— Я ему нравлюсь. У меня квартира. Парень он хороший. Вот выйду за него замуж. Будешь моим шафером, Игумнов?
Ее уже снова клеили. И снова не те.
— Девушка, может, поужинаем?
Игумнов подбородком указал на милицейский транспорт.
— Видишь? Кто-то из нас обязательно здесь будет. Если что — подойди…
— А ты?
— Я тоже буду.
Он повернул к платформе. За цепью пристроек снова слышно было сипение гигантского примуса. Откуда-то из-за деревьев блеснули гигантские сполохи.
Рядом с «Жигуленком» возник Бакланов, с ним был второй милиционер — водитель «канарейки». МО-14562 — тучный, в пыльной милицейской форме — застрял в толпе.
Игумнов подошел.
— Я отъеду. На пост, — сказал Бакланов. — Тут рядом. Если что, парень этот — на «канарейке» — подбросит до поста. Тут все равно дорога одна. А там я…
— Надолго?
— Да нет. Только отметку сделаю. Ты уже пошел?
За пригородными кассами обнаруживалось еле заметное людское течение, оно уводило пассажиров к платформе, под крышу, в ночевавшую у перрона первую утреннюю электричку.
Игумнов двинулся со всеми. Странная пара впереди закрывала обзор, в то же время укрывала его от нежелательных взглядов. Пухлая, расплывшаяся женщина суетилась, жевала, заглядывала в темные окна вагонов, ее спутник кашлял — никак не мог перестать, смеялся, хватал и щупал ее сзади.
Несколько человек прошло навстречу Игумнову по обе стороны закрывавшей его пары.
"Вот что плохо, — подумал он. — В голове у меня всегда только одна жесткая схема, в которую я пытаюсь втиснуть возникающие ситуации…"
На скамейке сварливо, по-взрослому, препирались дети:
— Нет, Олечка, это ты сказала…
— Нет ты, дорогая!
Рация молчала.
Гурьбой, неслышно прошли черноглазые, маленькие, в мягких кроссовках юноши и девушки Юго-Восточной Азии, их становилось в Москве все больше, и в ориентировках МУРа на них уже положили глаз.
Сбоку промелькнула маленькая головка, неловкая женская фигурка без шеи. Чье-то задумчивое лицо. Парень, похожий на Дон-Кихота — бородка клинышком, усы, узкое лицо с близко посаженными глазами, — нес сумку с колесиками. Женщина была в сапожках на каблуках…
Игумнов оказался у головы поезда, когда что-то тревожное зыбко колыхнулось в подсознании. Он обернулся. Платформа позади была забита людьми. Сипение работавшего на всю мощь примуса было особенно слышно.
"Какая-то деталь… — Словно что-то коснулось его вдруг. — Знакомая манера носить вещи. Ходить…"
Он повернул назад.
"Женщина, которая шла рядом с этим Дон-Кихотом… Неловко, в сторону наклоненная головка — неумелое кокетство… Кто еще так испортит свою фигуру… Сапожки! Это летом-то! Надя! Конечно! Она смотрела вниз! Дала знак! Не хотела, чтобы он, Игумнов, встретился глазами и все сразу испортил…"
Он уже врезался в вязкую, как болото, едва колышущуюся толпу на платформе.
"Да разве можно было рассказывать ей об этом! Настолько забыть ее натуру! Предположить, что она не попытается помочь — не поедет ночью в Домодедово к этому рейсу…"
Он прижал пальцем манипулятор на рации:
— Быстро к машинам! Парень с сумкой на колесиках. Узкое лицо, бородка. С ним женщина небольшого роста. В сапогах. Перехватывай! Не дай уехать…
Он кого-то толкнул, прыгнул через брошенные кем-то у столба ящики.
В рации слышались голоса. Но Дон-Кихот словно провалился под землю. Прошло несколько минут. Огромный сипящий примус за вокзалом набирал силу, он словно готовился взлететь вертикально.
Игумнов продирался вдоль машин, между таксистами и пассажирами. Заглядывал в лица.
Чей-то голос по рации ударил в самую барабанную перепонку:
— Сейчас отъехал… 40–16 или 48–16. Шофер с бородкой и женщина сзади!
— Ч-черт! — Кто-то толкнул его в плечо. — Куда прешь, лось!..
Игумнов, не разбирая дороги, кинулся к машине ГАИ. Бакланова не было. «Канарейка» тоже оказалась пуста — Игумнова едва не хватил кондратий, но второй гаишник, оказалось, стоял позади машины.
— Быстро! — заорал Игумнов. — Быстро… — У него словно осталось всего одно слово. — Быстро!..
Надя тоже заметила Игумнова на платформе, и ей сразу стало спокойнее.
— Вы где там живете, в Воронеже? — Таксист вел себя обходительно. Она решила, что образование у него десятиклассное. Характеризующие эти данные могли ей пригодиться при неожиданном осложнении.
