Она принимает его извинения, сказала она, но тем не менее он разочаровал ее, так как она ожидала найти в нем искусного и достаточно рискованного партнера, который готов был этим заниматься ну хоть на колесе обозрения.
— Да я с готовностью занялся бы этим и на русских горках! — закричал он, стремясь защитить свою честь, но спохватился и понизил голос: ведь было еще раннее утро. — Мне действительно очень жаль, Мелани.
— Да, — сказала она, стряхивая пыль со своего платья от Риччи и пряча грудь в вырез, — но ты должен признать, что есть в белом мужчине нечто, возбуждающее недоверие и ненависть.
Белый человек веками только брал и брал, он не знает, что значит давать, и даже брать не умеет красиво и благородно, понимаешь? Белый человек (ему начинало казаться, что он находится в плену у индейцев племени сиуксов) знает только, как хватать, и поэтому у тебя на лице было именно такое выражение, о котором меня всегда предупреждала мама, — но он не знает, чего на самом деле он хочет и даже почему он хватает все подряд. Белый человек — это Использователь, Захватчик и Хвататель, и он будет продолжать это делать до тех пор, пока ничего не останется, когда ему уже нечем будет поживиться, кроме своих внутренностей, чем он и станет наслаждаться, как гиена, — ты знаешь, что гиена пожирает свои внутренности?
— Нет, я этого не знал, — вздрогнув от отвращения, сказал пораженный Малони.
— Это малоизвестный факт, — сказала Мелани — но это правда. Ты не должен думать, что я злюсь на тебя, или буду питать к тебе какие-то дурные чувства, или искать, как бы тебе отомстить, помимо того, что не разрешу тебе ночевать у себя, что невозможно в любом случае, поскольку здесь мама. Она презирает белых, как ты мог заметить. Мне же, наоборот, белые нравятся, правда, нравятся. То есть как народ. И хотя это правда, что я не встречала ни одного, в которого могла бы влюбиться, это вовсе не мешает тому, чтобы они мне нравились как народ. Например, я остро разочаровалась в тебе лично, но это не может испортить мое суждение о народе в целом, понимаешь? Я даже считаю, что должна быть тебе благодарна, потому что ты еще раз доказал мне, насколько ненадежны белые, разумеется, как индивидуумы. Попробуй доверься ему, позволь ему поступать с тобой по-своему, и он оставит тебя с пустыми обещаниями, хотя лично я никогда бы не пошла маршировать по Вашингтону с какими-то избитыми лозунгами, думаю, ты понимаешь, что я имею в виду. И сейчас, мне кажется, ты думаешь, что я попрошу тебя вернуть эту одежду и выставлю тебя на улицу в одной твоей тонкой рубашке, да еще с дыркой от пули, но нет, я не из тех, кто мечтает о мести или способен питать какие-то дурные чувства, как я уже сказала тебе. Мне нравятся белые мужчины, правда. Так что можешь оставить себе этот костюм, который когда-то принадлежал негру, который был настоящим человеком, не то что ты, хотя я не хотела бы ни оскорбить, ни расстроить тебя. Но, может, он будет напоминать тебе о том, как ты шел по жизни и однажды взял цветную девушку в комнате для мусора, схватил, взял и использовал ее, и оставил ее без ненависти к тебе в ее душе, это правда так, но тем не менее с чувством острого разочарования в тебе, к которому мне следовало бы подготовиться. И все же я благодарна тебе за дополнительное подтверждение этого к моему огромному удовлетворению. Можно уверенно сказать, что я полностью удовлетворена. Твой поступок был именно таким, как я и ожидала, поэтому я удовлетворена своим разочарованием, понимаешь, о чем я?
— Да, конечно, — с облегчением сказал Малони.
— Ну, тогда все хорошо, — сказала Мелани и протянула ему руку, — Удачи тебе, надеюсь, копы тебя не поймают, я приняла таблетку.
— Извини, я не понял.
— Я приняла таблетку, так что не беспокойся, и надеюсь, что копы не схватят тебя.
— Спасибо, — сказал Малони.
Копы поджидали его снаружи у дома.
Лу или Фрэдди, а может, оба, ударили его по голове дубинкой или каким-то похожим оружием, а может, двумя сразу.
В восемь часов утра в субботу Малони и восемь других задержанных, с которыми он провел ночь в полицейском участке, ввели в просторный, освещенный двумя большими окнами кабинет начальника.
