— Ну, добре, — вздохнул подполковник Птицын, и стал читать бумаги.
— А где Потемкин? Вышел?
— Да, вышел, вышел…
— Так где он?
— Заперся.
— То есть?
— В комнате заперся, с этим, водителем нашим.
— Зачем?
— Чтоб я знал! Да, тот сам просил
— Ну, что ж службу не отменили… — вздохнул Медведенко, и открыл книгу нарядов.
— Черт! — услышал он вдруг. Не сказал — прошипел возмущенно ротный.
— Что? — вскинул голову зам.
— Ты послушай, а что он пишет, а? Послушай! Ну, блин, ё-мое, Потемкин!
Хлопком кулака в ладошку, ротный выплеснул что-то из накипевшего, и зачитал:
— «Благоприятные финансовые и материально-технические условия, предложенные заказчиком, со временем приведут к многочисленным нарушениям дисциплины среди сотрудников. Столкнет их с риском несанкционированного применения оружия и спецсредств. Деятельность отдельных структур АЛИСа, в силу своей специфики, под видом возврата долгов, может вовлечь сотрудников «Тантала» к участию в вымогательстве, другим незаконным действиям»
— Боже! — тряхнул головой Медведенко, — Кошмар! Начфин все бумаги уже написал, подписал, подсчитал… В общем, все! Звони, Юрий Юрич, давай-ка, звони этой шельме!
— Потемкин! — загремел, дождавшись ответа из трубки прямой связи, ротный, — Место тебе человек заказал, у Христа за пазухой! Ты не находишь? Находишь! Так что же ты мне написал? С головой ничего не случилось? Рассол принесу. Не надо? А как же тебя понимать, Потемкин? Он же звонить мне сегодня будет! Да он, к концу дня приехать должен! А что я скажу? Ты думал? Ты отвечаешь за то, что писал?
— А ты слушай… — включил Юрий Юрич динамик для Медведенко.
— Отвечаю. — Спокойно, официально: еще бы, — звонил не начальник, а сам Змей-Горыныч, — ответил Потемкин, — Я думал! Лахновский, если и позвонит Вам сегодня, то вряд ли приедет.
— Ты что, в пятый угол загнал его, а? Ты что с человеком сделал?
— Будьте спокойны, я ничего с ним не сделал! Но он не приедет. Уверен, — помедлил, секунду, Потемкин, — на девяносто восемь процентов.
— Я не шучу! Ты слышишь, а если ты пролетишь?
— Тогда, — с тем же спокойствием говорил Потемкин, — сдадите меня в интенданты.
— Та-ак… — взял себя в руки, и улыбнулся почти, подполковник Птицын, — Когда будет сто процентов?
— Минут через двадцать — ответил динамик.
— Что, этот шофер наколдует?
— Ну, да…
Ротный выключил связь.
— Юрий Юрич! — качал головой Медведенко, — А я говорил, в первый день говорил: хлебнем мы чудес! Опера — там нормальных нет…
— Давай о другом! Два процента не так уже много, а он не болтлив.
— Так вот, — продолжал Синебрюх, — «Обшмонают вас там, — говорит, — а вы скажете: знать, мол, не знаем, но если нарушили — вы оформляйте. Понятно? — спросил, — Вы же не виноваты, не бойтесь. А после — сюда. И к ним, ну, мол, к Славику, подойдете. Ясно?» Ну что — с потрохами сидели мы с «Красным» в чужих руках!
А там так и было. Нас досмотрели, нашли валюту. Так и так — задержали. Оформили, как полагается. Мы возвращались, встретились снова и Славик на нас, на троих, отдал по доляшке из тех же, вьетнамских денег. А все остальное, сколько — не знаю — себе. Вьетнамцам мы показали бумагу с таможни, сказали: попались.
— А депутат?
— Когда мы приехали — не было.
— Так и пиши.
— А на прошлой неделе, — поднял Синебрюх и куснул авторучку, — мы так же решили. Лок согласился, что лучше в Москву. Мы убедили, — сказали, что есть на границе концы.
— Правду сказали, — заметил Потемкин, — есть концы…
— Он поверил, у них теперь денег мало, а очень надо… Славик нас, как положено, остановил. Мы отдали деньги. А Локу, — он: волновался, просил: как чего — звоните! Мы позвонили. А что? Что он мог? Туда сунуться — нет, однозначно! Все, — сказал бы — хана! И не сунулся. Пережил… Не впервой. А он Вам позвонил. А потом позвонил: выезжаем с Потемкиным. Ужас! Мы к Славику: Славик, что делать? Нас уже обыскали, в таможне. Славик туда. «Козлы!» — наорал на меня и «Красного». Да кто знал! В общем, все пришлось сделать в обратку.
— Хорошо, — согласился Потемкин, — Верно. Но это — пока не пиши…
— Почему?
— Нарушаешь порядок. А возле аэропорта?
— А там?... А что там…
Обрыв, где-то в подвздошье, ощутил Синебрюх. Не хотела, не поднималась рука, писать об этом. Страх пригнавший к этой беседе, уже отступил: Потемкин его успокоил. «А не много ли будет?» Из-под бровей, Синебрюх посмотрел на Потемкина: чем ему крыть? Да ведь, кажется, нечем… В живых — только «Красный», но что он, дурак? Торговаться! — решил Синебрюх. Пусть же Потемкин, хоть раз, утрется.
