– Да уж не буду.
– Ну, зачем ты так?
Валера направился в прихожую, влез в ботинки, накинул пиджак.
– Не открывай никому.
Хлопнув дверью, он сбежал по лестнице к лифту. Ох, блин…
Через полчаса он вышел на Невском, свернул на Садовую, быстрым шагом миновал пару кварталов, скрылся в арке жилого дома, поднялся на второй этаж и замер возле окна.
Обзор был великолепным, на зрение Валера не жаловался, оставалось спокойно дожидаться рандеву. Еще десять минут, можно покурить. Он повернулся и взглянул на ступеньки.
«Кто это?»
«Ты».
Валера вздрогнул, увидев направленный на него окровавленный палец. Зажмурился.
«Господи, да когда же это кончится? Это не я, Никита, не я!»
Валера поймал себя на мысли, что последние три часа не перестает думать о той истории. Этот жест умирающего Никиты… Предсмертный укор? «Зачем? Он же видел, что это не я, видел, что я хотел помочь ему».
– Ты чего тут делаешь? – раздался сверху сварливый голос.
Валера поднял глаза. Суровая бабуля осторожно выглядывала из квартиры.
– Я девушку жду, мать. Свидание.
– На улице жди. Засрали весь подъезд хапцами. Через пять минут не уйдешь, я милицию вызову.
– Хорошо, уйду сейчас.
«Что же не вяжется? Все вроде логично. Общий двор, общая школа. Деньги! Деньги, в конце концов! Откуда Абдула их взял? Единственная и неповторимая улика… Но что-то не вяжется. Слабоват Абдула для этого, слабоват. Пластилиновый он какой-то. А тут резкость нужна, да еще какая. Резкость в башке. Расчетливая, холодная ярость. Убийца тоже узнал Никиту, он шел не просто грабить, он шел убивать. И времени на размышления у него особо не было. Увидел „бабки“ и тут же принял решение, без всяких сопливых терзаний о душе. А Абдула из-за каждой мелочовки, где хоть немного рисковать придется, канючит по три дня. Кишка у него тонка на „мокрое“ пойти. Вот патроны подсунуть, это вернее. Риска никакого. Попросили – сделал. Особенно если не знал зачем».
«Кто это?» Валера вновь вздрогнул.
– Не ушел еще? Все, я вызываю.
– Мать, я сам милиция, угомонись. – Валера поднялся к двери и показал удостоверение.
Женщина осторожно наклонилась к красной книжице, после чего подозрительно взглянула на Валеру.
– А тут в форме! Где у тебя форма? Да и лицо другое. Нашел чьи-то документы и прикидываешься, бандюган.
– Мать, я пропил форму вместе с совестью. Пожалуйста, не шуми, я скоро уйду. Не бандюган я, милиционер.
– На лбу не написано.
«Кто это?»
«Ты-ты-ты!!!»
Валера опять почувствовал жар. «На лбу написано! Где твоя форма?!!»
«О, черт! Какой же ты, Любимов, осел. умирающему Никите больше делать было нечего кроме как тебе, ослу, на совесть намекать. О тебе, ослу, дал единственно возможный в то ситуации ответ на вопрос „Кто это?“. Он показал пальцем не на ВАЛЕРУ ЛЮБИМОВА, о показал на тебя, как на МЕНТА. Убийца Никиты был ментом! И Никита знал, что он ментом Абдуловым тем летом в милиции и близко не пахло!»
– Мать, дай телефон! – Валера смахнул капельку пота со лба и, оттолкнув женщину, ринулся в квартиру.
– Куда, ирод?! Убивают!
Аппарат стоял на тумбочке в прихожей. Валера схватил трубку, лихорадочно закрутил диск.
– Абдула?! – обалдел Валера. – Ты что, отделе? Дежуришь? Ладно. Откуда у тебя баксы, что ты мне сегодня показывал?! Да, да, эт самые! Так, так… Понял! Дежурь дальше.
Валера швырнул трубку, взглянул на часы. О, бля! Увлекся, однако. Они уже встретились. Хорошо, если кофейку попьют да о погоде поболтают…
– Мать, жива? А говорила, убивают. Бди дальше!
Кто ж пришел на встречу? Абдула в отделе. Остались двое.
Валера бросился к окну. Знакомых лиц на месте встречи, возле кафе, не наблюдалось.
Мимо прошла пара городовых в красных беретах. Один слушал плейер, наушники были надеты поверх головного убора. Судя по походке, сейчас звучал последний хит группы «ПТУ» «Паровозик-яблочко».
Придется зайти на чашечку кофе. Про-зе-вал.
Обидно.
Он поправил кобуру, сбежал вниз. До разгадки осталось несколько минут, даже секунд. Достаточно перейти Садовую.
Валера шагнул в черный предбанник подъезда, протянул руку к двери и в то же мгновение ощутил легкое недомогание, сравнимое с воздействием утюжка «Серфлайн», упавшего на голову с последнего этажа небоскреба. Картинка вздрогнула, экран погас. «Почувствуйте разницу», – это была последняя мысль, посетившая сознание опера. Звука падения собственного организма на холодные ступеньки подъезда Валера, разумеется, уже не слышал.