— Я? По улице Ленина.
— У меня там тетка жила!
— Вот как! — На всякий случай она увела разговор от Воронежа. — Народу тут всегда так?
— Всегда. — Он тоже был не против сменить тему. — А вы в Москву надолго?
— На сутки. Северное Чертаново — это где-то недалеко здесь?
— Если по Кольцевой — нет… Нам сюда!
Он повернул в обход площади.
— Ночью мы, таксисты, стараемся не подавать на стоянку. Подойдет пассажир — и вези хоть на тот конец Москвы. А так — сами себе хозяева. Уж если едешь, чтоб ближе к парку…
Машина стояла в ряду частного автотранспорта, таксист открыл багажник.
Надо было решать: едет она или нет?
Колесики вместе с сумкой исчезли в ящике.
Надю это не тронуло. В сумке не было ценного, одна ветошь, и после задержания таксиста свою сумку она предполагала получить назад.
"Игумнов говорил: преступников двое. Этот вроде один. Не он? Но как проверить? Проехать пару километров. А если это они? Рядом с постом ГАИ открыть дверь или окно. Крикнуть…"
Вся ее жизнь связана была с жестким расчетом, которому она привыкла доверяться. С надеждой на одну себя.
Она всегда начинала и выигрывала. Когда по лимиту приехала с сестрой в Москву. Когда у них не было ничего за сутки во рту, кроме одного-единственного пирожка с повидлом. Когда училась в вечерней школе. И потом в Академии МВД СССР…
"Рискнем, а там видно будет…"
Она села на сиденье позади водителя. Таксист в это время зашел спереди к кабине. Провел над стеклом, отблеск зеленого света исчез. Она поняла, что он закрыл «огонек» специально сшитым колпачком.
"Будем ехать без счетчика…"
Таксист не спеша поставил «дворники», сел, включил зажигание.
Молодой парень — русый, в куртке — сунул голову к водителю:
— Шеф, возьми! Тут километров пять по прямой…
Водитель быстро поднял предохранительную кнопку на двери сзади — парень буквально вломился на заднее сиденье.
— Ох, извините, девушка! — Он словно только что ее заметил. Здоровый, грязноватый тип. Сквозь русую щетину на щеке просвечивал молочно-белый созревший чирий.
Таксист быстро погнал с площади.
— Втроем веселее будет. Правда? Я Толик. А вы?
— Наташа. Втроем, конечно, веселее. — Она поняла, что проиграла.
Толик оттеснил ее в угол сиденья, в сторону от проезжей части. Справа по ходу был лес — можно было разбить окно, свистеть, кричать — никто бы все равно не услыхал.
Она собрала все свое мужество, бесстрашно цыкнула зубом.
Ехали быстро. Мелькнул пост ГАИ, дальше все было вновь безлюдно. Парни неумело разыгрывали знакомство: "Где живешь? Где служил?" Оказалось, что у них много общих знакомых. "Таньку знаешь?" — "Конечно!" — "А Витальку?"
— Девушка… — Водитель обернулся. — Я на минутку съеду с трассы? — Сбоку, чуть впереди, показался короткий съезд под деревья. — На секунду.
Видимо, они проверялись.
Все было тихо. Парни вышли из машины. Помочились.
Если бы она попыталась выбраться, ее бы скрутили в одну минуту.
Сзади на шоссе внезапно послышался гул. Патрульный «Жигуль» с круговертью огня над кабиной в мгновение пролетел мимо. Скрылся в сторону Москвы.
— Поехали, что ли? — хрипло сказала она и сама испугалась своего хрипа. "Предсмертный хрип…"
Они вернулись, болтая о пустяках.
Никто больше не заикался о том, что второму парню надо выходить. Дважды путали имена. «Толика» водитель назвал «Мишей», а тот его "Игорем".
Снова ехали быстро. Свернули на Кольцевую автодорогу. Позади промелькнуло Варшавское шоссе сворот на Чертаново, куда она будто бы должна была попасть. Впереди был Теплый Стан. «Мосрентген». Отворот к аэропорту Внуково.
"Куда же везут меня? Сразу на Хованское кладбище?"
Движения на Кольцевой автодороге почти не было. Ни одна патрульная машина не догнала их, не обогнала.
"Неужели он не узнал меня?" — подумала она об Игумнове.
— Далеко еще? — спросила у водителя.
За таксиста ответил "Толик".
— А куда спешить?.. — Он засмеялся. — У меня бутылка припасена. Сейчас вмажем и немного отдохнем… Может, мы свернем куда-нибудь, шеф? Чтобы нам не мешали…
— Тут есть одно местечко, — отозвался таксист. — Там никто не ездит.
— Ты водку пьешь? — обернулся к ней «Толик». — Или вино?
Ей так и не удалось справиться с голосом.
— Водка предпочтительнее, — сказала она хрипло.
