– Без проблем, – весело отозвался Шевцов, который к пятнице уже чувствовал себя совсем хорошо и снова носился сломя голову по редакционным заданиям.
Он без труда отыскал сотрудницу фирмы «Голубой Дунай» Ольгу Емельянцеву и «проводил» ее до дома, сделав около десяти снимков: на улице, на остановке троллейбуса, в магазине, на аллее, возле подъезда. Девушка была хорошенькой, но не очень фотогеничной, Шевцов наметанным глазом сразу это определил и постарался выбирать такой ракурс, при котором Ольга получалась бы на фотографиях как можно привлекательнее. Один снимок показался ему наиболее удачным: Ольга покупала бананы у уличного торговца, и Антону удалось поймать момент, когда она, протянув руку, брала сдачу. Вероятно, ей показалось, что продавец имеет гнусное намерение ее обмануть, и она пыталась в уме быстренько подсчитать, действительно ли тот вес бананов, который он ей назвал, «тянет» ровно на десять тысяч рублей. Во всяком случае, лицо у нее было в тот момент напряженным и даже как будто испуганным.
С Селуяновым они встретились в тот же вечер и вместе отправились домой к Николаю, который в маленькой кладовке, примыкающей к кухне, оборудовал крошечную фотолабораторию, продолбив стену и проведя туда воду.
– Ого! – не сдержал удивления Антон, оглядывая нехитрое, но содержащееся в идеальном порядке оборудование Селуянова.
– Приходится выкручиваться, – пожал плечами Коля. – Без хитрости у нас ничего не получается. Это только Аська наша умеет раскрывать преступления, оставаясь честной, но для этого нужно быть Аськой.
– Аська – это Каменская? – уточнил Шевцов.
– Угу, она самая.
– А почему у нее получается, а у тебя – нет? Она что, особенная?
– А черт ее знает, – улыбнулся Селуянов. – Она, наверное, актриса хорошая. Умеет говорить правду так, как будто врет, вот ей и не верят. Эффект тот же самый получается, а упрекнуть ее не в чем.
– Это как же? – заинтересовался фотограф. – Я что-то не понял.
– Да проще пареной репы. Например, ты приходишь домой, а жена тебя спрашивает: «Ты обедал?» На самом деле днем ты ездил к своей любовнице и прекрасно пообедал у нее, но ты почему-то прячешь глаза и невразумительно блеешь: «Что? Ах, да… Да, обедал… Обедал, конечно, ты не беспокойся». Все. Эффект достигнут. Твоя благоверная пребывает в полной уверенности, что ты, бедненький, целый день на ногах, в бегах, ни поесть, ни попить тебе некогда. Она тебя жалеет и любит. То есть ты ей соврал, сказав при этом чистую правду. Понял?
– Ловко, – рассмеялся Антон. – А почему у тебя так не получается?
– Не знаю. Способностей, наверное, нет. И соображаю туго. Аська ситуацию на лету сечет и моментально подстраивается, а я только спустя несколько часов соображаю, как можно было разговор повернуть да какую мину скорчить… Ну, у меня зато свои хитрости есть. Тебя кормить или сразу к делу приступим?
– Совместим. Пока пленка будет проявляться, можно перехватить чего-нибудь, если тебе не сложно. Потом второй перерыв сделаем, пока снимки будут сохнуть.
Фотографии получились на славу, но Антон понял это только тогда, когда Селуянов показал ему те снимки, с которыми нужно было «монтировать» Емельянцеву. По замыслу оперативника, в итоге они должны были получить фотографии, на которых Ольга была запечатлена в момент встречи с несколькими разными мужчинами, которые передавали ей какие-то небольшие пакеты. Поэтому кадр с протянутой за сдачей рукой оказался как нельзя более кстати. Кроме того, Емельянцеву нужно было «переодеть».
– А какова идея? – спросил озадаченный Шевцов. – Для чего мы это делаем?
– Для обмана, конечно, для чего ж еще, – отшутился Селуянов. – В нашем деле закон простой: не соврешь – правды не добьешься. Давай еще по кофейку дернем, пока сохнут снимки.
– Нет, я буду чай, если можно, – попросил Антон. – Мне кофе совсем нельзя.
– А что у тебя? Чем болеешь-то?
– Ишемическая болезнь сердца.
– Да ну? Ты вроде молодой еще, – удивился Коля.
– Это с детства. Да ты не смотри на меня как на калеку, – рассмеялся фотограф, – я привык. Меня с этой ишемической болезнью и в армию взяли, два года оттрубил, как у вас говорят, от звонка до звонка. Даже работать почти не мешает. Прихватывает примерно раз в два месяца, отлежусь три-четыре денечка – и все. Не смертельно.
Селуянов заварил свежий чай, нарезал бутерброды, достал из шкафа бутылку с коньяком, потом неуверенно посмотрел на гостя.
– Тебе, наверное, и этого нельзя?
