Гаврилов кивнул. Денис даже сам проникся собственными доводами о том, что Маринка ему не подходит и хорошо, что он с ней порвал. Грязнов-младший развязал приятеля.
— Извини, старик. Но на карту поставлено слишком многое.
— Ты что же, меня и замочить мог? — обиделся Леха.
— Ну замочить — это слишком. Но вырубить — да.
— Ничего себе! — криво усмехнулся Гаврилов. — В своей же комнате попал в заложники.
— Ну так получилось. Я же думал, что мы друзья! В одной школе учились, в одну девчонку по уши влюбились. На кого мне еще было положиться? А решение требовалось выдать мгновенно. Естественным путем выскочило: Леха Гаврилов.
— А что за ханыги?
Денис взглянул на часы: час двадцать ночи. Они не позвонили. Что ж, подождем до утра.
— Да два соколика, — ушел в сторону Денис. — Скажу одну фразу, которую ты тотчас должен забыть. И скажу для того, чтобы ты, если они позвонят без меня, говорил нормально, без фортелей. За ними Интерпол охотится. Поэтому ребята суровые, безжалостные, и не вздумай фордыбачить. Вот тогда уж точно попадешь в жуткую историю.
Гаврилов от страха застыл, раскрыв рот.
— У тебя пистолет есть? — помолчав, спросил он.
— Настоящий детектив ходит без оружия, — важно ответил Денис. — А так-то есть, конечно.
Гаврилов достал из холодильника бутылку «Метаксы», которую приготовил для Аньки. Она любила греческий коньяк.
— Ладно, давай тяпнем! — миролюбиво предложил он.
— Кто же коньяк в холодильнике держит? — вспомнив уроки Турецкого, заметил Грязнов-младший. — Его пьют теплым, чтобы букет распробовать. А с Анькой восстановишь. Хочешь, я сам к ней съезжу и все объясню?
— Сама позвонит, я ее знаю. На такую корову кто еще польстится? Сто десять килограммов, представляешь? И вялая. Сопит только. Я из-за английского с ней и валандаюсь, — разливая коньяк по стаканам, вздохнул Гаврилов.
Они выпили. Закусили сыром. Часы показывали 1.50. «Вряд ли террористы позвонят», — подумал Денис. Он помедлил и снова набрал домашний телефон. Трубку подняли сразу же. Маринка не спала.
— Ну чего ты, еще дуешься? — спросил он.
— А ты как думаешь?! — уже без воинственной прыти, хлюпая носом, ответила Маринка. Для нее что плакать, что смеяться было делом минутным.
— Ты же понимаешь, какой важности сложились обстоятельства, если я вынужден торчать здесь, а не с тобой! Лешке всю любовную жизнь поломал. Его тоже невеста бросила, которую в двенадцать ночи я должен был выставить за дверь…
Денис специально сказал «тоже невеста бросила» и почувствовал, как Маринка напряглась.
— А что за обстоятельства?
— Я не могу по телефону о них говорить.
Она помолчала.
— Ты когда появишься? — спросила она уже примирительным голосом.
— До утра я тут как на привязи, — тяжело вздохнул Денис.
— А я утром уйду на работу, — сказала она, точно он об этом не знал.
— Я тебе позвоню и постараюсь за тобой заскочить.
— Я завтра до шести. У нас на весь день все расписано. — Маринка работала стоматологом у своего дяди, который имел небольшую собственную поликлинику, и заочно заканчивала медицинский. В принципе она была неплохим стоматологом и имела свою клиентуру среди продавщиц соседнего супермаркета. Несмотря на это, Денис полтора года не мог запломбировать себе зуб, Маринке никак не удавалось затащить его в свое кресло. — Ладно, заезжай полшестого, я тебе дупло закрою, — уже хихикнув, миролюбиво сказала она. — Заедешь?
— Постараюсь, — сказал Денис.
— Не постараюсь, а полшестого жду! — ультимативно заявила она, и в голосе снова послышались жесткие нотки.
— Целую!
— Пока, — нейтрально ответила Маринка. — Тебе дядя звонил и ругался, что ты им не доложился.
— Он из дома звонил?
— Он не сказал. Пока. — И она положила трубку.
За всей этой суматохой Денис напрочь забыл про дядю и Питера. Такой прокол с ним случился впервые. Видимо, память до сих пор не восстановилась. Леха с горя налегал на коньяк.
— Все нормально? — усмехнулся он.
— Попробовала бы взбрыкнуть только. В двадцать четыре часа с вещами вытурил бы ее обратно к матери, — чокаясь с Лехой, грозно проговорил Грязнов-младший. Выпив, он набрал номер домашнего телефона дяди. Но трубку никто не снимал. Денис набрал номер Питера. Трубку взяли сразу. И взял дядя, устроив ему сразу же маленький бенц по поводу его молчания. Грязнов-старший уже поднял на ноги всю ГАИ, чтобы они искали Денискину «четверку».
