Ознакомительная версия.
Правда, в делах коллекционных ухо нужно держать востро. Вот недавно он приобрел превосходный стилет, но, как выяснилось, его обманули: стоило только показать стилет профессиональному антиквару, как оказалось, что исторической ценности сей предмет не имеет, хоть и выглядит достоверно, но только на первый взгляд. Герман тогда очень расстроился: придется теперь кому-нибудь подарить интересную вещицу, в собрании настоящего коллекционера не место подделкам…
Над Москвой гремели песни:
День Победы, как он был от нас далек,
Как в костре потухшем таял уголек…
Они слышались из репродукторов на госучреждениях, из открытых дверей ресторанов и кафе, из украшенных транспарантами, плакатами и гирляндами парков.
Клен зеленый, да клен кудрявый…
И даже из распахнутых навстречу весне окон простых горожан доносились лирические мелодии.
Бьется в тесной печурке огонь,
на поленьях смола, как слеза,
и поет мне в землянке гармонь
про улыбку твою и глаза…
Песни военных лет и более современные, но также посвященные этому поистине святому для всех живущих на земле празднику, лились со всех сторон. И город был убран празднично, но само ощущение праздника у многих людей отсутствовало.
Вход на Красную площадь 9 мая — во время празднования 60-летия Великой Победы — был только по пропускам. Нарядные трибуны были заняты иностранными гостями, сильными мира сего, государственными чиновниками различного масштаба, представителями прессы — но только не ветеранами той страшной войны. Их провезли во время парада в грузовиках. А некоторых так и попросту не пустили на Красную площадь — тех, кто не знал, где и как добывается пропуск на их собственный праздник.
Подготовка ко Дню Победы напоминала Олимпиаду-80, иногда казалось, что это только повод для столичных властей убрать из города «ненужных людей».
Накануне пресса и телевидение довольно доходчиво растолковывали москвичам — не злоупотреблять в праздничный день прогулками по центру города. Обыкновенным людям вежливо давали понять, что это праздник не для них. А салют — он и с окраины неплохо виден, к тому же на разгон облаков немалые деньги потрачены, погода обещала быть ясной. И пусть эти потраченные деньги пролились на поля и огороды Московской области ядовитым дождем, главное, чтобы небо над парадными трибунами было чистым…
Елисей Тимофеевич Голобродский трех суток не дожил до шестидесятого Дня Победы. Искренние речи звучали на его панихиде, где собрались немногие оставшиеся в живых однополчане и те, кто хорошо знал Голобродского в обычной мирной жизни.
Герой, прошедший дорогой войны, проживший тяжелую, но достойную жизнь. Он умер не своей смертью — в постели, от старости и вовсе не от длительных болезней. Честный и порядочный человек, который немало сил и здоровья отдал своей Родине, безо всякого пафоса и не требуя наград, геройски погиб в мирное время, фактически выполняя свой долг, пытаясь придать огласке чудовищное преступление.
Его соратники — Иван Силкин, Ефим Рафальский и многие другие — поклялись на его похоронах сделать все, зависящее от них, чтобы убийца был найден и наказан, а то расследование, которое привело к гибели их товарища, было бы доведено до конца.
Александр Борисович Турецкий вызвал своих товарищей для совещания.
Как обычно случается в подобных громких делах, сверху сразу же поступил звонок, было велено создать группу и приступить к расследованию немедленно. Генеральная прокуратура отреагировала оперативно — и Костя Меркулов, не мешкая, озадачил Турецкого новым делом.
Слава богу, уже много лет комплектацией команды, в компании с которой он должен кидаться на амбразуру, Александр Борисович формировал самостоятельно, варягов ему уже давно не навязывали.
Первой к нему в кабинет вошла Галя, старший лейтенант милиции Галина Романова, подчиненная Вячеслава Грязнова, племянница легендарной Шуры Романовой, под чьим началом служили в свое время и Грязнов, и многие другие сегодняшние начальники.
Грязнов и Турецкий гордились своим знакомством и сотрудничеством с Александрой Ивановной, частенько вспоминали старые лихие времена, подернутые романтическим флером — за давностью лет, когда реальные истории идеализируются и трансформируются как охотничьи байки. Конечно, дело не в том, что трава раньше была зеленая, вода мокрая, а жизнь прекрасная. Те времена, когда Шура Романова была главой отдела по борьбе с бандитизмом, были не проще нынешних, но тогда их команда смогла устоять и победить, а сегодняшний бой — он всегда и по всем правилам трудный самый.
Турецкий размышлял об этом, глядя на Галину. Красивая дивчина и большая умница — правильно Славка сделал, что взял ее к себе в Департамент уголовного розыска.
— Добрый день, Галина Михайловна! Что новенького?
— Ну что вы, Александр Борисович! Что же вы меня так обижаете — официально, по батюшке… — своим нежным, певучим голосом с мягким ростовским выговором ответила Галина. — Ну прямо как неродной!
