– Зачем он тебе? – спросил дежурный сержант.
– У меня есть кое-что для него.
– Что именно?
– Что-то я не помню, чтобы тебя перевели в следственный отдел, – уклонился от ответа Дэнни.
– Если хочешь поязвить, стукач, то вешай трубку.
– Я хочу поговорить с Кареллой, – настаивал Дэнни. – Ты передашь ему, что я звонил?
– Карелле сейчас не до передач, – сказал дежурный сержант.
– Что это значит?
– Сегодня днем в него стреляли. Он умирает.
– Что?
– Что слышал.
– Что? – повторил ошарашенный Дэнни. – В Стива... Ты не шутишь?
– Не шучу.
– Кто стрелял в него?
– Мы и сами хотели бы знать.
– Где он?
– В городской больнице. Можешь не ходить туда. Он в реанимации, и я сомневаюсь, что ему позволят беседовать с осведомителями.
– Он не умирает, – сказал Дэнни, словно убеждая самого себя. – Слушай, ведь он не умирает, правда?
– Его нашли почти замерзшим, и крови он потерял очень много. В него накачивают плазму, но в груди три дырки, так что дела его плохи.
– Слушай, – пробормотал Дэнни. – Боже мой.
Он замолчал.
– Ты закончил, стукач?
– Нет еще... В городской больнице, говоришь?
– Повторяю тебе, не трать время. Там и так половина следственного отдела.
– Да, – протянул Дэнни. – Подумать только...
– Карелла – полицейский что надо, – заключил сержант.
– Да, – еще раз сказал Дэнни и, помолчав, попрощался: – Пока.
– Пока, – ответил сержант.
* * *
Послушавшись сержанта, Дэнни Гимп отправился в больницу только на следующее утро. Он размышлял весь предшествующий вечер: удобно ли ему идти в больницу? Узнает ли его Карелла? А если будет в силах сказать «Привет!», то захочет ли? Хотя с Кареллой их связывали деловые отношения, он знал, что осведомители – не самые уважаемые люди. Карелла может и рассердиться.
В этих размышлениях прошла вся ночь. Неизвестно почему, но ему хотелось увидеть Кареллу, пока тот еще не умер. Увидеть его, поздороваться, а может, и пожать ему руку. Наверное, это из-за Рождества. Дэнни позавтракал, надел хороший костюм, свежую сорочку и лучший галстук. Он хотел выглядеть прилично, чтобы как-то уравновесить неприличие своей жизни. Ему почему-то было важно выказать заботу о Стиве Карелле и получить от него признательность.
По дороге в больницу он, после немалых колебаний, купил коробку конфет. В больнице наверняка будет полно полицейских. Так ему сказал сержант. И не глупо ли осведомителю приходить с конфетами? Он едва сдержался, чтобы не выбросить коробку. В конце концов, когда приходишь навестить кого-то в больницу, обязательно приносишь с собой что-нибудь, как бы говоря: «Мы тебя помним, ты обязательно выздоровеешь». Дэнни Гимп вступал в вежливый, респектабельный мир, и правила этого мира он будет выполнять.
В ту субботу, 23 декабря, над больницей висело серое небо. В воздухе появились первые снежинки, и Дэнни мельком подумал, что тем сотням людей, которые мечтали о снежном Рождестве, кажется, повезло, но, когда через вращающиеся двери он входил в широкий белый вестибюль больницы, его охватила печаль. На стене напротив регистратуры висел рождественский венок, но в самой больнице ничего праздничного не было. Девушка-регистратор чистила ногти. На скамье сидел немолодой мужчина со шляпой на коленях и бросал взгляды на дверь отделения «Скорой помощи».
Дэнни снял шляпу и направился к регистраторше. Девушка не подняла головы. Она продолжала чистить ногти с тщательностью японского рабочего. Дэнни откашлялся.
– Мисс? – сказал он.
– Да, – ответила девушка, не отрываясь от своего занятия.
– Я бы хотел навестить Стива Кареллу, – сказал Дэнни. – Стивена Кареллу.
– Как вас зовут, сэр? – спросила девушка.
– Дэниел Нельсон.
Девушка отложила пилку в сторону и, не глядя, взяла со стола машинописную страничку. Изучив ее, она сообщила:
– Вас нет в этом списке, сэр.
– В каком списке? – спросил Дэнни.
– Мистер Карелла находится в критическом состоянии, – объяснила девушка. – Мы пускаем к нему только членов семьи и некоторых полицейских. Сожалею, сэр.
– Как он там? – спросил Дэнни. Девушка бесстрастно посмотрела на него.
– Мы говорим, что человек в критическом состоянии, только когда он действительно находится в критическом состоянии, – сказала она.
– Когда... когда что-нибудь прояснится? – спросил Дэнни.
– Я не знаю, сэр. Он может выжить, а может и умереть. Боюсь, это от нас уже не зависит.