— В чем дело? — прорычал дядя, и Денис сразу понял: Иваныч круто набрался.
— Обстоятельства, — философски сказал племянник, помня замечание Турецкого, что телефон Питера прослушивается.
— Какие обстоятельства, мать твою так?! Совсем крыша из-за баб поехала?
— Примерно.
— У тебя что, язык отсох? — снова и нецензурно выругался дядя.
— Не телефонный разговор, — отрезал Денис. — Все в порядке. Александр Борисович в курсе.
Упоминание про Турецкого слегка отрезвило Грязнова-старшего. Он помолчал, сообразив наконец, почему его племянник говорит столь лаконично.
— Ну ладно, чтоб завтра же к 9.00 был у меня в кабинете. Все понял?
— Так точно, товарищ полковник, — последнюю фразу он сказал больше для Гаврилова и положил трубку.
Они допили коньяк и завалились спать. Но и утром, до восьми, до отъезда Дениса, никаких звонков не было. Сыщик приказал Гаврилову посидеть у телефона до двенадцати и поехал к дяде. На первом же перекрестке гаишник его тормознул: его «четверка» была в розыске. На Дениса тут же нацепили наручники. Денис потребовал тотчас отвезти его к дяде: удостоверение с фамилией «Грязнов» подействовало, но полковника на месте не оказалось, и молодого сыщика, несмотря на все его протесты, не отпустили. Хотя наручники сняли и даже принесли стакан чаю с бутербродом.
Вячеслав Иванович в те драматические минуты мчался в Мытищи. Утром позвонили из ГАИ и сообщили, что на голубом «рафике», принадлежащем ресторану «Голубые зори», обнаружены шины именно с таким рисунком, какой им прислали из Москвы. Грязнов, предчувствуя удачу, помчался сам.
Шофер, пожилой мужик лет пятидесяти, костерил гаишников последними словами. Ему только что подвалила везуха. Генеральный директор одного из закрытых акционерных обществ справлял на своей даче свадьбу дочери и подрядил Рашида Галиулина, как звали шофера, вместе с «рафиком» обслуживать это мероприятие. Рашид сделал две ходки, отвозя продукты на дачу, как его тормознули, арестовали машину и его самого. Мало того что ему ничего не заплатят, так еще крутой босс за то, что сорвал столь торжественный момент, и неустойку может потребовать. Рашид помимо завоза продуктов должен был везти гостей в загс, потом на дачу, а вечером развозить по домам. За день работы хозяин обещал двести долларов. Такой халтурой не бросаются. Но гаишники не обращали на Галиулина никакого внимания, лишь пригрозили, что, если он не умолкнет, они его отправят на пятнадцать суток за оскорбление чести мундира.
Примчавшись, Славка первым делом осмотрел шины: рисунок, без сомнений, был тот же. Об этом свидетельствовали дефекты, характерные только для этих протекторов. Об индивидуальных признаках шин на колесах транспортного средства судят по степени стертости протектора и отдельным дефектам, которые остаются на следах. Грязнов вызвал к себе Галиулина.
— Твои шины? — спросил он.
— Мои, — зло ответил Рашид.
— Та-ак, — заводясь, протянул полковник. — Где был два дня назад с двенадцати до трех дня?
— Я что, арестован? — возмущенно спросил шофер. — Покажи ордер на арест?
— Ты хочешь, чтоб все по закону было? — распалился Грязнов. — Сейчас будет!
Он открыл дверь.
— Прапорщик!
В комнату вошел сотрудник ГАИ.
— Посторожи его, я сейчас! — Славка выскочил из комнаты.
Прапорщик сел напротив Галиулина.
— Ты что, очумел, Рашид? — прошептал прапорщик. — Это же начальник МУРа полковник Грязнов! Сам прикатил. Ты понимаешь, куда ты вляпался?!
— А я ничего не делал! — с вызовом ответил Галиулин, но в его глазах блеснули испуганные огоньки.
— Ты-то, может, и ничего, а машина, видно, замазана! Угоняли?
— Да нет вроде…
— «Вроде»! — передразнил прапорщик. — Он тебя сейчас заберет в Москву, в Бутырку, и тридцать дней от звонка до звонка имеет право держать без всякого, а потом еще на тридцать продлит. А там…
Прапорщик махнул рукой. Галиулин облизнул запекшиеся губы.
— Да я ни сном ни духом, а машина в гараже, сам знаешь.
— Второй ключ у кого?
— У директора, он сам иногда ездит.
— Тогда все понятно, — вздохнул прапорщик. — Либо сбил кого-то и смылся, либо еще какие-нибудь темные дела проворачивал. Он-то откупится, а тебя посадят.
— Да ты что, Григорьич? — со стоном в голосе воскликнул Галиулин. — Да я-то тут при чем?!
