Ознакомительная версия.
Так и стала матерью-одиночкой, сыну дала отчество Афанасьевич, в честь своего отца.
Анатолий очень переживал ту тяжелую ситуацию. Только время — лучший лекарь, тут уж древние действительно были правы. Постепенно страсти улеглись, все стало на свои места. Тамара одна воспитывала сына, потом вышла замуж и сменила фамилию, стала Пресняковой. Анатолий нашел себе жену с более предсказуемым характером, сейчас у них с Леной взрослая дочь. Вот только по работе он по-прежнему сталкивался с Тамарой, всегда варились в одном котле. Вся их институтская компашка по-прежнему держалась вместе, помогали друг другу: Тамара, Люда, Аркадий, он и примкнувший к ним позже Игорь Коростылев. Тамара занимала ключевой пост в «Сердце России» — одном из крупнейших банков, пристроила своего сына Диму Саврасова в систему Людмилы, в «Орион-2002», тоже банк не из последних. Потом у Димы появилась контора в офшорной зоне, на Кипре, Альбицкий тесно связан с этой фирмой. Причем работает с Дмитрием охотно: все же в глубине души ему кажется, что это его сын. Так получается по всем расчетам. Это уж другой вопрос, почему Тамара не захотела признаться в этом, скрыла. С ней такое бывало. Выкидывала странные коленца без объяснения причин. У Анатолия на этот счет два предположения. Либо ей казалось, что он не сможет обеспечить семью. Действительно, трудно было предполагать, что скромный кандидат экономических наук будет прилично зарабатывать. Либо Тамара боялась, что любой муж вольно или невольно помешает ее карьере. Сама она, еще учась в аспирантуре, фанатично относилась к своему делу, не жалела ни времени, ни сил. Заранее узнавала в разных местах о возможной работе, взвешивала все варианты, сравнивала. Ведь тогда, до перестройки, совсем трудно было найти для финансиста хорошее место. Это сейчас на них большой спрос, а тогда это не считалось особо перспективной специальностью. Шли в первые попавшиеся конторы, оклады везде были примерно одинаковы.
Однако Тамара даже в тех условиях проявила невиданную предприимчивость. Она нашла какой-то зачуханный отраслевой институт, поняла, что он обслуживает перспективные предприятия — это была нефтехимия, и, когда через несколько лет начался нефтяной бум, Тамара не только быстро разбогатела, но и пошла в гору — перешла на работу в министерство. Сначала была заместителем начальника главка и быстро стала начальником. К тому времени, когда после перестройки в стране стали появляться коммерческие банки, она считалась опытным работником. Предложения поступали ей со всех сторон, одно выгодней другого. Преснякова не спешила с ответом, дожидалась самого-самого. Таким она посчитала вновь организованный банк «Сердце России» — там самый большой уставный капитал. Туда пошла, там, увы, и голову сложила.
Поздно вечером он позвонил Коростылеву:
— Игорь, ты знаешь, когда похороны?
— Нет. Я так понял, что это еще неизвестно. Хочешь полететь?
— В принципе мне все равно нужно в Москву, в «Глобус». Хотелось бы проститься с Тамарой.
— Ну когда… — начал рассуждать Коростылев. — Обычно похороны происходят дня через два-три после смерти, значит, во вторник или в среду.
— Это если обычная смерть. А здесь-то, наверное, проводится экспертиза.
— Насчет этого не знаю. Узнаю — скажу. Кстати, Дмитрию еще не сообщили об этом — не могут с ним связаться. Что-то произошло с его телефоном. Если он позвонит тебе, скажи.
— Ладно.
Фирма Дмитрия связана и с его службой, и с коростылевским комитетом тоже. Больше все же с ним, поэтому Альбицкому он звонит чаще. Однако уже неделя, как не звонил. А вот Анатолий в понедельник не слезал с телефона: названивал знакомым, справлялся насчет похорон Пресняковой. В конце концов узнал, что они состоятся в среду. Тут уже он окончательно решил лететь в четверг — не хотелось ему идти на похороны.
По просьбе Турецкого майор Троекуров заехал к нему в главк. Следователь рассказал, что во время краткой беседы на кладбище Людмила Витальевна выразила крайнее удивление присутствием на похоронах своей подруги некоего Лузянина, председателя совета директоров банка «Челобитный». Поскольку Поликарпов крепко связан с первой тройкой подозреваемых, Александр Борисович попросил, чтобы туда съездил кто-нибудь из троекуровских людей.
— Я сам съезжу, — ответил майор. — А какие основания?
