Они въезжали на мост Уфуэ-Буаньи. Там образовалась пробка, машины еле тянулись впритык друг к другу.
— Дожидаться тебя было никак нельзя, — продолжал Эдуар. — Ты ведь знаешь здешние порядки: погребение в течение сорока восьми часов. Я сделал все что мог. Похороны состоялись в Сен-Поле. Собралось много народу.
Откинувшись на спинку сиденья, Арле подавленно спросил:
— Ты говорил с врачом? Что он тебе сказал?
— Обычная формулировка: утонула вследствие переохлаждения. Тело пробыло в море не менее двух суток — вода проникла в бронхи. А вскрытие…
Эдуар прикусил язык, представив, какие чувства вызовет у брата это слово. И нажал на газ.
Через пять минут «бьюик», миновав ворота и проехав аллею тропического сада, остановился у ступеней виллы, внушительного строения в колониальном стиле, утопающего в листве манговых деревьев. Едва ступив на гравийную дорожку, Эдуар воскликнул:
— Вот черт! А где же «аронда»?
Он побежал к дому и остановился перед гаражом без дверей, устроенным под террасой. Арле последовал за ним. Черный «ситроен» стоял на месте, «аронды» не было. Эдуар выругался, губа его снова задрожала.
— Угнали! Еще вчера вечером она была тут!
— Найдется, — сказал Арле.
— Я сейчас же еду в комиссариат. Хорошо еще, что не увели «ситроен».
Опустившись на одно колено, он осмотрел отпечатки протектора на дорожке.
— Совсем свежие.
Он встал, отряхнул пыль с льняных брюк.
— Очень соблазнительно, никто не мешает: дом пустой. Соседей тоже нет. Леруа, кажется, уехали кататься на горных лыжах.
— Пустой? — переспросил Арле. — Как пустой? А Салику?
— Вот-вот, Салику, — проворчал Эдуар. — Представь себе, этот идиот нашел предлог и позавчера смылся в деревню. У него был «братишка», учившийся в школе у миссионеров в Данане — семейный интеллектуал, так сказать. Парень помер от желтой лихорадки. И Салику, дескать, непременно надо присутствовать на похоронах. Не знаю, так ли уж это было необходимо. Не исключено, что он просто решил воспользоваться случаем и устроить себе выходной.
— Однако до сих пор он служил исправно.
Эдуар ухмыльнулся:
— Мою точку зрения ты знаешь. Самый лучший негр не стоит веревки, на которой его следует повесить. Впрочем, у меня не было времени препираться со слугой. Он отдал мне ключи, а я ему одолжил две тысячи франков на дорогу. Так что тебе не мешало бы подыскать ему замену.
— Думаешь, он не вернется?
— Вернется! Место уж больно хорошее. Только, оказавшись в родной деревне, птичка не будет торопиться назад, тем более что надо еще найти денежки на обратную дорогу.
Они поднялись по монументальной каменной лестнице к крытой галерее, которая опоясывала весь второй этаж. Эдуар вставил ключ в замок, и они оказались в обширной гостиной, мрачной, как притвор романской церкви. Подошвы гулко стучали по плиткам пола. Эдуар отдернул зеленые шторы, занавешивавшие два окна. Сквозь узкие проемы без стекол, забранные железными решетками, в комнату ворвался свет, просеянный через листву равеналии, нижние ветви которой ложились на крышу галереи.
Арле остановился посреди залы. Он озирался по сторонам, словно ища, вопреки логике, следы присутствия жены. Медленно обошел он и другие помещения. Эдуар следовал за ним в некотором отдалении.
Когда он вошел за братом в комнату, тот сидел на кровати, обхватив голову руками. В доме было нечем дышать, но Арле не замечал жары, хотя пот стекал у него между пальцами. Эдуар закрыл дверь, нажал на кнопку — гудение кондиционера нарушило тишину — и устроился рядом с братом.
— Аль…
Арле уронил руки на кровать и посмотрел на него блуждающим взором. На лице у него проступили морщины. Казалось, он постарел на десяток лет.
— Тебе бы сначала отдохнуть, Аль. А потом…
Эдуар глубоко вздохнул, почувствовав прикосновение легкой струи воздуха из кондиционера. В комнате посвежело.
— Не съездить ли тебе в Гуильё, посмотреть, как там идут дела, переключиться… Лемен сможет подменить тебя на несколько дней?
Арле ответил: «Да-да» так устало, что Эдуар не стал настаивать. Он поднялся.
— Я приеду завтра утром. Если захочешь связаться со мной раньше, ты знаешь: я в гостинице «Парк». Да, чуть не забыл.
Он порылся в кармане брюк и вынул маленькую квадратную коробочку.
— Это ее кольцо. Хорошо, что полиция прибыла на пляж очень быстро.
Он положил футляр на туалетный столик.
— Эдуар, — сказал вдруг Арле. — Я не спросил… А где ее похоронили?
— На кладбище в Аджамэ. Справа от входа. Почти с краю. Хочешь, я отвезу тебя?
— Нет. Я съезжу сам, но прежде мне надо немного побыть одному.
— Понимаю, старина…
Эдуар крепко сжал руку брата.
