У меня под рукой все чеки и переводы, а также список счетов, открытых согласно им. Они еще не расписаны по карточкам. Как только Гавел обнаружил серию «C-L», руководитель группы приказал приостановить работу.
- Отлично, - говорю я. - Дополните мне, пожалуйста, ваш список точными адресами отправителей.
Работа немалая. Но все охотно принимаются за нее. А я расспрашиваю руководителя группы о порядке пересылки денег в почтовых мешках. Оказывается, таким способом отправляются лишь округленные суммы, собранные в одной сберкассе. Поэтому купюры в почтовом мешке не соответствуют точно суммам, указанным на бланках отправления. На многих бланках указаны суммы меньше тысячи крон. Но, расплачиваясь, клиенты могут вручить кассиру и купюры серии «C-L», и работники сберкасс будут сдавать сдачу уже нормальными деньгами.
- В этом случае, - делает выводы руководитель группы, - трудно установить, кто сдавал в кассу купюры серии «C-L». Может фигурировать и имя отправителя, и имя владельца счета. Но определить, кто из них посылал эти деньги, трудно.
- И все же у нас есть твердый ориентир, - говорю я, - все это случилось на одной почтовой линии. Мы легко установим отправителей переводов в почтовых отделениях или банках.
Я снова чувствую себя уверенно и не дам выбить себя из седла. Не уходить в сторону. Не уклоняться от найденного следа, пока не убедишься, что он действительно никуда не ведет.
Перевода на двадцать четыре тысячи мы в списках не обнаружили. Я проглядываю длинный перечень сумм, принятых в качестве денежного перевода. Семерым моим помощникам предстоит нелегкая работа - выделить тех владельцев сберкнижек, на чей счет переведено больше всего денег. Впрочем, это не так уж канительно, как мы предполагали, и довольно быстро удается установить, что одному из владельцев сберкнижек как раз начислены переводы общей суммой в двадцать четыре тысячи крон.
Группа продолжает свою работу с еще бо #769;льшим рвением. Калина старается вовсю, словно желая искупить свой промах. Собственно, у меня нет к нему претензий. Ведь и у нас циркуляр лежит без дела.
Двадцать четыре тысячи крон тремя переводами поступают на счет Йозефа Трояна, проживающего в Праге, Голешовицы, Пискова, 4. Это уже говорит о многом. Переводят ему: девять тысяч - Станислав Петржик, Обровицы, 27, район Усте над Лабем. Восемь тысяч - Вацлав Вагнер, Духцов, улица Либкнехта 11. И семь тысяч - Индржишка Тисовская, Мост, Вокзальная, 830.
- Ловко! - взволнованно восклицает руководитель группы. - Вот карточка счета Йозефа Трояна.
Разумеется, ее надо просмотреть. А теперь присядем и закурим сигарету. Счет на имя Йозефа Трояна открыт два года назад, в то время, когда сберегательные кассы переходили из частных рук в социалистический сектор. Вклад на сберкнижке Трояна резко колеблется от нескольких крон до нескольких тысяч, с максимальной суммой восемь тысяч крон вскоре после открытия счета. В 1951 году сумма вклада едва достигала пятисот двух крон. В начале 1952 года она резко уменьшается. К тому времени, когда ему переведено двадцать четыре тысячи, на его счету оставалось всего восемьдесят крон.
- Самое время, - иронически произносит руководитель группы, - и вот некто ему посылает деньги.
- Когда нужда велика, божья помощь близка, - смеюсь я. - Нужно установить, переводили ли когда-нибудь раньше Петржик, Вагнер и Тисовская деньги на счет Трояна?
Вся семерка, подобно трудолюбивым пчелам, усердно принимается за работу. Довольно быстро выясняется, что ни Петржик, ни Вагнер, ни Тисовская никогда и ничего Трояну ранее не переводили.
Тогда я говорю:
- Запишите спокойно на его счет эти двадцать четыре тысячи и, разумеется, без всякой задержки выплатите по первому требованию. В настоящих купюрах, Он никоим образом не должен получить на руки деньги серии «C-L».
Семь пар глаз смотрят на меня так, словно я сошел с ума.
- На это нам нужно получить разрешение, - растерянно произносит руководитель группы.
- Будет разрешение и все, что полагается, - не даю я ему докончить.
Здесь мне больше делать нечего. Я договариваюсь о встрече с руководителями министерства финансов и министерства внутренних дел. Снова мобилизую свой штат сотрудников, уже работавших по делу серии «C-L». Все это люди способные, расторопные. И вскоре я получаю нужную информацию о Трояне. Редактор и переводчик, сорок лет, женат, бездетный. С 1948 года без постоянных занятий, потому что крупное частное издательство, где он работал, было ликвидировано. Прямых политических претензий к нему нет. Переводит якобы с трех языков. Состояние здоровья неважное. Уже несколько лет страдает диабетом.
