– Валентин Михайлович, я уезжаю. До понедельника меня не будет. Остаетесь за старшего.
– Хорошо, Вячеслав Андреевич. Вы будете выносить отдельное поручение?11
– Нет, не буду. Работайте как обычно. Передайте по смене, чтобы завтра после полудня меня не беспокоили. Только в крайнем случае.
– Ходатайство принято.
«Совсем, бедняга, съехал… Теперь двадцать лет отучать надо…»
Прежде чем отправиться на стадион, Чернаков завернул к родителям. Он заезжал к старикам почти каждую субботу, если не случалось авралов. Мать готовила что-нибудь вкусное. Отца сегодня не было, ковырялся в гараже со старой машиной.
– У тебя что-нибудь с Ириной не так? – неожиданно спросила она, когда сын доедал солянку.
– В смысле?
– В смысле отношений… Семейных.
– С чего ты взяла?
– Какая разница? Ты не бойся, я то тебя всегда пойму.
– Нет… Нормально все, – Чернаков посчитал, что пока с женой окончательно не выяснены отношения, не стоит расстраивать родителей.
Может, мать видела его с Юлей? Или просто чувствует? Скорее, второе.
– Наташа то как там с мужем? Давно не звонила.
– Денег не просит. Значит, нормально.
Дочка, в сентябре заключившая брачный контракт с начинающим адвокатом, переехала к мужу. Родительский дом посещала по праздникам или при дефиците денежных знаков. Муж еще не очень крепко стоял на юридических ногах, разводить клиентов только учился, поэтому молодая семья не могла назвать себя финансово независимой. Сама Наташка училась на четвертом курсе финансово-экономического института, мечтая стать бизнесвуменшей или олигархичкой. Чернаков предлагал ей устроится на пол ставки в «Планету», уборщицей или промоутером, но дочь заявила, что ей не позволят статус.
– Какой статус?! – обалдел Вячеслав Андреевич.
– Понимаешь, па, я человек серьезный, а серьезный человек должен заниматься серьезными вещами. Нельзя забивать гвозди микроскопом. А разговоры, о том, что любой труд почетен, оставьте для неудачников и лузеров.
Кто такие лузеры Чернаков представлял плохо, но догадывался, что они не из тех, кто коллекционирует пластиковые карточки.
Мать принесла из закромов трехлитровую банку соленых огурцов – остатки дачного урожая.
– Ма, да у нас есть, не надо.
– Бери, бери. Нам с отцом все равно не съесть… А вы на стол новогодний поставите. Отмечать то где будете? Дома?
– Не решили пока, – смутился Чернаков, – наверное.
Он, действительно, пока не знал, где будет встречать Новый год. Очень хотел с Юлей. Но если она не найдет достойный повод, чтобы свалить из любимой семьи, придется дома. Сам то он мог исчезнуть, не объясняя причин. Ирина бы для проформы спросила, куда он собрался, и так же для проформы поверила бы в «служебную необходимость». Или не поверила, но истерик устраивать бы не стала. Считается, кто разговор начал, тот и виноват в разрыве.
Кем считается?… В чем виноват?…
А может, Ирина специально не выясняет отношения? Вдруг у верного супруга облом получится в личной жизни? Подождем. Сделаем вид, что все распрекрасно. Семью разбить никогда не поздно, а после «разговора» ее уже не склеишь. Семья не разбитая чашка. А если склеишь, то не намертво. Не будем жить долго и счастливо и помирать в один день.
Марафон на выносливость. Задыхаемся от усталости, но с дистанции не сойдем. Терпеть будем.
– А хотите, к нам приезжайте, – предложила мать, не став уточнять «с кем»
должен приехать сын.
– Прикинем…
Из машины Чернаков позвонил Юле. Она была дома. Готовила обед. Для мужа.
Вячеслав Андреевич напомнил, что завтра в полдень заедет за ней. Юля пообещала не опаздывать.
Нажав кнопку, тут же перезвонил в мотель.
– Здравствуйте… Это Джакузин звонит. Местечко не освободилось?
– Да, одна бронь не подтвердилась… Правда, номер на нижнем уровне, но зато большой.
– В подвале, что ли?
– Не совсем… Вы будете бронировать?
– Буду.
– На свое имя?
– Да. Джакузин Федор Михайлович, если это имеет значение.
– Желательно внести предоплату… Приносим извинения, но некоторые отказываются в последний момент, и мы несем убытки.
– В девять вечера нормально? – Чернаков прикинул, что может завезти деньги после тренировки, тем более, что мотель находился в той же части города, где и стадион.
– Разумеется… Будем ждать.
Погонять шайбу в тот вечер не удалось. «Спартак» – клуб первой лиги проводил календарную игру, и тренировку любителей перенесли на другой день. Закрутившись, Чернаков забыл позвонить на стадион и уточнить расписание.
Он решил остаться и посмотреть игру, время позволяло. Поднялся на трибуну, сел на свободное место. Оглядевшись, заметил Пашу Сочнева, бывшего капитана бывшей команды ГУВД. Паша пил разливное пиво из большого пластикового стакана. И выпил уже много.
