– Но согласись, бывают ситуации, когда необходима инсценировка несчастного случая. Ведь, как правило, при заказных убийствах довольно легко выявить круг заинтересованных лиц. Разумеется, доказать виновность конкретного лица значительно сложнее. Но попасть в число подозреваемых весьма неприятно, Особенно, если ты не бандитский авторитет, а добропорядочный высокопоставленный чиновник. Это удар по репутации, повод для нехороших слухов и назойливых журналистских расследований, наконец, лишний козырь в руках недоброжелателей и конкурентов. Если есть возможность организовать несчастный случай, в котором невозможно усмотреть никакого криминала, – почему нет? Это, конечно, дороже и хлопотней, зато безопасней.
– Ты считаешь, с Никитой все произошло именно так?
– Я мог бы поверить, что писатель Годунов погиб в результате неосторожного обращения с неисправной электропроводкой либо задохнулся при пожаре. Я мог бы поверить в это, если бы его труп попал в другой морг, если бы не кремировали его по ошибке. Ведь опознание не могло считаться полным. От лица там ничего не осталось. Да, были обнаружены документы, да, на трупе имелись вещи, принадлежавшие Никите. По телефону ты сказала, это был нательный золотой крест. Но для полной идентификации необходима была дополнительная экспертиза.
– Да, конечно, – кивнула Ника.
– Ты не слушаешь меня? Ты мне не веришь?! – Петя резко остановился, снял очки и уставился на Нику сверху вниз растерянными светло-серыми глазами.
– Ну что ты, я очень внимательно слушаю и верю каждому твоему слову, – успокоила его Ника.
На нее вдруг навалилось тяжелое, вязкое безразличие. Она представила деловитых лощеных санитаров морга, которым кто-то такой же деловитый и лощеный заплатил деньги, чтобы они аккуратно уничтожили изуродованное, обугленное тело Никиты Ракитина, все, что осталось от ее первой и, в общем, единственной любви. На фоне этого кошмара все прочее теряло смысл, рассыпалось прахом. Можно рыть носом землю в поисках расчетливых злодеев, можно не пощадить собственной жизни, выйти на след, вычислить, разоблачить, доказать. И что изменится? Керамическая урна с горсткой пепла так и останется керамической урной.
– Я понимаю тебя, – тихо проговорил Петя, – ты думаешь сейчас о том, что его уже не вернешь. Поиск злодеев, месть и прочие красоты шекспировских трагедий не убавят боли. Я не буду тебе больше ничего рассказывать. У тебя все хорошо в жизни. Муж, сын, много денег, заботливая охрана. И не стоит тебе заниматься частным сыском. Сунешься – никакая охрана не защитит. Ты не успеешь сделать ни единого шага в этом направлении. Остановят.
Глава 18
– То есть как – кремировали?! – Юрий Петрович Ракитин глядел в круглое благообразное лицо сотрудницы морга и чувствовал, что еще секунда – и он кинется на эту кудрявую улыбающуюся стерву с кулаками.
– Тише, Юрочка, тише… – Ольга Всеволодовна прикоснулась ледяными пальцами к руке мужа.
– Место в холодильнике оплачивается по установленному тарифу. Если покойник идет через фирму ритуальных услуг, они перечисляют нам деньги. Если поступает через милицию или «Скорую», мы храним только при наличии специальных указаний прокуратуры. Если таковых нет, мы связываемся с родственниками и обговариваем с ними условия и сроки хранения тела. Вы, насколько мне известно, были за границей. А кроме вас, близких родственников у покойного не оказалось. Я еще раз повторяю, мы приносим свои извинения. Виновные будут наказаны. Вы можете получить урну в Николо-Архангельском крематории.
– Какая урна? Где тело?
– Я вам объясняю, тело гражданина Ракитина Никиты Юрьевича, шестидесятого года рождения, кремировано.
– Да этого быть не может! Проверьте по документам, вы все перепутали! Ни в одной стране мира нет такого варварства, чтобы без согласия родственников кремировали.
– В документах черным по белому написано. Я уже несколько раз все проверила. Администрация приносит вам официальные извинения.
– На кой черт мне ваши извинения? Как это могло произойти? Как? Вы понимаете, что говорите? Где ваше начальство?! Что за бардак у вас здесь творится? Я буду жаловаться!
