– Я знаю. Усов арестован вглухую.
– Он будет молчать, человек опытный.
– Мы тоже не мальчики, на показания Усова не рассчитываем.
– Рассчитываете на мои, потому и взяли. Лев Иванович, вы обо мне знаете много. Но я о вас тоже наслышан. Павел вас очень не любил, но даже он признавал, что вы чертовски талантливы. Должен сказать, дальше следовали слова, которые не найдешь у Даля.
– Понимаю. – Гуров кивнул. – Паша был человек, вы его сломали. Вы полагаете, что, когда его взаимоотношения с Верой Тополевой шагнули через порог, он интуитивно не чувствовал, куда его ведут?
– Думаете, чувствовал?
– Не сомневаюсь. Он был сыщик настоящий. Павел понимал, не хотел в этом признаться даже самому себе. Молодая, интересная...
– Красивая, – вставил Меньшиков.
– Красивая, – повторил Гуров, – с огромными деньгами. Зачем ей нужен Павел Петрович Усов? Мужику за сорок, ни роста, ни внешности, ни обаяния. Зачем?
– Действительно, я как-то об этом не думал. Значит, он знал, но лез?
– Он догадывался, думать не желал. Сейчас хорошо, а завтра наступит лишь завтра.
– Интересная психология.
– Распространенная, психология человека слабого.
– Лев Иванович, говорите вы убедительно, красиво, но, как известно, прокуратура и суд – не худсовет. Нужны доказательства. – Меньшиков взглянул испытующе.
– С доказательствами сложнее. – Гуров ответил Меньшикову прямым взглядом. – Я рассчитываю на вашу помощь.
– Зачем мне нужна вторая статья? Хранение огнестрельного оружия у меня уже имеется, мне хватит.
– Не будем торговаться, Евгений Тихонович. – Голос Гурова стал жестче. – Я уже сказал, пистолет я могу забыть. Приобрел человек для самозащиты, таких случаев сотни. Если каждого сажать, тюрем не хватит. Усов офицер, торговал совершенно секретными данными. Вы их принимали, оплачивали и передавали.
– Прямое соучастие.
– Соучастие в совершении преступления доказать сложно, а посадить вас за ношение оружия легко.
– Надо подумать.
– Разумно, – согласился Гуров. – А думать вы собираетесь здесь или в камере? Может, вы хотите там переночевать?
– Пока буду думать здесь. – Меньшиков откинулся на спинку стула. – Потом решу.
– Вы пересядьте за стол напротив, там кресло удобнее, – сказал Гуров, развернув газету.
Когда Меньшиков пересел, устроился, даже закрыл глаза, Гуров, просматривая газету, как бы между прочим сказал:
– Праздный вопрос, к делу не относится.
– Пожалуйста.
– Когда вы получили сообщение Усова о том, что на совещание внедрен сыщик, вы передали его только Ляльку, никому более?
– Ну... – Меньшиков замялся. – Это действительно к делу отношения не имеет.
– Мне любопытно.
– Какое это имеет значение? Я не верил в оперативные способности Харитонова...
– И продублировали сообщение Смольному.
– Откуда вы знаете? – удивился Меньшиков.
– Догадался, – усмехнулся Гуров и продолжал: – Чтобы вам легче думалось, хочу предупредить, что ваши связные выявлены и допрошены. Апрятин Павел Викторович, проживающий на Арбате. Глазман Израиль Цалевич. Тверской бульвар. Винокуров Александр Борисович, Плющиха. Каланбаев Арарат Актаевич, Бакунинская. Гаджиев Мамед Ибрагим-оглы, Гнездниковский переулок. – Гуров развернул газету, выдержал паузу. – Они дали показания как под копирку. Вы приходили к ним в определенные дни. Вам звонили по телефону, вы слушали и записывали, оставляли конверт с долларами и уходили. Платили хозяевам исправно – сто долларов за визит. Позже в квартире появлялся мужчина.
– Они опознали Усова? – Меньшиков приподнялся в кресле.
– Опять “МММ”! – Гуров отбросил газету. – Надоело! Опознали? Я не проводил опознания. Да и какое вам дело? Вас, Евгений Тихонович, все пятеро опознают наверняка. Пять очных ставок, ваше молчание станет смешным. Когда дело поведет следователь, встанет вопрос о вашем соучастии. А дело уже уйдет из-под моего контроля.
– Я не хочу возвращаться в камеру.
– Вольному – воля, спасенному – рай. – Гуров протянул через стол стопочку бумаги и ручку. – Пишите.
Сыщик закурил, развернул журнал.
* * *
Гуров свою работу закончил, за дело взялся следователь прокуратуры. Владельцы квартир, через которых передавались деньги, Усова не опознали. Он приходил в темных очках и берете, носил усы, в квартире находился менее минуты, брал конверт и уходил.
Дело сводилось к очной ставке между Усовым и Меньшиковым.
Гуров и Крячко вели очередную разработку, да прокуратура и не привлекала к расследованиям сыщиков. Каждый должен заниматься своим делом.
Банду налетчиков наконец повязали, обошлось без стрельбы.
Жизнь в Москве шла своим чередом.
Наступил декабрь. Как и положено, зимой в Москве снежно, морозно, порой бьет вьюга.
Немного южнее Москвы российские войска начали штурм российского города Грозного.
Преступность к декабрю девяносто четвертого захлестнула Россию. Правительство и коммерсанты торговали автоматами, ракетами и танками. Кому продано, значения не имело, главное, получить деньги.
Когда в Грозном бандиты вооружились не хуже Таманской дивизии, они Москве сказали, мол, вы – русские, мы – чеченцы, пошли бы вы...
Президент России, мужик крутой, приказал, может, его помощник распорядился по телефону, чтобы министр обороны навел порядок.
Началась война. Бойня! Россия исстари на войне убитых не считала, порой не хоронила. Война – так война. До победы, мы за ценой не постоим!
А что стало с иудой по фамилии Усов? Да ничего, его подержали в камере, выяснили, что он оружия в руки не брал, даже на месте преступления не присутствовал.
Министр обороны тоже оружия в руки не брал и в атаку не ходил.
Усов лишь руководил. Хотя это еще доказать требуется. Усова из-под стражи освободили за отсутствием в его действиях состава преступления.
Какая вода в ведре, такая она и в капле воды, взятой из этого ведра.
И все правильно, ибо, как говорится, закон есть или его нет, третьего не дано! Верно, следует судить по закону, а не по совести. Ибо судей много, у каждого своя совесть. А закон один и распространяется на всех.
Законы принимают в Думе, девяносто девять процентов наших избранников ни черта в законах не понимают, у них иные заботы.
Может, избрать в Думу профессиональных юристов и экономистов, а не сладкоречивых политиков, которые обещают накормить и защитить нас в понедельник?
А может, не стоит. Легче жить по старинке, ждать, пока не убьют.
