Ознакомительная версия.
— Костя, вот ты говоришь: сел и подумал. Вопрос: а о чем, собственно, ты думал?
— Честно хочешь знать? — хитро сощурился Меркулов. — Скажу, раз ты такой любопытный.
— Не любопытный, а любознательный.
— Один хрен, как выражается твой друг Вячеслав Грязнов. Так вот, о чем я подумал, сидя у заместителя главы Администрации. Ты ведь знаешь Михаила Александровича?
Турецкий кивнул.
— Спешу тебя информировать. Во время нашей довольно продолжительной беседы… по разным правовым вопросам, не только по поводу трагического происшествия, он проявил свою достаточную информированность в связи с твоим последним делом. Известно ему о судебном решении. Известно также, что руководство Верховного суда оставило без удовлетворения просьбу Новоселова о принесении протеста в порядке надзора. Но ведь у его адвокатов остается еще шанс: апеллировать непосредственно к Председателю Верховного суда, так? И вот уже тут, исходя из самой, что называется, постановки вопроса, из проявленного интереса, я понял, что у «кремлевцев», вероятно, имеют место быть какие-то трения с господином Председателем. Нет, твоя работа сомнений не вызывает. И решения судебных инстанций — тоже. Но тем самым создается определенный прецедент, ты понимаешь?
Турецкий послушно кивнул.
— Вот и умница, — хмыкнул Меркулов. — А Новоселов у нас один такой, что ли? Я просто уверен, что эта публика заволновалась, кончилась эра «неприкасаемых»! Небось все телефоны в Администрации уже пообрывали! Обложили, как тех волков! Если дело Новоселова рассматривать как начало давно обещанной акции по наведению порядка в экономике, то кто на очереди? Логично?
Турецкий опять кивнул.
— Ну вот, сам же чуешь, какую вонищу поднял… А на Председателя сегодня никто давить не решится. Ситуация не та. Но если он под давлением нам с тобой неизвестных обстоятельств или по какой иной причине вдруг возьмет да и вынесет постановление о возбуждении надзорного производства, как ты полагаешь, о чем будет думать некий следователь Турецкий? Не захлестнет ли его шлея в определенный момент и в определенном месте?
— Я бы так вопрос не ставил.
— А я и не ставлю. Я исключительно в плане предположительном. Вот почему пусть и не очень приятное, но зато ответственное задание, согласованное лично с Президентом, я и решил поручить именно тебе. О чем и сказал Михаилу Александровичу, встретив при этом его полнейшее понимание. Резюме: расследование должно быть проведено быстро и качественно. Не можем же мы с тобой ставить под сомнение указание Президента, да, Саня? Или ты считаешь иначе?
— Ну, ты артист… — Турецкий вздохнул и поправил себя: — Извините, Константин Дмитриевич, а вы очень крупный театральный и художественный деятель. И цирковой тоже.
— Слава тебе, Господи, в кои-то веки признания добился! Ну, что еще? Чай допил? Иди, работай. Следственный план доложишь завтра, что ли. Ну, впрочем, как сочтешь нужным, я тебя не тороплю, запомни. Ты сам должен торопиться. Постановление подпишу сегодня же. А материалы заберешь в областной прокуратуре. Следователя, которому было поручено, ты, по-моему, знаешь, это Платонов. Тоже «важняк», как и ты, но до широкого погона пока не дотянул. Вы с ним, если не ошибаюсь, в позапрошлом году дело об убийстве водочного короля разматывали… Вдовушка еще там была — такая вся из себя! Вы с Грязновым тогда просто соплями изошли. Неужели позабыл? — спросил ехидно.
— Почему забыл? Дамочка в самом деле эффектная, да только ее чуть было в заграничный бордель не продали. Ты ведь про это дело вспоминаешь? — наивно улыбнулся Турецкий.[1]
— Ох, ребяты, это вы у меня артисты! А Платонов тогда, если правильно помню, не мешал работать?
— Напротив, толковый мужик. С удовольствием с ним еще поработаю.
— Ну вот и слава богу. А то, понимаешь, не разбираюсь… Зачем? Почему? А если вам оперативная помощь потребуется, напрягай без всякого зазрения Вячеслава, понял? Я ему сам позвоню. Мало ли, что область! Область тоже подчиняется Президенту… Ступай, Саня, не мешай работать.
Последнее было сказано тоном суровым и противным. Так обычно и кончались все кабинетные разговоры с Костей. Потому, наверное, чтоб у каждого, покидающего кабинет, не оставалось никаких сомнений, кто здесь главный.
Вернувшись в свой кабинет, Турецкий полистал телефонный ведомственный справочник и набрал нужный номер. Услышал знакомый бас.
— Платон Петрович, категорически приветствую! Турецкий на проводе.
— Батюшки мои! — засмеялся Платонов. — Сто лет… Александр Борисович, рад слышать! Никак по мою душу?
