Из посредственной студентки-провинциалки, охотницы за московской пропиской, она превратилась в человека, увлеченного серьезным делом. Исчезла озабоченность, появился азарт исследователя. Она стала интересной собеседницей даже для главных своих недругов – московских мам. Мамы с удовольствием обсуждали с ней проблемы лишнего веса, оптимального потребления жиров, белков и углеводов, сочетаемости и несочетаемости продуктов. И нашлась, наконец, одна, которая решилась распахнуть перед Зоей Астаховой дверь своей однокомнатной квартиры неподалеку от метро «Сходненская».
Эта смелая женщина жила вдвоем с сыном и мечтала для своего слабенького, болезненного ребенка именно о такой жене – крепкой, здоровой, без вредных привычек, без всяких там интеллигентских претензий и капризов, попроще да покрупней, чтоб дети получились здоровые, чтоб готовила полезную вкусную пищу, содержала мужа в чистоте, холила его, маленького, морковку ему, зайчику, терла и не забывала, чем она была в жизни и чем стала и кого за это следует благодарить.
Квартирка была так себе, а молодой муж оказался совсем уж никчемным. Маленький, ниже Зои на голову, лысый в двадцать четыре года, он шарил ночами по крепкому Зоиному телу своими хилыми потными лапками, и на большее, бедолага, не был способен. А в Зое, как на грех, проснулось то, о чем она прежде не подозревала. Здоровое тело и здоровый дух требовали любви, сильной, настоящей мужской ласки, а не беспомощной потной возни. От желудочного кислого запаха изо рта маленького мужа Зою тошнило. Но на пути ее опять встал проклятый квартирный вопрос. Она бы легко решила проблему с мужской лаской, однако негде было. Не приводить же настоящего мужика в однокомнатную, к мужу и свекрови, следуя старому анекдоту: смотри, идиот, как это делается? А найти настоящего, сильного, да еще со свободной площадью совсем не просто.
Между тем она защитила диплом, ее взяли молодым ординатором в Институт питания. Она уже чувствовала себя полноправной москвичкой, к тому же отличным специалистом, впереди маячила кандидатская степень, научный руководитель предложил ей попробовать себя в научно-популярной литературе и написать книжку о здоровом питании.
Жизнь закрутилась весело, стремительно, и потные лапки зайчика-мужа были совсем уж некстати. Зоя не любила вспоминать, как отвоевывала свои законные квадратные метры, как разменивалась однокомнатная квартира на две комнаты в коммуналках, как орала и строила козни зараза-свекровь.
Наконец, усталая, но довольная, она осталась одна на столичных квадратных метрах, пусть крошечных, но своих собственных. Последний решительный бой со свекровью, переезд и ремонт не помешали ей закончить работу над книгой о здоровом питании. В своем научно-популярном труде она смело использовала опыт народной медицины, азы учения индийских йогов и тибетских монахов, рассуждала о жестких методах закаливания, целую главу посвятила природной косметике, уходу за кожей и волосами. По себе знала, об этом любой женщине читать интересно.
Писать Зоя старалась как можно проще, пользовалась в основном простыми, нераспространенными предложениями, чтобы не путаться со всякими там причастными и деепричастными оборотами. Иногда подпускала грубоватый крепкий юморок, не скупилась на конкретные примеры из жизни.
Рукопись приняли в издательстве «Физкультура и спорт» весьма неохотно. Если бы не вмешательство Зоиного научного руководителя, в те допотопные застойные годы ее смелый труд вряд ли мог увидеть свет.
Первый небольшой тираж разошелся моментально. В нескольких специальных медицинских журналах появились критические, недоброжелательные отзывы, а в популярном журнале «Здоровье» была опубликована совершенно разгромная статья.
Сначала Зоя растерялась, расстроилась, но, оказалось, зря. О смелых нетрадиционных методах оздоровления, которые она предлагала в своей книге, заговорили, заспорили. Появилось даже устойчивое определение: «Методика Астаховой». Ее стали приглашать с лекциями в разные ДК, ей предложили организовать группу и проводить занятия по оздоровлению.
«Что было и что стало!..» – думала Зоя, в очередной раз посетив отчий дом и сидя за столом, напротив постаревшей до неприличия Людмилы.
