мальчишек и девчонок выучили в определенном порядке нажимать на клавиши, водить смычки и дуть в трубы. Все просто.
Почему же Лида слушала и плакала?
Чем ближе они подходили к дому, тем сильнее въедались сомнения. Логика логикой, но жизнь, пожалуй, наполовину состоит из нелогичностей. И, уже поднимаясь по лестнице, Рябинин пожалел, что вовлек в эту непроверенную акцию и Петельникова, и участкового инспектора, и понятых.
Он позвонил в хорошо обитую, черную, как и костюмы коменданта, дверь. В квартире что–то звякнуло и покатилось, не останавливаясь, через комнату, через кухню… И когда докатилось туда, куда надо, дверь открыли.
Комендант был одет так, как и на работе: чернющий костюм, серая рубашка, мрачный галстук и синие носки домашней окраски. Рябинин тревожно разглядывал косую челку и темные глаза, отыскивая знаки беспокойства или недоумения. Но косая челка косела спокойно, темные глаза не удивились, тонкие бескровные губы ничего не выдали… Петельников и участковый инспектор, привыкшие к немым сценам, стояли тихо. Понятые заглядывали через плечи: что там, не пускают?
И тогда Рябинин уверенно улыбнулся и свободно переступил порог чужой квартиры – комендант не удивился, а ведь должен бы удивиться. Выходит, что ждал.
– Здравствуйте, Александр Иванович. А мы к вам с обыском…
– Ищите, – с готовностью отозвался комендант, отходя в глубину комнаты.
– А где все лежит? – весело спросил Рябинин.
– Вон там, в ящичке.
Рябинин и Петельников переглянулись, ошарашенные признанием. Вместо обыска – добровольная выдача. За один день размышлений найти соучастника и все ценности… Так не бывает. Нет, так бывает только в легких детективных романах. Нет, в детективных романах так не бывает – там закрутили бы. Так бывает лишь в жизни.
– Молодец, – тихо похвалил Петельников.
– На моем месте ты бы догадался раньше…
Ящик платяного шкафа казался сундуком из приключенческих фильмов. Пачки денег, драгоценности, старинное письмо, серебряная посуда… Сразу отыскался перстень с бриллиантом. Завороженные понятые смотрели в сказочное чрево шкафа блестящими глазами, – о подобном они читали только в детективах.
Рябинин считал деньги, разглядывал пробы, определял названия посуды и драгоценностей, писал в протоколе до онемения – и все это время не спускал края своего взгляда с коменданта.
Александр Иванович сидел на задрипанном диванчике и вроде бы не очень интересовался происходящим. Но Рябинина занимало не это – занимало лицо коменданта, на которое легло, как пало с небес, странное выражение, не поддающееся названию. На работе он ходил с другим лицом, словно заштукатуренным его родными известками и цементами. Но почему Рябинин сравнил его с небесами – пало с небес? На нем блаженство, небесное блаженство человека, порвавшего с земными делами. С чего это?
Составление протокола кончилось. Рябинин вспотел от горы написанных им бумаг. Теперь бы отдохнуть, но они решили немедленно приступить к допросу. Проводив понятых и участкового инспектора, Рябинин устало сказал:
– Садитесь, Александр Иванович, к столу…
Круглый шаткий стол посреди комнаты под синтетической скатертью, похожей на клеенку. На тумбочке телевизор старой марки. Заезженная кушетка. Полочка с книгами – одни мемуары да технические справочники.
– Ты глянь на кухню, – перехватил Петельников его взгляд, а может быть, и мысль.
Рябинин пошел быстро, снедаемый любопытством…
Может быть, на кухне была и плита, и раковина, и посуда. Он их не увидел, поразившись не ожидаемой тут картиной. Ему показалось, что он шагнул в нутро гигантского телевизора. Десятиметровая комната имела только пол и кусок потолка – все остальные поверхности были заняты металлом, имеющим самые невероятные формы. На полках, на стеллажах, на крюках, на каких–то рамах висели и лежали моторы и моторчики, гайки и болтики, цепи и шланги, сверла и зубила… Была раковина, к которой примазался столик с чайником и алюминиевой кастрюлей.
Рябинин вернулся в комнату и глянул на Александра Ивановича, словно увидел его впервые, словно не встречал его много лет в коридорах и не видел у себя в кабинете. Кем он его считал? Человеком, который собственноручно красит нитяные носки. Человеком, который не живет, а присутствует на нескончаемых похоронах. А он оказался соучастником крупной преступницы. А он оказался не просто умельцем, а механиком по призванию. Рябинин спрашивал его о смысле жизни… Там его смысл жизни, на кухне.
Теперь комендант сидел за столом, но все с тем же легким и отрешенным от земных дел лицом. Рябинин разложил протокол допроса и начал переписывать сведения с паспорта.
– Вам пятьдесят пять лет?
– Нет, пятьдесят три.
– Но по паспорту пятьдесят пять…
– Моя рожа в милиции не понравилась, вот они два года и добавили.
Рябинин не стал узнавать подробности, сразу поверив, что его «рожа» могла не понравиться, – были вопросы интересней.
– Какое у вас образование?
– В размере десяти классов.
И промелькнуло, исчезая…
…Глупец не может быть образован, он бывает только грамотен…
Лицо коменданта было так благожелательно и так сияло готовностью к ответам, что, отбросив все следственные приемы, Рябинин сказал:
– Александр Иванович, сарай вы подожгли?
– Я.
– Цистерну вы?
– Она дала склянку, а я плюханул.
– Часы вы остановили?
– Я.
– Фальшивый перстень с бриллиантом вы сделали?
– Я.
– Ко мне на квартиру вы приходили?
– Книжек у вас много, как у меня железок.
– Почему у нее спичка ходила?
– Я в спиченку иголочку, а в ее рукав магнитик.
– А ожог?
– Она какой–то дрянью мазала.
– Ну а чему вы радуетесь? – все–таки не выдержал Рябинин: ведь там, в коридорах своего здания, комендант ни разу не улыбнулся.
Александр Иванович помолчал, не подозревая, что радуется. Его мелкое лицо на эту минуту задумчивости сделалось как–то еще меньше, словно ушло вглубь.
– А стало легше.
– Почему?
– Чаша терпения перелилась через край.
– Нельзя ли яснее?
– Видите, я дышу. Мне теперь беззаботно. А до вас–то вздохну и оглянусь. Теперь я свободный.
Рябинин посмотрел на инспектора – понимает ли тот? Инспектор посмотрел на Рябинина – понимает ли тот? Человек, которого ждал арест, говорил о своем освобождении. Да он сумасшедший. Или они чего–то не знают…
– Александр Иванович, вы имеете в виду освобождение от денег и золота? – спросил Рябинин.
– Я не какой–нибудь зеленый отщепенец.
– То есть? – не понял инспектор.
– Золота и бриллиантов не уважаю.
– Почему ж? – недоверчиво усмехнулся инспектор, поглядывая на темное, давно не чищенное серебро.
– А есть жизненный пример. Бывал я завхозом в экспедиции, и кантовался там один буровик курчавый. Спросишь его, сколько время, а он рубаху распахнет, где у него на цепочке золотые часы старинной работы. Одну крышечку откроет, вторую… Ему говорили, дураку: отдай, мол, часы на хранение начальнику в сейф. Ухмылялся. Ну, пошел в кино и не пришел. В кустах нашли с пробитой головой и без часов.
