Ознакомительная версия.
Савин был потрясен вопиющей несправедливостью, и Гордеев, как мог, пытался утешить его, обещал свою помощь и в дальнейшем. Есть ведь еще и более высокие инстанции! И он тут же подал кассационную жалобу в Военную коллегию Верховного суда России, в которой требовал приговор отменить, а дело против Савина прекратить за отсутствием состава преступления.
Раз запущенная по отношению к «предателю Системы» судебная машина продолжала действовать в отведенном ей режиме.
В закрытом заседании Военной коллегии Верховного суда Гордеев опять повторил все до единого свои аргументы в защиту Савина, полагая, что на этот раз его не только внимательно выслушали, но и прониклись сказанным и решение нового суда будет более справедливым. Однако он ошибся.
Уже в открытом заседании суд огласил свое решение. Заключенного Николая Савина в зале суда не было, он наблюдал за процессом из кабинета следственного изолятора по видеосвязи. Новый судья, генерал-майор юстиции Гришин постановил оставить приговор военного суда Московского гарнизона в силе, а жалобы осужденного и его защитника отклонить.
Гордеев увидел, что с Савиным произошло что-то просто страшное. Камера показала лицо находившегося в СИЗО Николая Анисимовича. Оно стало совершенно белым, потом словно потеряло свое привычное очертание, исказилось, как скомканная картонная маска. И в зале услышали его рвущийся, захлебывающийся в крике голос:
— Вы все — одна банда! Я ненавижу вас! Я вам отомщу! Вы еще вздрогнете!..
Судья Гришин приказал отключить видеосвязь. Показалось, что он был малость растерян. Но, может быть, это только казалось Гордееву, уже понимавшему, что дело, в общем, проиграно.
Нет, не полностью. Еще оставалась у него возможность обжаловать приговор и определение кассационной инстанции теперь уже в надзорной инстанции, то есть в Президиуме Верховного суда Российской Федерации, который не связан с военными, и, следовательно, при принятии им окончательного решения можно все-таки рассчитывать на как бы более объективное, что ли, рассмотрение дела. Но для этого адвокат должен был снова получить согласие как от своего клиента, так и от его друзей из Фонда поддержки гласности в спецорганах. От супруги осужденного, наконец.
Не раз подумывал об этой женщине Юрий Петрович, но, вспоминая мелькнувшее отчуждение в ее глазах, когда он только намекнул на необходимость встречи, сдерживал свое желание. А потом оно просто со временем исчезло само по себе.
Но в любом случае переговорить с Савиным и его друзьями было необходимо. В высшей инстанции Верховного суда решения принимаются нескоро, Верховный суд, как правило, не торопится со своими вердиктами, значит, и особо откладывать дела не стоит: раньше туда попадет — раньше дадут и окончательный ответ, который уже никакому обжалованию больше подлежать не будет…
Шляхов был, конечно, расстроен вынесенным приговором. Он все-таки надеялся на то, что суд примет во внимание аргументы защиты. Но, с другой стороны, в силу разных причин, он неплохо знал особенности тяжелого, мягко выражаясь, характера судьи Марусева, хотя и веских причин для отвода его в судебном процессе не видел. А вот на Гришина он надеялся. Но, видно, далеко не так все просто там у них, на судейском олимпе. Однако и отказываться от дальнейшей помощи Николаю Анисимовичу он тоже не собирался и был уверен, что его коллеги из правления фонда будут с ним солидарны в этом вопросе.
Да, пришли они с Гордеевым к единому мнению, борьбу надо продолжать.
А вот о неожиданно яростной, словно случился нервный срыв, реакции Савина на вынесение приговора себе Юрий Петрович рассказывать Шляхову не стал, чтобы не огорчать Валерия Петровича. Да и неизвестно, как бы он отнесся к такому срыву, может, предложил бы адвокату оставить это дело. В конце концов, четыре года общего режима — срок не такой уж и великий, а там еще, глядишь, и снисхождение себе сможет Савин заработать за примерное поведение.
Опять же и с Екатериной Юрьевной следовало бы поговорить о том, чем и как она сумеет помочь своему осужденному мужу.
