Ознакомительная версия.
— Могу я узнать, — мягко поинтересовался Александр Борисович, — какого рода оперативное мероприятие вас «затормозило»?..
Полковник немного помолчал, глядя в сторону, потом слегка пожал плечами:
— Ну… думаю, да, особого секрета тут нет… Вы ведь тоже используете в своей работе «подсадных уток»?
— Ясно, — слегка улыбнулся Турецкий. — Подсадили в камеры к этим типам агентов… И как?
— Пока — ничего нового, — нахмурился Михаил. — Я уже говорил, что Арциховский сразу же, причем весьма инициативно, начал давать показания. Утверждает, что, по его сведениям, большая часть денег отправляется в карман Кругликова — правда, утверждает он это совершенно бездоказательно, против Виталия-свет-Евгеньевича ни единой улики, зато звонок от Митарова «кому следует» уже был…
— Значит, «молчун» — Марусин… — задумчиво произнес Александр Борисович. — Если бы и он дал показания против своего начальника, дело, как я понимаю, сдвинулось бы с места… Уж у него-то наверняка доказательства причастности Кругликова к их делишкам есть. А возможно, и против Митарова кое-что имеется… Верно?
— Да, ваша точка зрения с нашей полностью совпадает… Но вас, Александр Борисовичу, пожалуй, все-таки сумею, с одной стороны, удивить, с другой, возможно, и помочь. Есть два момента…
— Да?
— Знаете, кто адвокат молчуна Марусина?
— Не может быть… — пробормотал Турецкий.
— Борис Николаевич Шахмин. Как видите, еще как может!
— Та-а-ак… — У Турецкого был вид кота, только что отведавшего сметаны. — А второй момент?
— Это связано с допросами подозреваемых, которые успел провести Коля… Вообще-то для него это не характерно, но, допрашивая Марусина, Николай, можно сказать, сорвался…
— Каким образом? — насторожился Александр Борисович.
— Видите ли, этот тип вел себя в процессе дознания не просто молчаливо: он вел себя крайне нагло! Мы еще в этой связи сделали вывод, что господин он весьма осведомленный. Иначе не был бы так уверен в собственной безнаказанности… В общем, он, да еще совершенно непозволительным тоном, заявил Николаю, что готов съесть собственную шляпу, если через пару недель тот его собственноручно, да еще и с извинениями, не препроводит из Лефортово на свободу… И будет долго благодарить Бога, если при этом усидит на своем стуле…
— Ни черта себе! — не выдержал Турецкий.
Полковник вздохнул и продолжил:
— Там и еще были подобные детали, прочтете сами, они есть в деле… Зная Николая, лично я ничуть не удивился тому, что произошло следом. Познеев сгреб этого подонка за грудки, оказавшись с ним нос к носу, и поклялся, что, даже если ему придется положить на это всю оставшуюся жизнь, и сам Марусин, и его начальничек, и, как он выразился, «ваш министерский шеф» получат на полную катушку, в том числе и за свои прошлые делишки…
— О господи, — на этот раз Александр Борисович невольно апеллировал к наивысшей инстанции. — Вы хотите сказать, что Познеев продемонстрировал Марусину свою осведомленность в том, что… Словом, что ему известно куда больше, чем тот думает… Известно, надо полагать, от вас?..
Полковник кивнул.
— Когда состоялся этот допрос?
Анисимов, прежде чем ответить, внимательно посмотрел на Турецкого, затем кивнул:
— За пять дней до гибели Николая…
…— Эдна Дитриховна… Редкое у вас имя! — Олег Гнедич улыбнулся одной из своих самых обаятельных улыбок и внимательно посмотрел на женщину, сидевшую напротив него за старомодным круглым столом: он и не подозревал, что эти образцы мебельной индустрии далеких пятидесятых все еще кое-где в ходу.
Жена беглого капитана Вячеслава Олеговича Грабкина была красивой женщиной… на определенный вкус. С точки зрения Гнедича, ее внешности недоставало тепла и красок: натуральная блондинка с правильными чертами холодного лица, где серые глаза напоминают льдинки… Фигурка, правда, насколько он успел заметить, отличная, несмотря на наличие в семье двоих детей — восьми и пяти лет.
— Если хотите курить — курите, — сухо сказала женщина, пододвигая на середину стола пепельницу, и закурила сама, вынув сигарету из пачки лежавшего тут же «Парламента», не дожидаясь, когда Олег щелкнет зажигалкой. — А имя у меня не столь уж и редкое, если учесть, что я из поволжских немцев. С Вячеславом мы встретились и познакомились в свое время в Астрахани, во время его командировки туда.
И тут же, без всякого перехода, добавила:
— Спрашивайте. Вы ведь для этого пришли?