– Ничего, если я подожду здесь?
– Разумеется, сэр. Вы можете посидеть на скамейке, если хотите. Но, возможно, вам придется долго сидеть. Понимаете?
– Понимаю, – сказал Дэнни. – Спасибо. Он внутренне негодовал, что его лучшие чувства оскорбляла молодая вертихвостка, которую собственные ногти занимали больше, чем жизнь и смерть. Пожав плечами, он пошел и сел на скамейку рядом со стариком. Старик тут же повернулся к нему.
– Дочь порезала руку, – сказал он.
– Вот как? – откликнулся Дэнни.
– Открывала консервную банку и порезала руку. Как вы думаете, это опасно? Порезаться консервной банкой?
– Не знаю, – ответил Дэнни.
– Наверное, опасно. Они сейчас зашивают ей рану. Кровь из руки рекой текла.
– Все будет в порядке, – утешил его Дэнни. – Вы не беспокойтесь.
– Надеюсь. Вы пришли навестить кого-нибудь?
– Да, – сказал Дэнни.
– Друга?
– Ну... – сказал Дэнни и принялся изучать напечатанный на коробке состав конфет. Что такое лецитин, он не знал.
Вскоре в коридор вышла дочь старика с забинтованной рукой.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил ее отец.
– Нормально, – сказала девушка.
И они вместе вышли из больницы. Дэнни Гимп остался один на скамейке.
* * *
Тедди Карелла сидела в палате мужа, не отрывая от него глаз.
Жалюзи были опущены, но она хорошо видела в сумерках его лицо, его открытый рот и сомкнутые веки. Рядом с кроватью стояла капельница, трубка от нее тянулась к руке Кареллы, и плазма из перевернутой бутылки вливалась в вену. Он лежал без движения, израненная грудь была покрыта одеялом. Раны уже перебинтовали, но до этого из них вышла кровь, а с ней, похоже, и сама жизнь, настолько Карелла был бледен.
Нет, думала она, он не умрет.
Я прошу тебя, Боже, умоляю, не дай ему умереть.
Мысли ее бежали быстро, она даже не осознавала, что молится, настолько мысли эти были обычными и простыми.
Она помнила, как познакомилась с Кареллой, когда ограбили ее контору, помнила тот день, когда он пришел в маленькую комнатку, где она работала. Он вошел в комнату, он и еще один детектив, которого потом перевели в другой участок, и лицо которого она уже забыла. В тот день ее занимало только лицо Кареллы. Высокий, стройный, он был одет как денди, а не полицейский. Он показал свой значок и представился, а она нацарапала на листке бумаги, что секретарша вышла, что сама она глухонемая и работает здесь машинисткой, но тотчас же доложит шефу и их без промедления примут. Его лицо выразило небольшое удивление. Она шла к кабинету шефа и чувствовала на себе взгляд Кареллы.
Когда он назначил ей свидание, она не удивилась.
Она сразу заметила интерес в его глазах, поэтому удивило ее не само предложение, а то, что кому-то вообще она может быть интересна. Конечно, почему бы мужчине не назначить ей свидание, хотя бы ради интереса? Почему бы и не попробовать с девушкой, которая не слышит и не говорит? Может, и понравится. Сначала ей казалось, что у Стива Кареллы именно такие намерения, но после первого же свидания она поняла, что это не так. Его не интересовали ни ее слух, ни ее речь. Его интересовала девушка Тедди Франклин.
Вскоре они стали близки, и это показалось ей совершенно естественным. Он не раз предлагал ей выйти за него замуж, однако ей долго не верилось, что он этого действительно хочет. Но однажды она поверила ему. Они поженились 19 августа, а сегодня было 23 декабря, и он лежал в больнице и мог умереть. Это врачи сказали ей, что он может умереть.
Ее не особенно волновала несправедливость ситуации, хотя ситуация была чудовищно несправедливая. Почему стреляли именно в ее мужа? Почему он должен теперь лежать и бороться за свою жизнь? Несправедливость была налицо, но не она волновала ее – что случилось, то случилось.
Стив был добрым, хорошим и единственным. Есть люди, которые считают, что, мол, не один, так другой. Но Тедди не верила в это. Она не верила, что на земле есть другой человек, столь же для нее желанный, как Стив Карелла. Он был послан ей, словно дар Божий.
Она не могла и в мыслях допустить, что его отберут у нее. Ни за что не поверит в это. Она сказала ему, что на Рождество хотела бы получить в подарок его самого. Она говорила это искренне, хотя и понимала, что он воспримет ее слова как шутку. Теперь эти слова обернулись жестокой правдой. Она действительно на Рождество желала только его. Раньше стоило только захотеть, и он – ее. А теперь? Теперь всю оставшуюся жизнь она ничего и никого, кроме Стива Кареллы, не захочет.