Турецкий захохотал в ответ. Действительно, дело не только в уважительном обращении, иногда простое «ты» от начальства выглядит большим комплиментом и оказанием доверия, нежели величание полным именем-отчеством.
Сразу вслед за Галей в кабинет вошел Рюрик Елагин, следователь по особо важным делам, советник юстиции. Но не успел он даже поздороваться, как на пороге показалась и остальная компания: сотрудница прокуратуры Светлана Перова, Володя Яковлев, коллега Галочки Романовой, капитан грязновского департамента, а замыкал шествие и сам Вячеслав Иванович Грязнов. Он зашел, оглядел кабинет Турецкого, увидел, что все в сборе, и прикрыл за собой дверь.
— Ну что, Александр Борисович, значит, мы вот такой теплой компанией станем отрабатывать новое «пренеприятнейшее известие»?
— А что, Вячеслав Иванович, ты думаешь, я вас просто так всех собрал — на вечеринку вроде встречи выпускников? — поддразнил его Турецкий.
— Кто тебя знает, ты такой шутник, — задумчиво потянул Грязнов.
Все остальные засмеялись. Но хозяин кабинета их веселье не разделил, выдержал паузу и сказал, повысив голос:
— Итак, господа-товарищи, я собрал вас всех, чтобы действительно сообщить о новом деле.
Все члены команды тут же замолчали и приготовились слушать. Турецкий продолжил:
— Как вы понимаете, если отдан приказ мобилизовать лучших сотрудников Департамента уголовного розыска и Генпрокуратуры и этот приказ идет с самого верху, оттуда, что выше и не бывает никого, разве что Господь Бог на Пасху, то шуточки развеселые придется нам отложить, и надолго. Велено нам в кратчайшие сроки раскрыть преступление, жертвой которого стал простой человек…
— Правда? А обычно мы раскрываем преступления, жертвами которых становятся сказочные чудовища? — перебил его Грязнов.
— Вячеслав! Перестань паясничать! Ты же в курсе, — всерьез разозлился Турецкий и даже стукнул кулаком по столу. — Лично мне совсем не до смеха. Да! На этот раз, как ни странно, жесткий приказ сверху поступил не по поводу какого-то известного лица; на первый взгляд здесь не замешана ни политика, ни шоу-бизнес, ни какой-либо другой бизнес, убит простой пенсионер…
— Александр Борисович! Простите, ради бога, мой цинизм… — вмешалась Галина Романова. — Но действительно, очень странная история. Согласно вашим словам, убит простой пенсионер, тем не менее следует указание с самого, как вы говорите, верху — о том, что должны быть мобилизованы все силы МВД и Генпрокуратуры. Такую бы заботу о населении да на каждый случай, будто мы живем в благословенной стране и любое преступление вызывает волну народного гнева. И что у нас на этот раз — бытовуха?
— Постой-ка, Галочка! — прервал ее Грязнов. — Ты телевизор совсем никогда не смотришь?..
— Почти не смотрю. А в праздники совсем некогда. И в городе интересного полно…
— Зря. Новости иногда просматривать не мешает. Много чего можно увидеть, — заметил Вячеслав Иванович и наизусть процитировал сводку: — «Голобродский Елисей Тимофеевич, одна тысяча девятьсот двадцать седьмого года рождения, ветеран Великой Отечественной войны, полковник в отстатвке, пенсионер, был убит в результате удара холодным оружием во время прямого телевизионного эфира». Как я понимаю, последнее и собрало нас всех здесь сегодня. Телевизионный эфир и послужил, как изящно выразилась Галина, к поднятию волны народного гнева…
— Спасибо, Слава, — продолжил Турецкий. — Действительно, в этом все и дело. Обычный человек, ветеран, пенсионер — не Джон Кеннеди, обратите внимание — убит на глазах многомиллионной аудитории. И причем не снайперским выстрелом, а при близком контакте — холодным оружием, и преступнику удалось уйти незамеченным. Я уже распорядился доставить мне все телевизионные материалы по эфиру, потому что снимали не только камеры канала МНТК, транслировавшего интервью с ветераном, но и других телекамер на площади хватало. Эти кадры сейчас стоят бешеных денег, папарацци привыкли наживаться на чужой беде и даже на трагедии. Записи крутят по всем каналам и во всех новостях; самое захудалое кабельное телевидение считает своим долгом потратить годовой бюджет, но обязательно показать в своей программе сюжет о беспределе на центральной площади столицы. Такое дело не замнешь и под соусом бытовухи на тормозах не спустишь. Если не в прямом эфире, то в записи это убийство видели все. Шумиха действительно поднялась. Депутаты уже какую-то комиссию для контроля созывают. Понятно, что раскрытие преступления будут требовать с нас — по всей строгости, и на нас же вешать всех собак.
Ознакомительная версия.