Розовое платье с черным кантиком, правда, не кримпленовое, а из французского джерси, которое привезла ей Зоя, оказалось мало. Людмила перевалила за пятидесятый размер.
– Тут вставочку сделаю, а здесь еще кантик пущу, – утешалась Людмила, разглядывая подарок.
– Что ж так распустила себя, Людка? Ты сдерживайся в еде.
– Да я ничего особенного-то не ем. Сама знаешь, картошка, сало, макарончики. Порода у меня такая. И к тому же все болею.
«Порода у нас с тобой одна», – хотела сказать Зоя, но раздумала.
Вернулся из школы Антон. Он вытянулся, личико стало умное, почти взрослое. Зоя впервые обратила внимание, что мальчик растет хорошенький, даже красивый. Высокий, худенький, но не тощий. Плечи широкие, мужские. Спину держит, не горбится по-обезьяньи, одет опрятно, даже с некоторым щегольством, волосы не болтаются патлами, как у остальных деревенских пацанов, а подстрижены и расчесаны на косой пробор. А главное, нет в нем этой деревенской рыхлости, грубости. Тонкое лицо, городское, руки хорошие, не лопаты, как у отца с матерью.
«Вот с ним у нас действительно порода одна, – заметила про себя Зоя, – надо приезжать чаще, можно и к себе взять на каникулы».
К тому времени она уже знала, что собственных детей у нее не будет. Настоящая мужская ласка ведь не проходит даром. Из пяти абортов последний оказался неудачным.
«Ну и ладно, – думала она спокойно, – разве сделала бы я такую карьеру с ребенком на руках? Нет своего, зато вон какой растет племянник. Что Людмилка в деревне может дать мальчику? Будет у меня хорошая трехкомнатная квартира, возьму его к себе жить, поступит в институт, станет человеком».
Хорошую трехкомнатную квартиру Зоя сделала себе только к восемьдесят второму году. Еще полгода пришлось провозиться с ремонтом. А потом надо было засаживаться за вторую книгу, более серьезную и основательную. Именно в этот ответственный момент примчалась в Москву сестра Людмила и, захлебываясь истерикой, сообщила, что Антошка убил человека, и не просто человека, а свою любовницу, которая была старше его на двадцать лет.
– Зойка, помоги! Сделай что-нибудь! Его ведь посадят! – кричала сестра.
Зоя стала лихорадочно размышлять, как быть? Может ли она помочь любимому племяннику? Например, похлопотать, чтобы мальчика признали невменяемым.
Она жестоко корила себя, что упустила мальчишку, не забрала вовремя в Москву, все откладывала. Почему-то она была убеждена, что в Москве, у нее под крылышком, ничего подобного с Антошкой не случилось бы. Но потом, оправившись от первого шока, она благоразумно рассудила, что для репутации доктора Астаховой такая деталь, как родственник-убийца, – вещь совершенно лишняя, честно призналась себе, что эту интимную подробность лучше не афишировать. При ее сложных отношениях с завистниками, бывшими коллегами, возобновлять старые связи, просить за убийцу-племянника, весьма рискованно.
Антона приговорили к десяти годам. Зоя Анатольевна переживала, неприятное чувство вины грызло ей душу, однако она утешалась тем, что, когда Антон выйдет из тюрьмы, она постарается вину свою искупить.
К этому времени она совсем отошла от традиционной медицины. Коллеги ее не понимали и не одобряли продолжали выступать с пасквилями в прессе. Одни завидовали ее популярности. Другим понять и принять все новое, непривычное мешала узость кругозора и косность мышления.
Зоя углубилась в изучение разных методов длительного голодания, рассуждала о Брэгге и Шелтоне, убеждала себя и других, что обыкновенной мочой можно вылечить все, от насморка до рака. Вплотную занялась остромодной темой водных родов, познакомилась и весьма близко сошлась со знаменитым профессором, который воспитывал так называемых «духовных акушеров». Вместе с ним стала жарко агитировать будущих мам рожать дома, в ванной, не перерезать пуповину, пока сама не отсохнет, три раза в день обливать новорожденного ледяной водой, вращать, держа за ножку, по часовой стрелке, а потом против часовой стрелки по пятнадцать оборотов, и всегда, при любой температуре, держать ребенка голым.