Геворкян положил дипломат на колени.
– Надо подождать немного. Человек вот-вот подойдет. Ага, кажется, это он.
– Ты его не знаешь?
– Нет. Но мы описали друг друга. Да, это он.
Молодой человек подошел к столику, за которым сидел адвокат, бегло окинул взглядом сидящих и негромко спросил:
– Прошу прощения, Эдуард – это вы?
– А вы – Игорь?
– Совершенно верно, – ответил Петухов.
– Прошу, – Геворкян выдвинул третий стул.
– Все в порядке? Документы у вас? – уточнил Петухов, присаживаясь.
– Разумеется, минуточку…
Геворкян извлек из дипломата папку, протянул Петухову.
Игорь зашуршал бумагой.
– Может, чайку? – предложил адвокат.
– Печенье?
– Лучше – «Твикс». Две палочки…
– Давайте.
После прочтения первых строк представленного материала Петухов стал напоминать Майка Тайсона в момент отгрызания уха у Холлефилда.
– Это… что?
Геворкян скользнул глазами по своему компаньону и удивленно буркнул:
– То самое.
И уже не так уверенно добавил:
– Наверное.
– Да это фенька какая-то! Набор цифр! Откуда эта мудень взялась?
Напарник Геворкяна сердито огрызнулся:
– Только не надо зубами стучать, это вам не пальцы. Бумаги мне лично передали, сказав, что те самые.
– Да какие те самые?
– Я в вашей бухгалтерии не разбираюсь. Что дали, то и принес.
– Мой друг прав, – поддержал Геворкян. – Мы не видели оригиналов и не могли ориентироваться на внешний вид документов, а ваши цифры для нас все равно что египетские иероглифы для слепого Пью.
– Какого Пью?
– Слепого.
Петухов хлопнул папкой по столу.
– Можете использовать после «Твикса». Я одного только не понимаю. Зачем вам это всучили?
– А действительно? – поправив пенсне, Геворкян перевел взгляд на третьего участника драмы.
Тот, не ответив, пожал плечами. Адвокат наморщил лоб и вдруг резко повернул голову назад, затем оглядел сидящий в зале народ.
– Дьявол! Купились, как индейцы на бусы. Куда проще?! Тебе всучили липу с одной целью – узнать, куда и кому ты ее понесешь!
– Сядь, Эдик, не мелькай. Глупости не надо говорить, да? Завтра я положу эти иероглифы в сейф и, когда попросят, верну. О том, что сегодня я с тобой встречаюсь, узнать было невозможно. Никому про это – кроме тебя, неврастеника, – я не говорил.
– Но зачем тогда вся эта чертовщина? – Адвокат ткнул пальцем в папку.
– Понятия не имею.
В дверях «Фортуны» появился еще один человек. Заметив его, Геворкян приложил руку к груди, обращаясь к собеседникам:
– Бога ради, господа. Буквально одну минутку.
Оставив на стуле дипломат, он вышел из кафе. Вернулся быстро, как и обещал, через минуту.
– Что я говорил? Срубили тебя, как веничек березовый. Пасли, душа наивная.
– Кто?!
– Он и пас. Поздравляю. Никому не говорил, никому не говорил! Если бы не говорил, он бы не узнал. А тут пожалуйста – и место, и время. Полный аншлаг! Стоял, как в театре, и наблюдал.
– Ну, блин… Откуда он узнал-то?
– Ты из автомата мне звонил?
– Само собой, не из кабинета. В офисе тебя не было, я на пейджер скинул.
– И все?
– Нет, я на весь двор орал! Чего ты, как маленький, Эдик? Он свалил?
– Скажи спасибо моим ребятам, подстраховали. В багажнике отдыхает.
– Вы что, совсем, что ли?
– Прикажешь ему кофейку в подъезд принести? Боюсь, не поставил ли он в зале кого?
– Я знаю Любима, он тихушник по натуре. Одиночка.
– Хорошо бы. Ладно, мы тут засиделись. Игорь, мы приносим свои искренние извинения за случившийся конфуз и, думаю, в ближайшие пару часов все выясним. Документы найдутся. Некоторые глупые люди решили поводить нас за носик.
– Хорошо. Дайте мне знать, как только все образуется. Не прощаюсь.
Петухов кивнул собеседникам и покинул кафе.
– Ну что, Эдик? Каковы планы?
– А план, друг мой, один. Поговорить с Валерием Алексеевичем, как только он придет в чувство.
– Мне участвовать?
– В принципе, ты уже во весь рост засвечен. Так что прятаться за дверью смысла не имеет. Ребята прокатятся к жене, на всякий случай успокоят брошенную женщину, а то не вынесет страданий. Я все же боюсь, не прикрывает ли кто нашего хитрого юношу? Как же он узнал про встречу?
– Его некому прикрывать. Просто некому. Он ничей.
– Одного прокола хватит.