Одна из институтских приятельниц Пресняковой, то есть ее коллега, сказала, будто слышала от Тамары Афанасьевны, что Лузянин звонил и угрожал ей.
— За отобранную лицензию?
— Так точно.
— Ну если он клинический идиот, что способен на угрозы, такого и потрясти не жалко. Только я очень сомневаюсь в достоверности подобного сообщения.
— Преснякова свои слова подтвердить не сможет…
— Зато Лузянин способен от них отказаться, — засмеялся Даниил Андреевич и вновь посерьезнел. — У нас любого бизнесмена можно обвинить и в экономических преступлениях, и в коррупции. Это я вам точно говорю. Однако в данном случае расследуется уголовщина, убийство. Разыскивая нарушения банков, не сойдем ли мы с основной магистрали на обочину? Конечно, я съезжу в «Челобитный», мне нетрудно. Только за каждым человеком нужно следить, устанавливать его алиби. Что толку от моей беседы с Лузяниным? Даже если он заказчик убийства, как я это смогу определить?!
— Даже не знаю, что ответить, — сказал Турецкий. — По словам Скворцовской, «Челобитный» принадлежит чуть ли не преступной группировке из Набережных Челнов. Это могут оказаться серьезные ребята, с которыми шутки плохи.
— Александр Борисович, у меня есть хороший знакомый в Антикоррупционном комитете. Я ему сейчас позвоню. Если за Лузяниным водились какие-либо грешки, пусть даже и мелкие, там наверняка знают об этом.
Вошедший Грязнов одобрил предложение майора. Он сказал:
— Вообще с этой конторой нужно контактировать, им много известно про всякие события в банковских кругах.
Троекуров тут же позвонил с селекторного телефона некоему Алексею Степановичу. Следователи тоже могли слушать его ответы.
— Разумеется, эту фамилию я знаю. Еще бы — председатель совета директоров банка, не мог не сталкиваться. Однако ничего предосудительного сказать не могу.
— За что же «Челобитный» лишен лицензии?
— Пострадал-то он, как и остальные, за недовложение бюджетных средств. Однако, насколько мне известно, проблемы у «Челобитного» возникли из-за ошибок на исчисление доходов физических лиц. Сейчас налоговые службы ведут проверку. Если выяснится, что нарушения не являются серьезными, то банк возобновит свою работу.
Попросив у Троекурова выразительным жестом позволение вступить в разговор, Вячеслав Иванович сказал невидимому собеседнику:
— У нас был случай. Когда мы арестовали сотрудника Управления кредитных организаций.
— Это как раз налоговики.
— Да. Того типа мы задержали за взятку. Он обещал способствовать аннулированию налоговых претензий, выявленных во время проверки одного из банков.
— Кажется, я знаю, о ком вы говорите.
— Наверное. Только дело в другом. Он требовал деньги наличными.
— Знакомая картина, — подтвердил Алексей Степанович. — Обычно взятка составляет десять процентов от спасенной суммы.
— Вот видите, вы знаете, — обрадовался Грязнов понимающему собеседнику. — И по-моему, удельный вес подобной разновидности взяток увеличивается. Раньше старались отделаться «борзыми щенками»: квартирой, мебелью, машиной, зарубежными поездками. Почему картина-то изменилась?
— Чтобы не так было заметно. Уже после периода, как вы говорите, «борзых щенков» взяточники перешли к переводам с расчетного счета на зарубежный счет физического лица или коммерческой структуры. Только и это в конце концов оказалось опасным способом: остаются следы, подтверждающие документы и так далее. К тому же сейчас в шесть раз вырос процент за обналичивание — дошел до восьми процентов. Крутая величина. Поэтому чиновники вернулись на круги своя — перешли на наличные. С этого все и начиналось в доброе старое время. Оно и проще, и надежнее.
После разговора с Алексеем Степановичем Турецкий вздохнул:
— Я все-таки не понял: нужно трясти этого Лузянина или нет?
— Ну конечно нет, — сказал майор. — Его банк и пострадал меньше остальных. Тут уж грех жаловаться на Преснякову.
— Почему же тогда Скворцовская назвала его подозрительной фигурой?
Троекуров оживился:
— В этом-то вся закавыка. Дело в том, что ни один банкир не станет подставлять своего коллегу, будь они хоть самые лютые конкуренты. И то, что эта женщина навела на него следователей, скорей всего, означает одно — хочет отвести внимание от своего банка.
Вскоре после ухода майора, Грязнов еще оставался в кабинете, позвонил Володя Поремский. Уже по первым словам чувствовалось, что он невероятно возбужден. Это с его-то олимпийским спокойствием, граничащим с флегматичностью!
Ознакомительная версия.