Закончили они разговор тем, что Гордеев твердо пообещал Валерию Петровичу держать дело Савина постоянно в поле своего зрения и под неослабным контролем. Сказал он также, что решит вопрос и с надзорной инстанцией, что встретится с осужденным, чтобы взбодрить его как-то и сообщить про товарищей, которые не оставляют его своим вниманием. А уже когда придет решение Президиума Верховного суда, вот тогда и будет окончательно прояснена перспектива. И вообще, главное, чтоб Савин сейчас не пал духом, а снова поверил в то, что его друзья с ним и будут продолжать бороться теперь если не за полное его оправдание и отмену несправедливого приговора, то хотя бы за условно-досрочное его освобождение. Но в этом деле и он сам должен им помочь своим спокойным и примерным поведением в исправительной колонии. Ему назначена колония общего режима, возможно, где-нибудь поблизости от Москвы, значит, и излишнего, опасного внимания возможных отпетых уголовников к своей персоне бывший подполковник ФСБ испытывать также не будет. Обычный контингент… Но ему придется сдерживать свой горячий характер, который он продемонстрировал во время вынесения приговора.
Вот этот последний фактор Юрий Петрович обсуждать со Шляховым пока не стал. Тут у него был для самого себя поставлен большой знак вопроса.
Начать с того, что это за угрозы прозвучали в отчаянном крике Савина? Кому конкретно и как он собирается мстить? И кто должен после всего этого «вздрогнуть»? Вопросы — странные, казалось бы, но каковы будут на них ответы? Неужто не менее странными? Может быть, об этом если не знает, то хотя бы догадывается его жена, Екатерина Юрьевна?
Или это была просто слепая вспышка ненависти, полная потеря самообладания, при которой угрозы невинно осужденного сыплются уже во все стороны без всякой логики? Во всяком случае, вспыльчивый характер-то своего мужа, если тот обладал таковым в полной мере, никто другой, как та же верная супруга, должна бы знать. И это — еще один важный повод посетить ее.
Но сперва следует встретиться с Николаем Анисимовичем.
2
Вид у Савина был мрачный. И тому быстро нашлось объяснение.
Оказывается, за все время, которое он провел на нарах в Лефортове, жена лишь раз посетила его, хотя, как было известно Гордееву, следователь Головкин ничуть не возражал бы и против повторного посещения. Напротив, как-то при очередной встрече с адвокатом он даже поинтересовался, не болеет ли супруга обвиняемого. Обычно в подобных ситуациях сами родственники одолевают его постоянными просьбами и просят советов, что можно принести для передачи арестованному. А тут — странное, непонятное молчание.
Гордеев тогда же позвонил Екатерине Юрьевне и передал ей вопрос следователя. Посоветовал позвонить в прокуратуру и попросить разрешения навестить мужа, мол, Головкин наверняка не откажет. Сам же Петр Константинович, о чем он также сказал Гордееву, был уверен, что встреча арестованного с женой может благотворно подействовать на Савина, и тот окажется не столь упрямым и несговорчивым, согласится в конце концов сотрудничать со следствием.
Но Екатерина Юрьевна как-то умудрилась свернуть эту проблему в разговоре. Сказала, что очень нехорошо последнее время себя чувствует, что, конечно, она отчасти готова признать свою вину перед Николаем, но чисто по-женски, по-человечески, боится такой встречи. Но она обязательно принесет ему из дому передачу. И тут же стала спрашивать, что вообще приносят обычно родственники. Юрий Петрович перечислил самые необходимые предметы, которые разрешены для передачи в камеру, она, видимо, записала, и на том их телефонный разговор оборвался. И больше звонить он не стал, потому что почувствовал какую-то ее скованность и нежелание общаться. Что ж, у каждого свои дела, свои обязанности, как человек их для себя понимает…
Так вот, теперь оказалось, что Савин сильно переживает оттого, что Катя только однажды нашла все-таки возможность навестить его. А теперь, когда ему предстоял отъезд в колонию, вероятно, чувство одиночества для него стало совсем невыносимым. А возможно, он хотел, чтобы Юрий Петрович, в свою очередь, как-то воздействовал на его жену. Вслух он такой надежды не высказал, но смотрел тоскливыми глазами побитой, бездомной собаки. И видеть его в таком состоянии было больно.
Гордеев не стал «корябать» лишний раз его рану и говорил только о том, что продолжит борьбу. Приводил в качестве примера и твердую уверенность Валерия Шляхова, который готов был со своим фондом финансировать дальнейшие шаги адвоката, направленные если не на полное освобождение, то хотя бы на облегчение участи заключенного, на частичное, может быть, снисхождение к его судьбе со стороны суда.
Савин слушал и кивал, но мысли его — видел Гордеев — витали где-то далеко отсюда. Потому что в глазах его время от времени словно вспыхивал странный, бесовский какой-то, жестокий огонек. Нет, не время и не место было сейчас говорить о какой-то там мести, о пророческом заявлении, что «они» еще все «содрогнутся» и так далее. Прежде всего надо было добиться, чтобы осужденный наконец успокоился и смирился с неизбежным. А любой шаг к облегчению его участи уже будет им же самим воспринят как маленькая победа.
Ознакомительная версия.
