Ознакомительная версия.
Наши запросы проигнорировал и руководитель столичного Департамента здравоохранения Сергей Олегович Колодкин, и его коллега Пахомов, отвечающий за порядок в аптечной системе…
Екатерина металась. Она не рисковала делать знаки оператору, потому что иначе сама могла попасть в камеру, но это же был прямой эфир. О господи, ну что за кошмар! Лучше бы этот отставной полковник, ветеран, пенсионер (черти бы его взяли!), заговорил про Чечню. Прекратить съемку было невозможно, голос Голобродского звучал громко, как иерихонская труба, толпа праздных людей, изначально привлеченных уличными съемками, внимательно слушала то, что говорил старик.
Екатерина выскользнула из кадра, подошла к оператору со спины и стала знаками показывать Голобродскому, чтобы он закруглялся. Елисей Тимофеевич понял, что его торопят, решил, что просто на съемки выделено мало времени, и начал, чуть ли не скороговоркой, произносить тот текст, что так тщательно репетировал накануне:
— Мало того что в наши аптеки в недостаточном количестве поступают необходимые лекарства, именно те, что причислены к жизненно важным, те, от которых зависит не только здоровье, но и сама жизнь наших сограждан. Да, мы — пенсионеры и ветераны — после принятия и внедрения закона о монетизации льгот оказались в положении умирающих. Нас лишили всего того, что мы заслужили, заслужили своим трудом на благо Родины, которая решила заставить нас умирать в муках и в нищете. И этим пользуются многие, на наших бедах наживаются все кому не лень. Медикаменты для тяжелых больных поступают в аптеки в недостаточном количестве, хотя, казалось бы, все должно быть учтено. Видимо, чиновники берут так называемые «откаты» — и перенаправляют заказы выгодным для них клиентам, а в результате инвалиды и ветераны, онкологические больные и диабетики вынуждены покупать необходимые им лекарства за бешеные деньги, причем не всегда приличного качества. Хочется назвать еще несколько фамилий чиновников и людей, ответы которых могли бы пролить свет на творящиеся безобразия…
Андрюшина пребывала в состоянии, близком к обморочному: не могла никак решить для себя, что страшнее — прервать прямой эфир или позволить Голобродскому сыпать фамилиями. В любом случае придется отвечать. С другой стороны, вот эти прямые репортажи с московских улиц — это ведь не ее собственная придумка, все одобрено вышестоящим начальством, и уже неоднократно в эфире их телеканала звучали жалобы на несправедливость. Но вот с такими жесткими обличениями (именно обличениями, а не жалобами) Екатерине еще не приходилось сталкиваться, обычно люди робели перед камерой, сами боялись сказать что-то лишнее, упрекнуть в своих бедах конкретного чиновника.
Краем глаза журналистка заметила, что к месту их беседы подтягиваются другие журналисты с камерами. «Ну и оперативность! — поразилась она, увидев машину своих коллег из НТВ. — Кто же успел им просигнализировать, неужели правду говорят, что у них на каждом углу информаторы, чтобы сообщать самые свежие новости?».
Прерывать эфир было уже бесполезно: обвинительную речь Голобродского снимали уже с пяти точек. А старик все не унимался:
— Как стало известно нашей комиссии, ангары, в которых ведется производство фальсифицированных медикаментов, отравляющих жизни наших сограждан, находятся на территории военного ведомства. Генерал Олег Петрович Красников, в чьем ведомстве находятся данные территории, наотрез отказался от встречи с нашим представителем, а его подчиненные или напуганы своим начальством, или также имеют свою долю с преступной прибыли…
Тем же прекрасным весенним утром, когда Зося к десяти часам пришла по новому месту своей работы, ее вызвал в свой кабинет Шарагин:
— Зосенька, дорогая! Я прошу вас сегодня же принести документы, испытательный срок вы прошли блестяще.
«Ах, это, оказывается, был испытательный срок!» — усмехнулась про себя Зося Силкина, но вслух сказала:
— Хорошо, Даниэль Всеволодович, какие документы от меня требуются?
— Паспорт да трудовая книжка, если у вас нет ИНН — сделаем, ну и страховое пенсионное свидетельство. А как вам нравится работа у нас? — неожиданно перевел разговор Шарагин.
Зося замялась, потом улыбнулась:
— Нравится-нравится, приятная работа.
— Думаю, с завтрашнего дня повысить вас в должности.
— О! — только и смогла вымолвить Зося, пораженная этим внезапным карьерным ростом.