Лейтенант Боццарис сидел за своим письменным столом, попыхивая сигарой и внимательно рассматривал арестованных, пребывавших в различных стадиях тревоги. Его лицо поражало удивительной симметрией, создавалось впечатление, что оно было вырезано из сложенного пополам листа бумаги. Черные прямые волосы ровно посередине разделял четкий пробор, от него через высокий плоский лоб к межбровью спускалась глубокая вертикальная морщина, переходящая в горбинку длинного острого носа, под которым точно в центре узкогубого рта торчала сигара, а под ней так же прямо посередине крутого подбородка проходила такая же глубокая, как и на лбу, бороздка.
— Что ж, ребята, — сказал он, — не знаю, кто из вас знаком с процедурой', принятой в нашем великом городе Нью-Йорке, но на всякий случай я решил посвятить вас в нее для вашей же пользы, а также потому, что я всегда был достаточно независимым субъектом, так сказать, сам себе голова, чему свидетельство мое имя.
Малони никогда не встречался с именем Боццарис, и сделал в уме зарубку при первой возможности посмотреть его значение в энциклопедии.
— Года три назад здесь, в штате и городе Нью-Йорке, существовало положение, которое сейчас, к сожалению, отменено, но, на мой взгляд, было очень полезным. Я имею в виду небольшую процедуру предварительного опознания правонарушителей и ознакомления с составом их преступления. Думаю, многие из вас слышали о ней, потому что всего два-три года назад эта славная процедура регулярно проводилась в каждом участке. Предварительное опознание и дознание было очень полезной штукой.
Повторяю, даже очень полезной, потому что давало возможность патрульным полицейским всего города приезжать в управление полиции на Центральной улице, чтобы взглянуть на всех людей, которые совершили какие-либо преступления за прошедшие сутки на всей территории города. Это и было целью процедуры.
Должен сказать, что на эту церемонию приглашались исключительно участники уголовных преступлений, а не какие-нибудь пьяницы и дебоширы или разгулявшиеся сопляки. А уголовные преступления наказываются очень серьезно, то есть смертью или заключением в тюрьму. Так что можете мне поверить, у нас здесь каждое утро с понедельника по четверг устраивалось настоящее серьезное шоу. Но как бы то ни было, это положение сейчас не действует, что я расцениваю как очень существенное упущение, поскольку смотрю на это с собственной точки зрения, не будь я Боццарисом.
Далее, хочу поставить вас в известность, что, хотя департамент полиции Нью-Йорка и покончил с этим, лично лейтенант Александер Боццарис во вверенном ему участке не отказался от пользования преимуществами, которые дает эта важная процедура.
Каждое утро, перед тем как отвезти вас в здание криминального суда для разбирательства, я устраиваю здесь собственное дознание для всех уголовников, которых поймали накануне, чтобы облегчить тяжелую работу своим патрульным. Еще считаю своим долгом сообщить вам, что это несколько неофициальное мероприятие, и, придерживаясь порядка, принятого в Верховном суде нашего штата, я вынужден упомянуть о некоторых ваших правах, которыми вы, возможно, пожелаете воспользоваться. Прежде всего, информирую вас, что вы не обязаны отвечать на мои вопросы и что все, что вы скажете, может быть использовано в суде против вас, хотя, уверен, вы знаете, что мы не пользуемся этим бесчестным преимуществом, нет, джентльмены. Затем, в соответствии с правом на защиту, предоставленным вам Пятым дополнением к нашей Конституции, которое в том числе дает вам право говорить или молчать, вы также можете потребовать предоставить вам адвоката, а если кто из вас не в состоянии оплатить его услуги, штат обязан предоставить вам его бесплатно, хотя, я полагаю, никому из вас на этом нашем неофициальном сборище адвокат не понадобится. И наконец, хочу, чтобы вы знали, что, если вы сделали какое-либо заявление в отсутствие адвоката, обязанность доказать, что вы отказались от своих прав на него, лежит именно на нас. Так что можете видеть, крылья у нас подрезаны довольно коротко, и я уверен, что никто из вас не имеет возражений против нашей маленькой неофициальной процедуры дознания. Есть возражения?
Малони мог бы возразить, но видя, что остальные молчат, решил не портить картину общего согласия.
— Ну, раз возражений нет, — сказал Боццарис, — а я способен это оценить, ребята, тогда, думаю, мы можем приступить к делу. Пожалуйста, займите вон ту скамью у стены, а я приглашу своих парней, и мы начнем развлечение, тем более я надеюсь, что вы как следует отдохнули в наших уютных камерах.
