Такая вот, давно, казалось, быльем поросшая история. Ан нет, выходит, и в сегодняшний день тянутся от нее корешки! И что особенно убеждало в этом — эдакая фамильная, что ли, печать, одинаковость почерка преступников. Тогда убийство таксиста, теперь — убийство таксиста; тогда один зять гражданки Макарычевой, теперь — другой, — какие могут быть сомнения?..
Дальнейшее Чекалин проделывал уже автоматичес- ски — с четкостью и быстротой электронно-вычислительной машины. Приказ Исаеву — выйти на перехват рейсового автобуса 212, Макарычеву доставить сюда, в райотдел. Приказ Сычеву — отправиться в Марьино, что на окраине города, оперативно проверить, что за новоявленный такой зять у гражданки Макарычевой, давно ль сошелся с Эльвирой, чем занимается, какой образ жизни ведет, ну и так далее… впрочем, прибавил, проверь сперва, а то, может, Макарычева давно уже в другом каком месте проживает. Затем, после некоторого размышления, связался с Еланцевым, попросил его как можно скорее прибыть в райотдел: вероятно, потребуется произвести некоторые неотложные следственные действия. Еланцев сказал, что выедет тотчас…
Ждать да догонять — что может быть хуже! Будь его, Чекалина, воля, он бы расхожую эту сентенцию, правда, поправил бы несколько: ждать — вот что хуже худшего. Право, он предпочел бы сейчас мчаться на перехват автобуса, чтобы первым взглянуть в глаза старой своей знакомке — гражданке Макарычевой Анастасии Егоровне, или очутиться вместо Аркаши Сычева в Марьине, самому разобраться с мужем Эльвиры. Но нет, нельзя, он старший в группе, ему положено сидеть сейчас на месте, держать в своих руках все нити оперативно-розыскных мероприятий.
Тут Чекалин остановил себя: позволь, а с чего, интересно, ты взял, что речь обязательно идет о муже младшей дочери, Эльвиры? Ведь старшая дочь, Надежда, тоже существует на свете — почему она не могла после бандита Семенова нового мужа заиметь? Мужа не мужа — друга сердца, так поделикатней сказать; с Семеновым, сколь помнится, она тоже ведь в юридическом браке не состояла… Усмехнулся: «Хорошая мысля приходит опосля», — истинно! Как жаль, что не вразумил Аркашу Сычева относительно и такой вот, с ориентацией на старшую дочь, возможности, впору нарочного следом посылать; и послал бы, право слово, послал бы, если б знал, где сейчас ловить быстрого на ногу Сычева. Ну да авось и сам смекнет, что к чему, парень неглупый.
Позвонил участковый Саватеев. Вести такие — нет на работе Влада Кудрявцева! Во вторую смену Влад Кудрявцев работает! С семнадцати часов! Домой тоже еще не приходил! Саватеев, выпалив все это на сплошных восклицательных знаках, добавил несколько более спокойно, что надеется — Влад перед работой все-таки появится дома, должен же он переодеться, — около дома Саватеев его и поджидает, чего особо горячку пороть? Да, суетиться, пожалуй, излишне не стоит, подумал Чекалин. Похоже на то, что Влад вообще не имеет отношения к убийству — коль скоро работает во вторую смену. Тут при любой прыти не поспеть к полуночи на другой, считай, конец города… Эта история с Владом уже начала даже злить Чекалина. Столько сил, столько времени отнимает, паршивец этакий, гулёна несчастная. Скорей бы уж ясность с ним настала — и сбросить с контроля, выбросить из головы к чертям собачьим!
Взмыленный, точно после марафонской дистанции, примчался Аркадий Сычев. Первое, что бросил, — с порога прямо:
— Пустырь тянем!
Сказывалось тралфлотское прошлое Аркадия: «пустырь» — пустой трал значит, в переводе на общечеловеческий язык — пустой, стало быть, номер.
— Можно по порядку? — попросил подъехавший к этому времени Еланцев. — Зять-то хоть в наличии имеется?
— Это да, это имеется. Не вполне зять, правда, — хахаль. С годик уже как младшая Макарычева, Эльвира, обзавелась таковым.
Нет, с досадой подумал Чекалин, это просто невозможно, все мы как сговорились: младшая да младшая, будто свет на ней на одной клином сошелся! Однако сдержал себя, почти безразлично спросил:
— А что старшая, Надежда, — жива ль, здорова?
— С Надеждой все в порядке, — заверил Сычев. — Три года, как завербовалась на Север. Где-то под Магаданом живет. Более точных сведений нет: не пишет родным… Так вот зятек этот, Эльвирина, следовательно, пассия… Докладываю, что даже при самом пылком воображении его нельзя принять за Блондина. Черный он. Чернее не бывает. Как уголь. Назым Саппаров — сын солнечного Узбекистана!
