Она выбралась из кустов и остановилась в нерешительности, не зная, что предпринять. И вот в это мгновение она увидела Его — совершенно таким, каким она Его всегда воображала, медленно спускавшимся к ней от Обсерватории. Он шел как-то неуверенно и словно искал что-то, оглядываясь по сторонам. Он был, пожалуй, не так высок и красив, как в ее мечтах, но зато у Него были седые виски, и в бровях тоже пробивалась седина, а голову венчала зеленая шляпа с красным перышком, заткнутым за кожаную ленту вокруг тульи.
Барышне Пелконен не оставалось ничего другого, как стоять и смотреть на Него разинув рот. Надежный Друг сразу все понял. Он засуетился, понесся прямо к Нему, припал к Его ноге, облаченной в благородную серую брючину под модным дождевиком, и распластался перед Ним на дорожке, преисполненный благодарности и ликования. Господин нагнулся и погладил пса, потом выпрямился и, устремив на барышню Пелконен дружелюбный взгляд стальных глаз, спросил слегка рассеянно, словно его отвлекли от каких-то серьезных мыслей:
— Кажется, кто-то кричал? Я слышал женский крик.
Кайно Пелконен колебалась одну секунду. Честность прежде всего, напомнила она себе и торопливо призналась:
— Это я кричала.
Словно зачарованная, она робко посмотрела в глаза незнакомому господину и на короткое, но упоительное мгновение забыла обо всем — что с ней и где она. Очнувшись, она указала на кусты и попыталась прояснить ситуацию.
— Там, там в кустах мертвый бродяга. Надежный Друг, — она запнулась и поспешно пояснила: — То есть моя собака нашла его, и я очень испугалась.
Господин снова погладил пса, потрепал его за ушами — тот с немым обожанием прижался к его ноге — и рассеянно сказал:
— Благородное создание.
Но смотрел он при этом только на барышню Пелконен. Потом, как бы встряхнувшись от своих размышлений, он направился к кустам. Потрогал носком ботинка застывшее тело, коротко подтвердил:
— Да, бедняга мертв. — Но следом за этими словами, к величайшему изумлению барышни Пелконен, он внимательно огляделся кругом и спросил: — И что же?
Черный встрепанный терьер уселся перед ним и почтительно посмотрел ему в лицо.
Барышня Пелконен растерялась.
— Как, разве мы не должны… — начала она.
— …сообщить в полицию? — закончил господин. — Совершенно справедливо. Именно так. Мы непременно должны. Однако… — Он снял шляпу, провел рукой по серебристым волосам, потер лоб, словно у него болела голова, и продолжил: — Только где вы предполагаете найти тут полицейского? В Хельсинки это давно уже редкость. Патрульную машину еще можно, пожалуй, увидеть. Ну, днем пару конных полицейских на вахтпараде. Еще регулировщика, если где-то надо остановить движение. Но обычных полицейских, как в пору нашей — виноват, моей — молодости, таких теперь просто нет. Это уже мифический персонаж — постовой в форме, со сцепленными за спиной руками.
— Нет, это не мифический персонаж! — неожиданно для себя решительно возразила барышня Пелконен.
Она отлично помнила полицейского, который вырос перед ней как из-под земли в самый неподходящий момент — когда она однажды днем спустила с поводка собаку в Центральном парке.
— Я имел в виду, — рассудительно сказал господин, — что не стоит самим себе устраивать неприятности. Согласитесь, вас это не касается. Нас обоих не касается. Если мы станем заявлять в полицию, на это уйдет уйма времени. Нас будут допрашивать. Запишут наши имена, адреса. Все это ужасно неприятно. И из-за кого? Из-за какого-то бродяги!
Кайно Пелконен снова задрожала. Ей пришла в голову страшная мысль.
— И меня, меня могут арестовать, — пролепетала она, — когда узнают, что я отпускаю собаку с поводка? Но ведь она бегает по утрам и никому не мешает!
— Разумеется, могут, — сказал господин. — Они сразу догадаются. Это очевидно. Иначе собака не нашла бы тело.
— Но, — возразила Кайно Пелконен, тут же забыв о себе, — мы не можем оставить его лежать так. Он… он ведь человек. Наш долг заявить в полицию.
— Да найдет его кто-нибудь, — нетерпеливо сказал господин. — Вон сколько листьев нападало. В семь часов придут подметальщики и найдут. А для нас будет куда разумнее и проще пойти своей дорогой и забыть обо всей этой истории.
— Нет, — возразила Пелконен, привстав от волнения на цыпочки, — нет, это неправильно. Это, это эгоистично.
Господин наклонил голову, надел свою шляпу и еще раз погладил пса.