Сочнев жил недалеко от стадиона и иногда приходил посмотреть хоккей, благо вход был бесплатным. Сам уже не играл, ссылаясь на болячки. Уволившись на пенсион с должности заместителя начальника следственного управления, Паша устроился в авторитетный банк. Начальником службы безопасности. И добился определенных высот, завоевав уважение в банковской среде. Но потом пошла темная полоса. В банке сменилось руководство, началась чистка кадров. Сочнева зачистили первым, не продлив с ним контракт. Устроится в другой банк он не смог. Возраст. Никто не хотел брать на серьезную должность пятидесятипятилетнего пенсионера. Разве только ночным сторожем или контролером на вахте. А что такое для человека, в чей кабинет не заходили без стука, вдруг оказаться в стеклянной будке вахтера? Нет, кому-то, конечно, без разницы, но Пашино самолюбие это сильно зацепило. Поиски работы в Интернете тоже оказались безуспешными. Всем нужны молодые и здоровые. Примерно в это же время он похоронил жену, что его окончательно подломило. И выход из депрессии не отличался оригинальностью. Тонизирующие напитки, деньги на которые он доставал, читая лекции по основам государства и права в ближайшем лицее. Хотя до этого Сочнев практически не нарушал спортивный режим, особенно работая в банке.
Чернаков поднялся к Паше, присел рядом.
– Привет, Паш…
– А, Славик, – мутно улыбнулся Сочнев, протянув руку, – привет. Чего, «Спартачка» пришел посмотреть?
– Тренировку перенесли.
– Пивка хочешь? – Паша протянул стакан.
– Нет, спасибо. За рулем… Сам-то как?
– Отдыхаю… В лицее сессия, потом каникулы… А ты? Все в магазине своем?
– В магазине…
Они потрепались немного, обсудив игру и положение дел в отечественном хоккее.
В перерыве Паша принес еще пару стаканчиков.
– Не сломаешься? – кивнул Чернаков на пиво.
– Да это так, разведка боем… Допинг.
– Слушай, Паш… У нас скоро еще два магазина откроются. Люди будут нужны. Ты как?
– Кем? Сторожем?
– Почему? Для начала старшим смены, а закрепишься, весь объект возьмешь.
Только с «допингом» придется завязать. Сам понимаешь…
– Восемь раз завязывал, завяжу и в девятый… Не проблема.
Паша залпом отпил половину стакана.
Команды вышли на лед, зазвенел вечнозеленый дипапловский «Дым над водой», подбадривая игроков.
– Нет, Паш, я серьезно…
– А я тебе нужен?… Если ты так, из соболезнований, то не надо. Мне и в лицее нормально.
– Нужен…
– Ладно, прикину.
Команды скрестили клюшки. Спартаковский вратарь выкатился далеко из ворот, откинув прикатившуюся в зону шайбу. Когда к нему подлетел нападающий соперника, он красочно взмахнул руками и шлепнулся на спину. Со стороны показалось, что нападающий зацепил голкипера. Судья, задержавшийся на другой половине площадки, вскинул руку. Невинно наказанный игрок бросился к вратарю, пытаясь заставить признаться в симуляции, но его быстро оттеснили от голкипера. Голкипер неприкосновенен. Легкая потасовка, две минуты штрафа.
Численное преимущество. «Спартак» забросил шайбу.
– Липанули, – усмехнулся Сочнев и опустошил второй стаканчик, – а как иначе?
– Иначе надо ломаться…
Паша поставил пустую тару под ноги, вытер пену с губ и как-то по-детски обиженно, то ли себе, то ли Чернакову, сказал.
– Я все ту игру не могу забыть… Канадскую…
Чернаков понимающе кивнул.
– Не потому, что в Канаду не поехали. Черт то с ней… Мне иногда даже снится… Забиваю шайбу, а судья не засчитывает…
Говорят, многие спортсмены до конца жизни не забывают об упущенных возможностях или обидных проигрышах. Победы, рекорды забываются, а поражения нет. Наверное, для Сочнева тот матч был самым главным поражением.
– Паш… Мы тогда выиграли… У тебя просто плохая память.
– А у тебя хорошая?
– Не жалуюсь. Потому что, как говорил шахматист Алехин, память – это искусство забывать лишнее…
Мотель притаился на трассе, ведущей в Выборг. В курортной зоне, на берегу Финского залива. Дорогое место, но сейчас не сезон, номер на сутки стоил долларов пятьдесят. Чернаков проскочил пост ГИБДД, миновал памятник Ленину в Разливе, вспомнив старый анекдот. «Будьте добры, двести грамм водочки. «А мы в розлив не продаем, Владимир Ильич». «А мне не в Разлив, мне в Шушенское!». Чернакова здесь принимали в пионеры, здесь он давал торжественную клятву быть верным делу Ленина и коммунистическим идеалам, бороться за светлое будущее. Клятву не сдержал, не смог… Теперь на месте шалаша, где прятался вождь, сиял огнями ресторан. С одноименным названием. Потчевал гостей, уже добравшихся до светлого будущего «стерлядью по-пролетарски».