Близкую ненависть ощутил Синебрюх. А Потемкин — с чистенькой, светлой душой, расхаживал, или курил за соседним столом. Спокойно и с удовольствием, просто…
«Слоняра! — подумал о нем Синебрюх, — Ты уши развесил. Ты очень легко свое получаешь! Даром. На блюдечке, — от меня, — с голубой каемкой! А я? Да плевать! А я приговор: самому себе и своей рукой, под диктовку, пишу! И тебе наплевать, тебе этого мало?»
Он готов был… хотел…
— Я знаю, — сказал Потемкин.
Синебрюх поднял остывающий взгляд.
— Ты сейчас ненавидишь всех. Потому что всем лучше, им хорошо, и мне — тоже, а ты — в одиночку тонешь. Причем — в дерьме. Но ты забываешь, что всех обманул и объехал, сначала, — ты! И хорошо ты поехал: вспомни 4 ноября! Никого не позвал! На автобусе, на который тебе же, друзья собирали деньги. Ты лучше меня, сам об этом сказал: «Нож в спину»! Не так ли? Ты просто не знал, что приедешь в болото. Но вот приехал! А прыгать в трясине, лягушки способны, ты — нет. Со мной можешь спокойно поговорить. А не хочешь, я отвернусь, да пойду. Как хочешь...
— Ой, нет…
— Что?
Так и было все, как говорил Потемкин. Да он ведь не видел, что мысль Синебрюха, кусочком хлама, кружилась, плыла, угодив в струю, да наткнулась на камень. «Дурак-дураком! — вспоминал Синебрюх: Потемкин таким был в автобусе, — «А жалко их, а? — «бомбанули»…». Лиса, пес смердящий, — вынюхивал! Мордой круто подлез, — прямо в пятки: «ГАИшников, стало быть, знаете, наперечет? Ну-ну, ни гвоздя Вам, ни жезла!...». Они с «Красным», потом анекдот вспоминали…
Синебрюх кипел. Но сварить, от чего-то, хотелось Потемкина, а не себя! «Мало тебе, пес смердящий? «От пуза» давай! Дай, будь добр, аэропорт? Ты, скотина, подумал, что мне это — пару лет лишних, в зоне? Мало? На блюдечке, видишь, понравилось: Ваня, давай, подавай!».
Понимал он, что в этом, паршивеньком, да сильно уж «денежном» эпизоде, вполне можно выйти сухим.
— Я-то забуду, — услышал он вдруг, — и тебя, и вообще этот день. А вот ты… — покачал головой, и был прав, Потемкин, — Ты — нет! Но только не потому, что сегодня «попал!». Потому, что сегодня тебе повезло больше всех! Ты же думал пожить еще, правда? Подольше. А крест на тебе был поставлен! Славик тебя обогнал случайно. Дорогой туда — я имею в виду! — Потемкин рукой показал на небо. — Ты мысль ловишь?
Не уловил Синебрюх.
— Сегодня со Славиком, кто был, — напарник?
— Нет, Виталик. Напарника не было. Кинули.
— Как?
— Мутное дело. Славик три дня психовал. Мы же деньги в руках держали. А Вы…
— Я полчаса, без учета дороги, вам дал, чтобы вы подержали, всплакнули над ними, и на таможню слетать успели. Что, мало?
— Как раз угадали! В общем, может быть, у него сейчас денег мало, или очень нужны, но решили они вдвоем, сами, с Виталиком. Тот потом бы узнал, — напарник — ну так и что? Шум поднял? Муть это все, — не поднял, проглотил бы и сел, голым задом! Да Вы не поймете.
— Пойму. Теперь ты разберись. Сорок вы там, в первый раз, «наварили»; семьдесят — возле аэропорта, — не спорь, — я знаю! Больше сотки, в общем, своими мозгами, Виталик со Славиком, «наварили». И о вас не забыли. А дальше? А дальше все — исчерпался бизнес! Заходик бы сделать, дай бог, хорошо, — и хватит! Пока слишком плохо не кончилось. Риск — ты теперь это понял! А я перекрыл вам границу. Вы проиграли! Вчера был последний аккорд! Больше бы вы не играли. Уразумел?
Синебрюх не решился спорить.
— А ты вдумайся: Славик меня хотел спать уложить «по-любому!».
— Да, — подтвердил Смнебрюх.
— А что это значит? Не думал? Не догадался? Нет?
«Синий» не понимал.
— На кладбище ленточки не приходилось читать: «Спи, дорогой, спокойно»?
— Вы что? — побледнел Синебрюх.
— Доходит? А ты вот, Иван Петрович… Подельник бывший, свидетель опасный, — ты был им нужен?
— Ни фига себе!
— А «Красный»?
— Боже…
— Не слышу?
— Я сказал: боже…
— Я про аэропорт не слышу!
— Виталик там был, в салоне. Он деньги собрал, документы. И с ним его друг, из деревни, я понял: наверное, кум. Никогда его больше не видел. А останавливал Славик. Вьетнамцы, — мы так подумали, — все равно его не разглядят.
