! Поскольку ты мне должен.
— Почему я должен?
— Потому что я позвонил в Красноярск и попросил своего приятеля-«важняка» из крайпрокуратуры попасти Токмакова. Это значит, я за тебя сделал определенную работу. А как у вас? Сделал работу — плати!
— О'кей, я готов!
— Но я беру только борзыми щенками и бутылками!
— А щенки? — всерьез заинтересовался Реддвей. — Какая порода?
— Русская борзая, классику знать надо! — поднялся Турецкий.
— Я могу их купить для тебя здесь?
Турецкий по дороге долго объяснял Питеру, что щенков покупать не надо, это шутка. Питер посетовал, что русский юмор очень трудный, он выражается так же, как серьезные понятия, а у них юмор всегда имеет свою яркую окраску, его легко узнать.
Перед выездом из гостиницы «Советская», где остановился Питер, Турецкий позвонил Грязнову. Тот уже знал про Шелиша и был недоволен, что Турецкий не взял его с собой на осмотр места происшествия. Александр Борисович сообщил, что он с Питером едет к себе, и если у Грязнова нет никаких срочных дел, то и он может заглянуть.
— Как там Питер? — спросил Вячеслав Иванович.
— Баня ему понравилась, и он спрашивает, плова не осталось? Ты, если поедешь, пожрать возьми, а то я и пообедать сегодня не успел!
Оставив Реддвея караулить факс в своем кабинете, Александр Борисович двинулся к Меркулову с докладом. Его уже трясли президентские службы, требуя деталей и подробностей по делу о смерти Шелиша. Лара, временно прикрепленная помощницей к Турецкому, зная о том, что случилось, выжидающе взглянула на шефа, ее распирало профессиональное любопытство: в июне она заканчивала юридический и грозилась уйти из прокуратуры в адвокатуру. Для дамы это неплохой вариант. Их любовные отношения после того случая с «отмороженным» Тягуновым, сводившим счеты с мафией, наживавшейся на Чечне, когда Лариса выдала фээсбэшникам служебную информацию, прекратились как бы сами собой. Но Турецкий вообще долго ни на кого не мог злиться, тем более на женщин с такой красивой грудью, стройными ножками и такой загадочной линией бедра. Трепетные взгляды он уже испускал, давая понять своей молодой поклоннице, что готов к примирению и дальнейшим подвигам.
— Пока ноль, Лара, странная история, — бросил ей Турецкий. — Я у Кости.
Двигаясь по коридору, он усмехнулся. На Ларке была новая вязаная кофточка, которая предельно рельефно вычерчивала ее тугую красивую грудь. Она знала, что Турецкий без ума от ее груди и нарочно выставляла ее на всеобщее обозрение. Девушка немного похудела и стала еще краше. Турецкий глотал слюнки. На тонком Ларином лице завораживали большие и печальные черные глаза, в которых иногда вспыхивала вся скорбь еврейского народа. Лара наполовину принадлежала к этой прекрасной нации. Глаза, красивая грудь и темперамент происходили явно оттуда. Александр Борисович поймал себя на мысли, что всерьез рассуждает о ее прелестях, вместо того чтобы думать о деле Шелиша, и нехорошими словами выругал себя.
— Дважды в одну и ту же реку не входят! — твердо сказал он себе уже вслух, и новая секретарша Меркулова, пятидесятилетняя Татьяна Ивановна, недоуменно на него посмотрела. «Вот почему Меркулов не заводит себе молоденьких помощниц? — спросил он сам себя и тотчас ответил: — Потому что он умный и годика через два станет еще генеральным, а ты, Сашка, полный дурак!»
— Ну что там? — поднявшись из-за стола, спросил Костя.
— Да черт его знает. Вскрытие покажет, — ответил Турецкий.
— Меня Президент трясет! — рассердился Меркулов.
— А меня от этой истории, — тем же сердитым тоном ответил Александр Борисович. — Я же не оракул. Кровоизлияние в мозг, а почему произошло, поди догадайся. Поел, пошел отдохнуть на двадцать минут, просил жену разбудить, собирался работать. Та приходит, он мертвый, залит кровью. Внешне никаких следов асфиксии и насилия. Все изнутри. Резкий скачок давления. Да такой, что его доктор смотрел на меня как безумный. Бормотал что-то о фильмах ужасов. Он врач, он понимает, что говорит.
— Мы что, имеем дело со сверхъестественными силами? — усмехнулся Меркулов.
— Возможно, я бы этого пока не отрицал.
— И ты считаешь, я это должен сказать Президенту? — обозлился Костя.
— Я ничего не считаю, — взвился Турецкий, подскакивая со стула. — Но пойми, мы имеем дело с анормальной ситуацией. Только и всего.
— Не надо пока на это упирать, — мягко посоветовал Меркулов. — Давай поспокойнее. Сядь!
— У тебя выпить есть?
— Нет.
— Пойдем тогда ко мне.
— Там же Питер.
— Ах да. Вот видишь, я даже о нем забыл.
— Ну хорошо, я понял: ситуация вызвана внешними факторами, так? Какими, не будем уточнять, пока не ознакомимся с результатами вскрытия. Можно так сформулировать?
— Можно.
— Вот, мне пока больше ничего и не нужно. То бишь Александр Борисович Турецкий, следователь, которому поручено расследовать это дело, придерживается мнения, что смерть произошла насильственным путем. То есть налицо умышленное убийство? — закруглил Меркулов.
— Да…
— Ну вот, я хоть могу что-то вразумительное ответить Президенту, — обрадовался Костя, берясь за трубку прямого телефона с генеральным. — А ты пока составь короткое спецдонесение на мое имя.
— Хорошо. Я пойду. Там Питер один кукует. Ты зайдешь? Славка сейчас приедет.
— Конечно. Отзвоню и зайду.
— Слушай, — остановившись уже на пороге, бросил Александр Борисович, — а какого черта опять фээсбэшников подключили? Снова наперегонки будем бегать, информацию друг у друга выхватывать?
— Это Президент распорядился. И еще он сказал по «ящику», что лично будет держать это дело на контроле. Так что всем придется несладко, — вздохнул Меркулов. — Кстати, я тут Леву Скопина к тебе сагитировал. Переводится на заочное в своей аспирантуре и идет к тебе на подмогу. Все как ты просил.
Скопин, учась на последнем курсе юридического факультета МГУ, практику проходил у Турецкого и очень ему понравился. Живой, с фантазией, великолепной памятью на детали, интуицией, он оказался незаменим, когда они разыскивали одного матерого убийцу, и благодаря кропотливому труду Левы они таки его вычислили. Вычислили в прямом смысле, потому как, великолепно владея компьютером, Скопин ввел в память все данные о преступнике, выстроил программу и стал моделировать его дальнейшие поступки. Турецкий поначалу с иронией относился к компьютерным играм практиканта, но потом так увлекся, что они целыми вечерами просиживали за монитором, вводя разные мотивы и выстраивая последующие ходы убийцы. И на одном из них он попался. Поэтому сообщение Меркулова обрадовало следователя. Скопина именно сейчас ему всерьез не хватало.