Антон отрицательно покачал головой.
– Нельзя. Но ты пей, если хочешь, меня это не ломает.
– Точно? – обрадовался Коля. – А то неудобно как-то: я буду пить, а ты – смотреть.
– Да я всю жизнь смотрю и как пьют, и как танцуют всю ночь напролет, и как с девушками развлекаются. Привык.
– А сам – ни-ни?
– Боюсь, – признался Шевцов. – Только курю, ничего не могу с собой поделать. Но от всего остального приходится отказываться. Хочется пожить подольше.
– Это правильно, – одобрительно кивнул Коля, доставая рюмку и наливая в нее коньяк. – Твое здоровье.
Он залпом выпил прозрачную коричневую жидкость, поймав на себе удивленный взгляд гостя.
– Чего так смотришь? Коньяк залпом пью? Думаешь, спиваюсь?
Антон пожал плечами и осторожно отпил из чашки дымящийся чай.
– Ты один живешь? – вместо ответа спросил он.
– Один. Жена сбежала, не вынесла тягот милицейской семьи.
Селуянов быстро налил себе вторую рюмку и так же одним махом опрокинул в себя.
– Ты сам-то не женат?
– Нет еще, – улыбнулся Антон.
– Собираешься?
– Пока нет.
– А чего тянешь?
– Материальную базу создаю, – пошутил фотограф. – Представь себе, я женюсь, рождается ребенок, а у меня сердце не выдерживает. Жена-то рассчитывала, что проживет со мной долго, что я помогу ребенка вырастить и на ноги поставить, а я вдруг помираю и оставляю ее с малышом на произвол судьбы. Получается, вроде как я ее обманул и предал. Поэтому я должен обязательно иметь средства, чтобы после моей смерти они ни в чем не нуждались, хотя бы какое-то время.
– Чего ж ты себя хоронишь раньше времени, – с упреком произнес Селуянов, выпивая третью рюмку. – Может, ты лет до семидесяти проживешь.
– Может, – согласился Антон. – А может, и нет. И если я женюсь, то должен быть спокоен за свою семью. Тебе, наверное, странно все это слышать, но у сердечников вообще психология другая. Здоровым людям нас не понять.
– Ладно, ты на меня не обижайся. И не смотри на меня волком, больше пить сегодня не буду. Три рюмки – моя норма на каждый вечер. Без них спать не ложусь. Все, смотри: бутылку убираю.
Он действительно убрал бутылку обратно в шкаф. Лицо его расслабилось и порозовело, глаза заблестели.
– Слушай, Антон, давай-ка поговорим про кражу из вашей фотолаборатории. Замок, как я понимаю, у вас там игрушечный стоит?
– Да кому мы нужны-то с нашими фотографиями и пленками? Там сроду никогда ничего не запиралось. Ты же видел, в комнате стоят металлические шкафы, иногда ребята там аппаратуру оставляют, но редко. Знаешь, каждый себе камеры сам выбирает, это же наша профессия, поэтому мы их и покупаем сами, и ремонтируем, в руки никому не даем. И потом, чем «горячее» снимок – тем лучше, вот мы с камерами и не расстаемся, а вдруг по дороге кадр интересный подвернется. Но если кто-то оставляет аппаратуру в сейфе, то запирает и опечатывает. А все остальное так по всей комнате валяется, сам видел. Кто угодно может зайти и взять, не возбраняется.
– Ну и порядочки у вас, – с осуждением покачал головой Николай.
– Так ведь ничего секретного там нет…
– Сегодня нет, а завтра – украли. У кого-нибудь еще пропали пленки?
– Ребята говорят, еще двух пленок не досчитались, но они такие же безобидные, как и мои. У одного – прошлогодняя, с ежегодного праздника «Московского комсомольца», а у другого – свежак, с брифинга в вашем ГУВД. Может быть, вору как раз она и была нужна, там все ваше новое начальство сфотографировано. Как ты думаешь?
– Все возможно, Антон, все возможно. Пошли посмотрим, чего у нас с тобой получилось.
Они аккуратно сняли с веревки прищепки, которыми были закреплены еще чуть влажные отпечатки. С фотографий на них смотрели Ольга Емельянцева и двое мужчин с весьма выразительной внешностью. Мужчины передавали ей пакеты, а Ольга, напряженно и испуганно улыбаясь, их брала.
Завтра Селуянов при помощи этих фотографий быстро выяснит, где же на самом деле был Марат Латышев в момент, когда в загсах погибли две девушки-невесты.
* * *
Вероника Матвеевна услышала телефонный звонок еще на лестнице. Она торопливо вытащила ключи, отперла дверь и кинулась к надрывающемуся телефонному аппарату.
– Добрый вечер, Вероника Матвеевна, – услышала она в трубке приятный мужской голос.
– Здравствуй, Марат.
– Как ваши дела?
– Потихоньку. Ко мне из милиции приходили.