Гнедичу не оставалось ничего другого, как последовать ее совету и извлечь из своего портфеля бланки протоколов…
— Вы в курсе, что ваш супруг совершил побег из-под стражи во время этапирования? — поинтересовался он после того, как «шапка» документа была заполнена. И внимательно уставился на Эдну Дитриховну. Исключительно для того, чтобы убедиться: на лице Грабкиной не дрогнул ни один мускул — владела она собой очень хорошо.
— Теперь, после того, как вы это сказали, в курсе, — спокойно произнесла женщина. — Видимо, вы предполагаете, что Вячеслав попытается вступить со мной в контакт…
Она неожиданно слабо улыбнулась и, посмотрев на кончик своей сигареты, покачала головой:
— Вы заблуждаетесь. Он этого не сделает.
— Откуда такая уверенность?
— Он знает, что я подала на развод еще два месяца назад. А дети — дети его никогда особо не интересовали.
Весть о разводе была для Гнедича новостью, и Эдна Дитриховна это заметила:
— Вижу, вы слышите о моем решении развестись с мужем впервые. Что ж… Мне скрывать нечего, тем более что наши документы — я имею в виду моих родителей, детей и себя — на выезд в Германию будут готовы уже совсем скоро… Во всяком случае, так мне сказали: развод только ускорил дело. Но развожусь с ним я не поэтому.
— Да? — пробормотал растерявшийся Гнедич, едва ли не впервые в жизни упустивший инициативу дознания. Но в Эдне Дитриховне было нечто такое, из-за чего он не только верил ее словам, но и отдал ей эту инициативу едва ли не по доброй воле.
— Причину мне тоже незачем скрывать, тем более что полученный удар — то, что мой муж оказался бандитом и убийцей, — я уже, можно сказать, пережила… Хочу, чтобы вы поняли: это совсем не то, что называется «красивые слова». У меня у самой очень старые родители, отец болен, возможно, не доживет до отъезда в Мюнхен…
Она ненадолго умолкла, поскольку впервые за разговор голос женщины дрогнул. Но тут же взяла себя в руки.
— Мама… Пока я не представляю, как она перенесет, если такое случится, свое одиночество. В любом случае, я привыкла все ситуации выверять по себе и могу легко представить ее на месте одной из жертв этих или таких же, как эти, негодяев…
— Понимаю, — тихо произнес Олег.
— Вряд ли! — неожиданно резко возразила Эдна Дитриховна. — У меня ведь двое сыновей от этого… человека! И я не понаслышке знаю, что такое наследственность, гены… К тому же старший, Генрих, отца очень любит, он не понимает, почему папа, уехав так давно в командировку, до сих пор не возвращается. Он вообще похож больше на Вячеслава. Так что переезд в Мюнхен стал теперь еще важнее…
— Почему? — спросил Гнедич, понимая, что вопрос этот, в сущности, риторический, к протоколу ничего не добавит и не убавит.
— Видите ли, — серьезно ответила Эдна Дитриховна, — наукой доказано, что гены с большей вероятностью срабатывают, если ребенок растет в тех же или максимально близких условиях, в каких рос тот из предков, от кого они ему достались. Вот поэтому-то переезд в Германию и стал для нашей семьи так важен… Я ответила на ваши вопросы?
Покидая квартиру Грабкиных, Гнедич постарался как можно быстрее сбросить с себя атмосферу этого дома, напоминающую, как подумалось ему, почему-то о кладбище… Впрочем, фактически так оно и было: глава семьи здесь был явно зачислен в покойники и вопреки всему, что Олег знал о капитане, он невольно посочувствовал ему…
На улице был сыро и ветрено, в лицо оперативнику летела какая-то вполне омерзительная смесь дождя и снежной крупы. И все это в сочетании с мыслью о том, насколько пустым оказался визит к Эдне Дитриховне, никак не улучшало Олегу настроения. Вдобавок ко всему в кармане пиджака, до которого еще нужно было добраться, распахивая на холодном ветру пальто, надрывался мобильный.
— Черт с ним, подождут… — сердито пробормотал Гнедич и, оглядевшись по сторонам, обнаружил, к некоторому облегчению, совсем неподалеку только что вспыхнувшую вывеску какого-то кафе.
Спустя несколько минут, взяв чашку чая, на вид крепкого, и пару бутербродов с сыром и зеленью, Гнедич приземлился за один из многочисленных пустующих в это время столиков и лишь после этого снял пальто и посмотрел на определитель мобильного. На мониторе телефона красовался номер Турецкого, который тот вручил в самом начале следствия всем членам оперативно-следственной группы.
Ознакомительная версия.