Наиболее опытные наши сотрудники отправляются собирать подробные сведения о Станиславе Петржике, Вацлаве Вагнере и Индржишке Тисовской. Действовать они будут смотря по обстоятельствам. Мне остается только ждать. Двадцать четыре тысячи серии «C-L» - инфляция в миниатюре. Что, если деньги этой серии появились еще где-то? И это сейчас, когда мы боремся за стабильность цен и выравнивание покупательной способности и производства. А там, глядишь, в ход пойдут миллионы. Эти стяжатели плюют на общественные интересы. И государство для них ничто.
Трояну отправили обычное извещение о полученных на его имя переводах. Но он никак не прореагировал на это и не попросил выплатить ему деньги.
Больше нигде серия «C-L» не появлялась, а может, просто нам об этом не было известно. Пришли сообщения от моих сотрудников. Станислав Петржик, проживающий в Обровицах, 27, житель пограничного района. Он умер как раз в тот день, когда перевел Йозефу Трояну девять тысяч. Пожилой женатый человек. Скончался от паралича. Овдовевшая супруга не имеет никакого представления о его финансовых делах. О Йозефе Трояне никогда не слышала. Не осталось ни подтверждения, ни заполненного бланка перевода. На почте Станислава Петржика знали. Но девять тысяч он внес через несколько часов после своей смерти. Не правда ли, немного странно? Молодая почтовая служащая, принимавшая деньги, не обратила внимания на имя, стоявшее на бланке перевода. В ту минуту она еще не знала о смерти Петржика. В почтовом отделении Обровиц работает всего три месяца. Циркуляр о серии «C-L» ей неизвестен.
С Вацлавом Вагнером тоже не все в порядке. Во-первых, никакого Вацлава Вагнера в Духцове нет, тем более по этому адресу. Однако кто-то, пользуясь этим именем, переслал перевод Трояну. Почтовый служащий не проверяет серии тысячекронных купюр. Услышав о циркуляре, с удивлением начал его искать, но не нашел.
Индржишки Тисовской в Мосте тоже, разумеется, нет. Местное почтовое отделение приняло серию «C-L» так же доверчиво, как духцовское и обровицкое. Ясно, о циркуляре забыто напрочно. Правда, нашему расследованию это пошло на пользу. Пожалуй, метод выжидания себя оправдал.
Видимо, кто-то явился в Обровицы, узнал о смерти Станислава Петржика и воспользовался этим. А потом отправился в находившиеся неподалеку Духцов и Мост. Там он просто прибег к вымышленным именам. И вероятно, удовлетворенно потирая руки, счел, что все в порядке. Таким тройным крюком он перевел деньги на один и тот же счет, то есть в один почтовый ящик. Во всех трех случаях он прибег к чекам, которые не мог получить ни от кого другого, как только от Йозефа Трояна *.
Ну что ж, будем рассуждать логично. Станислав Петржик едва ли принадлежал к этой шайке преступников. Вагнер и Тисовская вообще не существуют. Единственной известной нам реально существующей личностью является Йозеф Троян. Поэтому вполне правдоподобно, что эти двадцать четыре тысячи под вымышленными именами отправил он сам. А если не сам, то должен, во всяком случае, об этом знать.
Вызываю Лоубала и Трепинского и говорю им:
- Идем к Трояну.
Близится полдень. По имеющейся у нас информации, Троян в основном работает ночами, а днем спит. Если у него дела в городе, он отправляется туда обычно после обеда. Я рассчитываю на то, что он встретит нас еще не бритый. Мне нужно застать его врасплох и добиться от него правды. А беседовать за закрытыми дверями его квартиры удобнее, чем где-либо в другом месте. И если возникнет необходимость, придется употребить власть.
Мы, все трое в штатском, незаметно входим в дом. Довольно старый семиэтажный жилой дом с множеством квартир. Теперь нельзя терять ни минуты. Спокойно звоню в дверь, с именем Йозефа Трояна на табличке. Вскоре за дверью слышатся чьи-то шаги, кто-то идет открывать. Дверь открывают, даже не заглянув в глазок. Распахивают настежь, словно кого-то ожидали. В дверях стоит человек, которого я так же мало ожидал увидеть, как и он меня. Передо мной - Карличек.
- Что вы тут делаете? - удивленно спрашиваю я.
Карличек моргает целую минуту. Наконец открывает рот, словно хочет что-то сказать, но не произносит ни слова. Он еще не оправился от удивления и, по-видимому, не знает, что и думать.
