— А кому достанутся его активы?
— Формально — наследникам. Сыну, жене, матери… Если они потребуют — я передам. Захотят оставить в деле — будут получать дивиденды.
— Кстати, о жене, — Кирилл кивнул на фотографию Виолы на краю стола, — по нашим данным, семья не была образцово-показательной.
Константин Эдуардович сразу согласился, не став выдавать черное за белое, а голубое за розовое.
— Вы правы. Если откровенно — брак странный. Это не только мое мнение. Да, симпатичная девочка, да — песни неплохо пела. Но таких — в каждом ресторане… Понятно, почему она уцепилась за него, Но почему Андрей связался с ней? Загадка.
— Любовь, например? Говорят, ревновал до крови.
— Может, и любовь. Ревность, по крайней мере, действительно имела место.
— Беспочвенная или действительно Виола не без греха?
— Никогда бы не подумал, что мне выпадет роль старушки, дежурящей на лавочке возле подъезда, — поморщился Кощеюшка, — вы ж понимаете, я за ней не следил… Не мое это. Но вот Маша, наш секретарь, обмолвилась как-то, что видела ее однажды с довольно эффектным мужчиной. Месяца три назад или около того. Хотя, возможно, это была чисто деловая встреча. Виола — певица, мало ли какие проблемы у нее в профессии…
— Она знает этого мужчину? — перебил Кирилл Павлович.
— Нет, но предполагает, что он милиционер. То есть — простите великодушно! — полицейский.
— Почему?
Никитский слегка наклонился в сторону собеседника и, понизив голос, полушутя-полусерьезно пояснил:
— Потому что он сидел за рулем полицейской машины… А что вы не пьете? Это очень хорошее виски. Первое виски, которое начали продавать за пределы Шотландии с маркировкой «односолодовое». Аж в 60-годы XX века.
* * *
— И вот я, человек со смещенным центром тяжести и высокими моральными принципами, решил противостоять этому беспределу. Часов в семь утра поставил машину рядом с блошиным рынком. Знаешь, где пасутся молодцы с табличками «Куплю», а говоря нашим юридическим языком — скупщики краденого. Включил видеокамеру на запись и стал ждать. И теперь слушай внимательно. К восьми утра у рынка выстроилась очередь из пятнадцати-двадцати милицейских машин. Вневедомственная охрана, ППС, ДПС и прочие, прочие… Иногда возникали конфликты из серии «Вы здесь не стояли, а я занимал». Защитники населения сбывали отнятое за сутки у этого самого населения имущество — мобильники, золото, ценные вещички типа авторучек и ноутбуков. Всю эту красоту я записал и предоставил уважаемому Борису Дмитриевичу. А он, соответственно, прокрутил на совещании руководителей подразделений в присутствии Моржова. И как думаешь, чем закончился просмотр? Уволили одного водителя, и то потому, что у него имелась выслуга. Потому что денежный ручеек, начинавшийся на блошином рынке, достигал начальственных кабинетов бурной рекой. Запись же бесследно исчезла в кабинетах Управления. Ни я, ни Царев копии сделать не догадались. Моржов же тонко намекнул шефу на его больную спину. Мол, не пора ли на пенсию? Царя такими дешевыми намеками не испугаешь, но, не имея записи, не о чем и говорить. Очередь же больше не выстраивалась, но это не значит, что грабежи и кражи мирного имущества закончились. Мне было очень обидно. Но, если ты изучила мой непростой характер, я не из тех, кто просто мелет языком. И придумал кое-что пооригинальней. И надеюсь, ты мне в этом поможешь.
Николай Васильевич Бойков приобнял Светлану Юрьевну Родионову, храбрую сотрудницу отдела специальных разработок, до недавнего прошлого влачившую жалкое одинокое существование, но теперь заполучившую в кавалеры одного из самых харизматичных и симпатичных мужчин отдела.[6]
— И в чем должна заключаться моя помощь? — Она не сопротивлялась объятиям, потому что Николай Васильевич и был тем самым мужчиной.
— Свет, это детали… Мне важна принципиальная позиция. Насколько далеко ты можешь зайти, доказывая свою любовь?
— Хорошо, я согласна.
— Тогда завтра в семь на аэродроме. Кстати, ты когда-нибудь прыгала с парашютом?
— Нет… А зачем парашют?
— Я договорился с пилотом, он выкинет нас с пятикилометровой высоты. С видеокамерами. Ты будешь снимать юг города, а я север. И мы запишем всех упырей, сбывающих краденое. И запись сразу выложим в Сеть. А потом посмотрим, кому пора на пенсию.
— Бойков, хватит придуривать…
— Но ты бы прыгнула?
— Нет. Доказывать любовь надо по-другому. Например, помыть окно, особенно если не хочется.