— До скорой встречи.
Он стремительно вышел.
Вскоре донесся рокот «бьюика», который разворачивался перед виллой, выбираясь на дорогу.
Какое-то время Арле сидел не шевелясь, обессилевший, с головой, словно набитой ватой. Мягкое урчание кондиционера держало его в оцепенении. Он ненадолго задремал и проснулся с головной болью. Встал, нетвердым шагом дошел до двери. Жара в коридоре свинцом навалилась ему на плечи. Розоватый свет слепил глаза. Арле прислонился к стене и развязал галстук. Немного передохнув, он побрел по комнатам. Машинально зашел в кабинет. На рабочем столе лежал ворох почтовых карточек с выражениями соболезнования. Перебрал их. Некоторые имена он знал, другие ничего ему не говорили — должно быть, знакомые Роберты. Тут же было несколько писем, коротких и сочувственных. Слова…
Выйдя с тяжелым сердцем из кабинета, Арле налил себе виски и пошел на кухню за бутылкой «Перье». И тут на крючке за холодильником увидел рубашку. Это его удивило. Ярко-желтая, с рисунком зигзагами и с ярлыком парижской фирмы рубашка принадлежала слуге, Салику, — Роберта привезла ее из последней поездки во Францию. Салику берег эту рубашку как зеницу ока. Он всегда наряжался в нее, уходя с виллы после работы. Раз он ее забыл, значит, очень торопился. Так что подозрения Эдуара беспочвенны. Салику действительно срочно понадобилось в деревню.
Арле выпил виски на террасе. Сад, изнывая от жары, безмолвствовал. Из-за столбика балюстрады высунулась ящерица, приветствовала его кивком головы и рискнула выбраться на каменный пол. Арле следил за ней со смутной завистью. Веки наливались свинцом. Он снова задремал.
Громкий писк нарушил его сон: две пальмовые крысы гонялись друг за дружкой по стволу бавольника. Солнце клонилось за деревья парка. Пять часов. Арле вспомнил, что ему надо на кладбище.
Спустя три четверти часа он мчался в Пор-Буэ. Стрелка спидометра колебалась около ста десяти. Дорога была узкая, с плохо заделанными выбоинами. На виражах шины взвизгивали, едва сцепляясь с асфальтом. Но Арле жал на педаль. Он знал, что играет со смертью. Мгновенная слабость, занос на вираже, или с боковой дороги выскочит перед самым носом грузовик… Может, это выход? Прямо в небытие на скорости сто двадцать?
Вот и кладбище Аджамэ. Мрачное, нагоняющее тоску место. Хилые пальмы тянулись к пасмурному небу, издалека доносились глухие удары цепов, визг детворы… Какой-то убогий фон… А перед ним — холмик красной растрескавшейся земли. Арле бросил на могилу букет гвоздик и поспешил уйти.
На обратном пути он опустил в машине стекла, чтобы выветрился запах гвоздик, — ветер бил в уши, но аромат смерти, казалось, насквозь пропитал заднее сиденье.
У дансинга «Кабачок» Арле свернул на ухабистую дорогу, что шла вдоль лагуны. По маслянистой воде скользила пирога. За мангровыми деревьями туманным пятном виднелось солнце. Арле снова подумал о смерти. Легкий поворот руля вправо — и его поглотит гостеприимная бездна…
Он поехал по дороге на Вриди; у зловонного водоема, прозванного «Биде», повернул налево, к кокосовым пальмам, и, едва не застряв в песке, заглушил мотор.
Место было пустынным. Несколько зебу бродили между деревьями и щипали скудную рыжую траву. Арле дошел до конца кокосовой рощи. Пенные волны одна за другой набегали на берег. Слева рыбаки, присев у своих длинных лодок, вздергивали петли на сетях. Другие, в тесных набедренных повязках, дремали.
Арле подошел к ним и объяснил, что ему нужно. Один из рыбаков встал и гортанно прокричал:
— Александр!
На зов подошел мускулистый кривоногий негр в фиолетовой накидке. По-французски он говорил кое-как, уснащая речь певучими междометиями. Александр — смотритель местных пляжей. Утром в прошлое воскресенье, рассказал он, его приятель-рыбак нашел на песке утопленницу. Тут же послали за ним. Да, он видел тело. Оно было в ужасном состоянии, месье! Уж он повидал на своем веку утопленников, но чтобы так искромсать… Акулы, месье, и барракуды! Нет, месье, в этих местах такое — редкость. Его, Александра, утопленники, как правило, бывают чистенькие. Рыбы не трогают целые трупы. Другое дело — в канале Вриди, если тело сначала разобьет о скалы. Тамошних мертвецов часто находят наполовину обглоданными. Первыми за дело берутся крабы и креветки. Потом — большие рыбы. Но в этой части побережья такого никогда не случалось. Почему же на этот раз? Призывая в свидетели небо, Александр пустился в путаные рассуждения, которые сводились к тому, что нет правил без исключения. Всяко бывает — вот, например, по всем правилам утопленники всплывают на третий день, когда по внутренностям растекается желчь. Но иногда — неизвестно почему, месье — желчный пузырь не лопается. Такие тела вовсе не находят.