— Вот вам и «о», — передразнил ее Шарагин и засмеялся мелким, неприятным смехом. — Сотрудник вы аккуратный, внимательный, толковый, то, что нам необходимо.
— И как будет называться моя новая должность? — полюбопытствовала Зося.
— Ну, название должности пусть таким и останется — администратор, но несколько изменится круг обязанностей и ответственности. — Предупреждая Зосино удивление, Шарагин продолжил: — Разумеется, увеличится и ваш оклад…
После окончания рабочего дня Зося Силкина поспешила к своим свекрам, чтобы сообщить новые обстоятельства дела. У нее не было и капли сомнения, что на складе у Шарагина готовится какая-то махинация, а ее оформление в штат после недели испытательного срока, да еще и повышение в должности, а точнее, расширение ее должностных обязанностей обозначает лишь то, что Даниэль Всеволодович собирается ее использовать.
Ее и так смущало, что она подписывает под свою ответственность различные документы, но теперь речь шла о более серьезных вещах. Во-первых, она принесет свои документы, и ее официально оформят администратором, то есть она станет должностным лицом. Во-вторых, при этом с ней по-прежнему никто не согласовывает, какие медикаменты куда отвозить, а просто дают бумагу на подпись. Раньше это не имело никакой юридической силы в случае ревизии или иной проверки: она же не была оформлена. Но что будет теперь?..
Мучимая этими вопросами, возбужденная Зося ворвалась в квартиру Силкиных и начала с порога рассказывать свои новости. Однако казалось, что старики ее не слушают. Мария Александровна плакала, а угрюмый Иван Никифорович молча капал в рюмку кардиамин.
Зося замолчала, в надежде что ей объяснят причины такой встречи, но у Марии Александровны сил не было на разговоры, она только вяло махнула рукой в сторону работающего телевизора. Сняв сапожки и расстегнув плащ, Зося прошла на кухню и замерла как вкопанная перед телевизионным экраном. Там Елисей Тимофеевич Голобродский рубил рукой воздух и рассказывал в камеру о работе своей комиссии, вот он уже назвал имена Пахомова и Колодкина, начал говорить про Красникова — и вдруг неожиданно запнулся, схватился рукой за сердце и начал медленно оседать. После чего бодрый телевизионный комментатор приступил к своему рассказу, а Мария Александровна выключила звук телевизора и бросилась на шею к невестке с рыданиями:
— Горе-то какое, Зосенька! Какое горе…
— Успокойтесь, успокойтесь, Мария Александровна, — растерянно повторяла молодая женщина, сядьте, выпейте воды, отдышитесь, а потом уже все мне расскажете. Иван Никифорович, вы себя как чувствуете? И что случилось с Елисеем Тимофеевичем — сердечный приступ? Он сейчас в больнице?
— В морге он сейчас! — глухим голосом ответил ей Силкин и плюнул на возню с кардиамином, открыл холодильник и вынул закрытую бутылку самой обычной водки: — Помянуть надо.
Зосю удивило, что обычно противница алкоголя Мария Александровна согласно закивала в ответ и, не сдерживая слез, достала из кухонного шкафчика три стопки.
Силкин взял стопку и произнес:
— Вечная память тебе, Елисей! И вечная слава! Всю войну прошел, столько наград собрал, до таких лет дожил и людям и стране лишь добро и пользу приносил, а вот глядишь — мирная жизнь иногда пострашнее войны оказывается. Там известно, кто друг, а кто враг, — а тут тебя прохожий посреди белого дня на центральной площади зарежет, а все будут стоять и смотреть, да еще и на пленку записывать, чтобы вечерними новостями с места событий свой сраный рейтинг поднять. Вечная память! — повторил он и лихо выпил не чокаясь.
Зося никак не могла понять, что же происходит, она отобрала у Марии Александровны телевизионный пульт и вернула звук телевизору.
— …Ветеран погиб в тот самый момент, когда давал интервью столичному телеканалу, и это была не случайная смерть и не сердечный приступ, Голобродского убили во время прямого эфира.
На экране мелькали какие-то носилки, машина «скорой помощи», милиционеры, журналистка Андрюшина, мрачный пожилой врач, который грустно качал головой и бормотал, что помочь уже нечем, смерть наступила мгновенно.
— Как, в прямом эфире?! — ахнула Зося.
Мария Александровна ответила ей сквозь слезы:
— Да это запись уже, четвертый раз повторяют, и по другим каналам — тоже.
— А когда это произошло?
Ознакомительная версия.