— Намек понял… А насчет помощи я не шучу. Есть одна креативная идейка. Только, Свет, никому ни слова. Ни Цареву, ни замам, ни подружке Гориной. Иначе нет никакого смысла.
— Коля, не томи… У меня работы много.
— Хорошо, пойдем.
Бойков огляделся, убедился, что их во дворе никто не видит, переложил руку с плеча Светланы Юрьевны на ее осиную талию и повел к изъятым «одноруким бандитам», накрытым старинным фамильным брезентом. Света его руку не сбрасывала.
* * *
Ближе к концу рабочего дня Ольга пригласила Рому в свой кабинет. Формально она являлась наставницей новичка, и от ее решения во многом зависело — останется он в коллективе или вернется обратно. Визит к Копейкину настораживал. Но она не стала играть с ним в кошки-мышки. Решила сразить прямым вопросом. И считать реакцию.
— Рома, зачем ты приезжал к Копейкину?
Новичок мрачновато ухмыльнулся.
— Доложили уже… Ладно. Работа у нас такая. Спишем на профдеформацию. У меня есть версия по Якубовскому… Я с ним когда-то сталкивался.
— Что за версия?
— Пока не могу сказать. Сначала проверить надо.
— Ну и проверяй на здоровье… А шифроваться зачем? И Царева приплетать?
Рома ответил не сразу. То ли не привык быть в роли подозреваемого, то ли придумывал правдоподобную версию.
— Есть причины… Но… Оль. Давай так. Мне надо кое-куда съездить. Дня на три. Если моя версия подтвердится, я тебе первой расскажу. А если не подтвердится — смогу человека от неприятностей оградить. Зачем волну раньше времени поднимать?
— На три дня? Не слишком ли много? И для командировки нужны основания.
— Не надо никакой командировки. Напишу рапорт по семейным обстоятельствам… Сначала сам убедиться хочу.
Когда человек готов ехать за свой счет по служебным делам — значит, никакого служебного интереса здесь нет. Только личный.
— Рома… Я похожа на идиотку? Если человек не при делах, никаких неприятностей у него не возникнет. Давай выкладывай свои тайны Мадридского двора. Не хватало еще тебя колоть.
— Оль, да какие тайны… Через три дня все узнаешь. Обещаю. Только пока не говори никому.
* * *
На знакомой улице ничего не изменилось. Та же назойливая пыль, те же однообразные кирпичные домики за одинаковыми заборами и тот же отмеченный голубями дедушка Ленин, с маниакальным упорством указывающий на магазинчик «Спорттовары». Вернее, уже не на «Спорттовары». В торговой точке шла перестройка, а новая вывеска «Напитки» красноречиво гласила, что спорт в очередной раз предсказуемо проиграл алкоголю.
Перемены Рому не обрадовали — он планировал купить здесь стремянку, а не бутылку. Когда они с Глебом крутили Гаджи, он заметил ее среди товаров.
Дили тоже не было. Двое местных мужичков монтировали в углу холодильник. И никаких клюшек, мячей, теннисных ракеток и стремянок. Жаль. Как сказали бы каламбуристы — без стремянки стремнее стремного. Но можно и попросить у добрых людей.
— Привет, мужики.
Работяги кивнули в ответ.
— Тут девчонка работала. Диля… Не знаете, где живет?
— Не… А зачем тебе?
— Да какая разница, если не знаете… А у вас лестницы нет случайно? Или стремянки? Напрокат. Мне буквально на час… Я заплачу за аренду.
Один из парней оторвался от работы, скрылся в подсобке и вернулся со старой, запачканной краской двухметровой лестницей.
— Двести рублей.
— Не вопрос.
Пока Фокин извлекал нужную сумму, второй очень внимательно его изучал, словно опасаясь, что деньги фальшивые.
В джинсовом костюме было жарковато, Рома снял куртку, оставшись в футболке с динамовской символикой. Лестницу он повесил на плечо, в руке держал спортивную сумку и со стороны напоминал электрика, идущего на заявку. После бессонной ночи в поезде гудела голова. Обычно он нормально спал в поездах, даже если попутчиками оказывались злостные храпуны. Но сегодня заснуть не мог — одолевали думы тяжкие и тревожные. Словно участника шоу «Кто хочет стать миллионером?», выбирающего правильный ответ из двух вариантов. «А что делать, если все подтвердится? Рассказать Гориной? Она же не отцепится… Может, зря я поехал? Пускай бы разбирались те, кому положено… А кому положено? Теперь тебе, дураку, и положено…»
Вскоре он свернул на боковую улочку и, двинувшись вдоль оврага, вышел со стороны огородов к знакомому дому под зеленой металлочерепицей. Остановившись позади гаража, достал из сумки небольшой бинокль и принялся осматривать противоположный склон оврага.