Аркадий явно умышленно приумолк на мгновение: не иначе, предвкушал насладиться эффектом, который произведет это его сообщение. Вот-вот, уже и себя корил Чекалин, все мы в плену у своей версии насчет Блондина! И оттого шоры на глазах — ничего больше не видим, да, может, и видеть не хотим! Не Блондин — так чего же еще искать!
— Черный, говоришь? — Тут Чекалин уже не стал сдерживаться, желчно произнес: — Сильный аргумент! А если у Блондина сообщник был, как раз брюнет жгучий? Или у тебя, Сычев, есть основания отрицать такую возможность?
Аркаша даже обиделся слегка:
— Да что вы, Анатолий Васильевич! Разве дело только в этом? Главное ведь — алиби у него. Алиби! Стопроцентное алиби!
— Уж не Эльвира ли подтвердила?
— И она, между прочим, тоже. Лично я в этом ничего странного не вижу.
— Странно другое, — сказал Чекалин. — Коснись любого из нас — нипочем ведь не доказать своего алиби. Особенно ночью, когда, при нормальном-то раскладе, круг свидетелей сводится к нулю. Стопроцентное алиби, друг мой Аркадий, чаще всего бывает в тех случаях, когда его тщательно готовят, когда делают все, чтобы тебя непременно кто-нибудь заприметил, в нужное тебе время…
— Согласен, Анатолий Васильевич, все на свете бывает! — сказал Сычев, но тут же прибавил: — Кроме того, чего не бывает… Так вот, докладываю, что в данном случае алиби именно что стопроцентное. Саппаров накануне убийства Щербанева был прямо с работы — а работает он кислотчиком на целлюлозно-бумажном заводе — доставлен «скорой помощью» в областную больницу с острым аппендицитом и тут же прооперирован. Операция прошла нелегко, всю ночь и вдобавок весь следующий день он находился в реанимационном отделении — на глазах у дежурного врача, двух медсестер и… пардон, и Эльвиры. Даже если бы указанные свидетели и отсутствовали бы, послеоперационное состояние Саппарова было таково, что покинуть в ту ночь больничную койку он физически не мог. Прибавлю, он и сегодня еще не больно-то хорош. Я его видел.
Тут уж, этим сообщением о таком неоспоримом алиби, Сычев точно произвел эффект разорвавшейся бомбы. Невозможно было не верить Аркадию, но и верить тоже было затруднительно. Тогда ведь получается, что версия с зятем Макарычевой, такая неправдоподобно правдоподобная, все эти умопомрачительные совпадения по субъекту (непременно зять этой гражданки) и объекту преступления (непременно шофер-таксист), — все это, значит, карточный домик, не более того, дунь — вмиг рассыплется…
— А что он из себя представляет, Саппаров? — спросил Еланцев. Чекалин поймал себя на мысли, что ему уже ни о чем не хочется спрашивать. Саппаров, вернее всего, действительно ни при чем тут.
— Нормальный мужик. Пьет, курит, жену с тещей гоняет в кураже.
— Куда уж нормальней!
— Да ленивые они больно, женщины эти, — объяснил Сычев. — Их не гонять — совсем грязью зарастут. Тут соседи, редкий случай, целиком на его стороне.
— Вы и соседей видели? — уточнил Еланцев.
— Не только соседей. Старшего по дому подключал, участкового Нефедова. Что интересно — все они в один голос честят Макарычеву и ее доченьку Эльвиру. Кстати, совершенно непонятно, откуда она — я имею в виду старуху Макарычеву — вообще узнала про убийство таксиста? Она ведь уже больше недели как гостит в другом городе…
— Больше недели? — Чекалина это тоже до крайности удивило. — Очень интересное кино получается, очень. Надо ж суметь так снайперски все выдумать!
— Анатолий Васильевич, — попросил Еланцев, — давай не будем торопиться с выводами. Только встреча с Макарычевой даст возможность поставить все точки над «і». Дама она, сам знаешь, весьма неожиданная. Того гляди, какой-нибудь сюрпризец подкинет.
Ничего на свете не желал сейчас Чекалин так страстно, как заглянуть Макарычевой в глаза. Не дура же она полоумная — чего нет, того нет! В чем же корысть ее? Так просто, без какой-нибудь задней мысли, она ничего не сделает. Хвастать, что ли? А что, с нее станется. Или — запугать кого-то решила? Дескать, не замай меня, вон я из каковских. Пожалуй, это даже ближе ее натуре. Ну а вдруг нечто совершенно уж непостижимое — вдруг все же правду говорит? В сущности, мы ведь так ничего и не знаем о старшей дочери, о Надежде. Разве не мог, теоретически рассуждая, северный какой дружок ее объявиться в наших краях? Это, к примеру, конечно. В то, что подобное может быть в действительности, Чекалин, признаться, и сам не очень уже верил.