— Предварительный вопрос. Напомните, пожалуйста, мы на «вы» или уже перешли на «ты»?
— Хитрите, Александр Борисович. Называйте, как хотите, я не обижусь.
— Ладно, раз такое дело, скажи мне, Платон Петрович, — вывернулся Турецкий: обратился на «ты», но по имени-отчеству, — что там с летчиком не ладится?
— Встречный вопрос могу тебе задать, Александр Борисович?
— Хоть сотню. Но я думаю, что лучше нам говорить не по телефону. Ты у себя долго еще будешь?
— А что, хочешь подъехать? Или надо мне к вам, на Дмитровку?
— Да понимаешь, какая штука… Меркулов был сегодня наверху, вернулся и, естественно, обрадовал меня. Я вот и думаю: зачем нам с тобой чиниться? Материалы таскать туда-сюда? Может, я и подскочу? Посмотрим, обсудим, решим, что вместе будем дальше делать, а? Не возражаешь?
— Правду за правду, Александр Борисович. Другого бы послал, в смысле передал бы с курьером и постарался поскорее забыть, а тебя приму с удовольствием. Жду и никуда не тороплюсь. А дело в плане общей, так сказать, информации хреновое. Это я мягко выражаюсь.
— Что так? А я слышал вроде бы наоборот, к Герою представить хотят?
— Это нам уже известно. Но если кому-то светит «Звездочка», то кое-кому и тюрьма. Фигурально говоря. Вот и тянут одеяло, причем каждый исключительно на себя.
— Понял, еду…
«Что я понял? — спросил себя Турецкий, садясь в „Ладу“. Подумал и ответил: — А ничего…»
Ехать было недалеко. От Большой Дмитровки до Малого Кисельного переулка, где располагалась областная прокуратура, всего и пути-то минут на пятнадцать, учитывая пробки и прочие дорожные неприятности, коими изобилует вечно непредсказуемый центр столицы. То одностороннее движение введут, то знак, запрещающий сквозной проезд, повесят, то, понимаешь, вдруг дорожный ремонт затеют, вспорют асфальт, обнесут столбиками с полосатыми лентами и усядутся на перекур в ожидании манны небесной, а то еще что-нибудь придумают. Иной раз действительно пешком добраться гораздо легче, чем на персональных колесах.
Да еще и такой соблазн по дороге, как Славкина контора, Петровка, 38. Ну как ее минуешь, если давно не виделись? А потом ведь и Костя недавно высказался весьма недвусмысленно: напрягай Вячеслава, не стесняйся и ни в чем себе не отказывай! Вот Славка-то обрадуется! Как же не заскочить? И заскочил. Все равно время еще раннее, и Платон не уйдет со службы раньше положенного часа. Он в этом смысле педант. Не то что его старшие товарищи и коллеги.
Но это, надо сказать, мелочи жизни. Давно прошла пора, когда требовалось высиживать служебные часы. Теперь умное руководство от своих тоже не совсем глупых подчиненных не присутствия требует, а наличия ума и смекалки, необходимых для оптимального решения насущных вопросов. Правда, по мнению Александра Борисовича, одно никогда не мешало другому, и дисциплина — дело святое, особенно когда она тебя лично не затрагивает.
Грязнов был, естественно, на месте. То есть заполнял своей тучнеющей фигурой, затянутой в элегантный, хотя и малость тесноватый уже генеральский мундир, обширное кресло. Так и напрашивалось уточнение — тоже генеральское.
— Саня! — воскликнул Вячеслав Иванович. — Откуда ты? Неужели проснулась совесть? Или… — он подозрительно потянул носом, — что-нибудь срочно понадобилось? В конце-то рабочего дня?
— Не волнуйся, — успокоил Турецкий, пожимая руку слегка оторвавшему свой зад от кресла Грязнову, — на твою нравственность покушений не предвидится. Я по делу.
— Батюшки, что творится на белом свете! Ты лучше доложи, друг любезный, куда в выходные изволил смыться? Тут Дениска такую рыбалку сотворил! Пальчики оближешь! Ну, думаю, устроим с другом Саней праздник души! А у него все телефоны молчат. И «мобила» тоже. Признавайся!
— Да вот, Славка, допустил грубую ошибку, а теперь вынужден расплачиваться…
И Турецкий вкратце рассказал о поездке в Солнечный, о проклятом этом самолете и о сегодняшнем задании, полученном от Кости. Упомянул некоторые детали, касающиеся вин и закусок, но обо всем остальном говорить не стал, ибо знал, что реакция последует однозначная — этакий сытый генеральский хохот. И в нем не было бы ничего обидного, поскольку по прошествии нескольких дней Турецкому и самому уже представлялось то приключение скорее забавным, нежели опасным для семейных устоев. И тем не менее почему-то не хотелось вспоминать об этом. Если бы еще за рюмкой… да и то…
Ознакомительная версия.