Юрий Петрович не кричал. Три дня назад у него сели голосовые связки. Он мог говорить только хриплым шепотом.
Когда ему позвонили из Москвы и сообщили, что его единственный сын Никита погиб, сгорел при пожаре, он не поверил.
– Этого не может быть, – сказал он спокойно и холодно.
– Юрий Петрович, я сама видела, – плакала в телефонной трубке Галина, бывшая жена Никиты.
– Что ты видела? Ты же сама сказала, там черная корка вместо лица. И почему он оказался в чужой квартире?
– Он у Зины Резниковой жил. Вы помните ее? Я уж не знаю почему, но он попросился к ней пожить.. Я, как увидела крестик, сразу поняла – он это, Никит-ка. Мне ли не узнать? И документы его…
Галя Ракитина плакала навзрыд на другом полушарии, в тысячах километров от Вашингтона, от красивого дома в богатом пригороде американской столицы. Но слышно было так, словно она сидела здесь, в уютной полутемной спальне.
Юрий Петрович старался говорить как можно тише, чтобы не разбудить жену. Оля приняла снотворное. В последнее время она трудно засыпала.
– Мы завтра вылетаем, я разберусь. Этого быть не может. Я уверен, это идиотское недоразумение.
Несмотря на такую уверенность, стоило Юрию Петровичу положить трубку, у него закололо сердце. Закололо сильно и требовательно. Он вылез из постели, прошлепал босиком в гостиную, распахнул стеклянную дверь, выходившую в небольшой дворик. В темноте покачивались розовые кусты. Мирно стрекотали кузнечики, высоко в чистом звездном небе сияла полная луна. Монотонно и печально пела какая-то одинокая ночная птица.
– Да что за чушь, в самом деле, – сердито пробормотал Юрий Петрович, – какой-то обгоревший труп в какой-то чужой квартире. При чем здесь мой сын? Мы ведь говорили по телефону всего дне недели назад. У него был усталый голос. Он сказал, что, вероятно, скоро пойдет в посольство оформлять визу и наконец прилетит к нам вместе с Машенькой. Мы полгода не видели сына и внучку. При чем здесь какой-то труп в чужой квартире?
Юрий Петрович бросил под язык шарик нитроглицерина, уселся в кресло-качалку, прикрыл глаза. Нельзя пускать в себя этот ужас. Пока ничего не известно. Во-первых, должны позвонить из каких-то официальных инстанций. Из прокуратуры, из МВД. Во-вторых, сам Никита должен позвонить послезавтра и сказать, на какое число он заказал билеты. Две недели назад была такая договоренность.
– Юра, что случилось? Почему ты не спишь? Почему сидишь в темноте?
Ольга Всеволодовна стояла в дверном проеме, прислонившись к косяку. Длинные седые волосы рассыпались по полным плечам. Он не видел в темноте ее лица, только силуэт, но по голосу понял: она почувствовала что-то.
– Кажется, был телефонный звонок? Или мне приснилось? – Она включила торшер, села на кушетку напротив Юрия Петровича. – Это из Москвы звонили? С кем ты разговаривал?
– Понимаешь, Оленька, – произнес он мягким шепотом, встал с кресла и пересел к ней на кушетку, – тут такая дурацкая история… Ты только не волнуйся. Я не хотел тебя будить. Уверен, это чушь, недоразумение.
– Юра, не тяни, не надо никаких предисловий. Ты же знаешь, я от этого только еще больше волнуюсь.
Юрий Петрович поморщился от приторной нитроглицериновой горечи и быстро произнес:
– Только что звонила Галина. Она сказала, что нашли обгоревший труп, в какой-то чужой квартире, то есть не в чужой, а у Зины Резниковой. Помнишь эту Девочку, художницу? И будто бы это наш Никита. Полная чушь, – он нервно усмехнулся, – Галя всегда была истеричкой и паникершей. По-моему, ее уже пора лечить.
– Зину Резникову я отлично помню, – спокойно ответила Ольга Всеволодовна, – но при чем здесь Зина и ее квартира? Никита должен вылететь к нам первого июня, вместе с Машенькой. У девочки кончаются занятия в школе, и они сразу вылетают. Какой труп? При чем здесь труп? – Она сняла телефонную трубку, набрала московский код, потом их домашний номер. Юрий Петрович вместе с ней молча слушал протяжные гудки.