— Благородное создание, — рассеянно повторил он. — Да, в мире не так много благородных людей, подобных вам. Будь их больше, жизнь была бы иной. Увы! — Он сделал паузу и, наконец решившись, продолжил: — Но я не стану ввязываться в эту историю. Не осуждайте меня, я просто не могу. А вы поступайте, как вам подсказывает совесть.
Он чуть приподнял шляпу с красным перышком за кожаной лентой, поклонился и зашагал прочь. Он уходил не спеша, той же дорогой, которой пришел сюда, а Надежный Друг трусил возле его левой ноги, приотстав на полшага, демонстрируя, как хорошо он воспитан. Господину даже пришлось задержаться и приказать псу идти обратно к хозяйке.
Надежный Друг беспрекословно подчинился, но, сидя на дороге, недоуменно глядел вслед господину. На его глазах уходил из их жизни единственный настоящий хозяин. Уходил навсегда. Так решил в ту минуту Надежный Друг.
А его хозяйка, все еще стоя на цыпочках, с пылающим лицом и ледяной тоской на сердце, тоже смотрела ему вслед, и в ее глазах было то же тоскливое выражение, что и у пса.
Но долго упиваться своей тоской она не могла. Ей нужно было действовать. Это был ее Долг. «Телефон!» — вдруг мелькнуло в ее голове, и она побежала вниз, спотыкаясь, тяжело дыша и тихонько всхлипывая. Надежный Друг мчался впереди нее, мужественно борясь с желанием залаять. Но это было бы неправильно.
Сбегая с холма, барышня Пелконен заметила краем глаза автомобиль, стоявший на лужайке, с радиатором, странным образом припечатанным к толстому дереву. Но в ту минуту она не обратила на него особого внимания. Выглядело это, безусловно, странно, но она все-таки не была автомобилистом.
Внизу мимо барышни Пелконен пронесся, дребезжа, сонный трамвай. Возле крытого рынка суетились люди. Наконец она отыскала телефонную будку, вбежала внутрь и схватила с рычажка трубку. Увы: трубка была оторвана, а сам аппарат едва не упал ей в руки — какие-то хулиганы совершенно разбили его. Впрочем, телефонный справочник тоже оказался разодранным, и она все равно не смогла бы найти телефон полиции. В довершение всего она обнаружила, что у нее в кошельке нет подходящей монеты.
Но выход был быстро найден. Надо зайти в какое-нибудь кафе возле рынка — какое-нибудь одно наверняка уже открыто, — и там непременно окажется телефон. Решительным движением барышня Пелконен ухватила своего верного пса за ошейник и пристегнула поводок. Надежный Друг безропотно подчинился и последовал за своей хозяйкой, понурив голову и поджав хвост. Он понимал, что радостям жизни на сей раз пришел конец и что впереди их ждут испытания.
Но идти к рынку барышне Пелконен не пришлось. Прямо перед ней на противоположной стороне высился роскошный фасад отеля с парадным подъездом в центре. Барышня Пелконен потянула на себя тяжеленную стеклянную дверь и героически вступила в вестибюль, таща за собой на поводке упиравшегося Надежного Друга.
Ночной портье с учтивым видом поднялся из-за дорогой — из ценного дерева! — стойки, в долю секунды окинул взглядом прилично одетую даму с породистым псом на ярко-зеленом поводке, затем, после некоторого колебания, протянул руку к щитку с ключами и машинально спросил:
— Ваш номер?..
Кайно Пелконен, не заметив от смущения его жеста и думая только о номере телефона полиции, честно сказала:
— Я не знаю. Но вы, наверно, сами знаете.
Ночной портье взглянул на породистого, отлично подстриженного шотландского терьера, как бы ища у него поддержки, раздумывая, могла ли эта дамочка заблудиться и забрести к ним по ошибке после какой-нибудь пирушки. Но она как будто не пьяна. Что делать, персонал их шикарного отеля давно привык к рассеянности своих гостей.
— А имя, простите? — осторожно осведомился портье, и его взгляд снова случайно упал на собаку.
Надежный Друг вежливо вильнул хвостом. Барышня Пелконен, при всей своей озабоченности, не могла не улыбнуться. Портье оказался весьма учтивым человеком!
— Надежный Друг, — с готовностью ответила она. И, перехватив изумленный взгляд портье, поспешила пояснить: — Из Аберкомби-Куков, если вам что-нибудь говорит это имя. Это прославленный род.
Портье воспринял разъяснение как легкий упрек, хотя в тоне барышни Пелконен не было и намека на это. Побагровев, он склонился над книгой для приезжих и, листая ее, переспросил:
