медицинским картам, — покачал головой Гальперин. — Но в целом почти у каждого из воспитанников есть какие-то особенности. Вы же понимаете, товарищи, что у многих как минимум есть психологические травмы, как у той же Гали — ее родители погибли в автокатастрофе. А есть дети, которых забрали из, скажем так, неблагополучных семей.
— И что конкретно было у пятерых пропавших? — напомнил Камышев.
— У Коли наблюдались проблемы с почками, — принялся перечислять Гальперин. — У Максима с желудком, у Оксаны, к сожалению, были проблемы по женской линии. У Гали, как я сказал, с детства сохранялась психотравма, это даже у нее выливалось в частые кошмары и даже сомнамбулизм. А Зина… Зина страдала астмой.
Валерий мельком посмотрел на коллег — помимо Эдика заметки делала и Вера, только не в блокнот, а в пухлую школьную тетрадь на пружинке. Надо потом обсудить с ней, что она для себя отметила, решил следователь. Кажется, Волков что-то говорил о психологии, наверняка эксперт Терентьева сделала предварительные выводы о той же Ветровой с ее криками и сложным детством с лунатизмом.
— У вас ведь сохранились истории болезней? — уточнила Вера.
— Да, я попрошу нашего медработника ознакомить вас с архивными записями, — подтвердил Гальперин.
Они проговорили еще около получаса, и за это время выяснилось, что все пятеро пропавших воспитанников были примерно одного возраста и мало с кем общались. Ветрова и Федотова, как уже знал Валерий, стали подругами именно здесь, в детдоме, но никого больше к себе не подпускали, парни тоже приятельствовали исключительно друг с другом, а Оксана Пылевая не имела подруг вообще. И здесь Камышев тоже обратил внимание на некое сходство с теми же пропавшими школьниками — не совсем здоровые и не сильно общительные. Хотя о той же Федотовой соседи по коммуналке были очень хорошего мнения, но при этом сетовали, что та все никак не могла завести собственную семью.
Затем следователи занялись формальностями — взяли у Гальперина письменные показания, а в это время Вера старательно изучала истории болезни воспитанников, которые принес в кабинет директора пожилой врач с типичной профессорской бородкой и в массивных очках.
— Если я вам пока не нужен, позвольте, я отлучусь, — расписавшись в показаниях, попросил Гальперин. — Сейчас подвезут продукты для кухни, мне нужно принять экспедитора.
— Разумеется, Иван Николаевич, — кивнул Камышев.
— Оставайтесь пока в моем кабинете, сколько потребуется, — директор перевел взгляд на зарывшуюся в бумагах Веру. — И если возникнут еще вопросы, с радостью отвечу.
Гальперин отправился по своим делам, и Апшилава, посмотрев на Валерия, предложил ему выйти на крыльцо и покурить. Камышев, подумав, согласился — но просто постоять за компанию. Они оставили Веру, которая даже не обратила внимание на их разговор, и, преодолев запутанный коридор, выбрались на стылый дождливый воздух.
— Что думаешь? — спросил Эдик, прикурив и затянувшись.
— Пока не знаю, что нам это может дать, — пожал плечами Валерий. — Пятеро детдомовцев из одиннадцати пропавших — странное совпадение. А еще, как ты наверняка обратил внимание, все они чем-то страдали.
— Думаешь, что версия с черными трансплантологами несостоятельна? — предположил курчавый напарник. — Если они больны, что с них взять тогда…
— Как раз наоборот, — возразил Камышев. — Если исключить органы с патологиями, все остальные вполне можно использовать как донорские. Я, конечно, не врач, но это довольно-таки очевидно. Значит, или их заболевания никакого значения для наших «мясников» не имеют, или есть между этими воспитанниками еще что-то общее. То, о чем мы пока не знаем…
— Дяди, вы же из милиции? — едва Апшилава кивнул, соглашаясь с Камышевым, к ним подошел худощавый короткостриженый мальчишка с крупными родимыми пятнами на макушке. Лицо его было костистым и изможденным, как будто он неделями недоедал.
— Из милиции, — повернулся к воспитаннику Валерий. — Что-то случилось?
— Да, — полушепотом ответил мальчишка. — У нас происходят странные вещи, но Иван Николаевич мне не верит.
— Ты можешь рассказать нам, — Камышев доверительно положил руку на плечо мальчишке.
— А пойдемте тогда на лавочку? — предложил тот.
Валерий скептически посмотрел на серое небо, поливающее дождем старинный сиротский приют и окружающий его лес.
— Давай-ка лучше зайдем внутрь, посидим, например, в столовой, — на такой вариант мальчишка легко согласился.
В сводчатом зале, где располагался пищеблок, было тепло и тихо. Кормили воспитанников строго по расписанию, но просто попить чаю им не возбранялось. Следователи сели напротив паренька, который с наслаждением хлебал горячую заварку из граненого стакана, и терпеливо ждали.
— Я очень боюсь призраков, — наконец-то заговорил мальчишка. — Мне кажется, они меня хотят забрать на тот свет.
Воспитанник, которого звали Рома Старшинов, поведал следователям неправдоподобную с рациональной точки зрения историю, но при этом от Камышева не ускользнуло то, что мальчишка был искренне напуган и явно искал защиты. Увы, директор Иван Николаевич, хоть и показал себя при общении хорошим человеком, обеспечить конкретно этому ребенку безопасность не смог — отмахнулся от его жалоб, как от бессмысленных россказней.
Рома же поведал о том, что призраки погибших на пожаре воспитанников превратили жизнь его и еще нескольких детей в кошмар. По ночам, говорил он, раздаются странные стуки, в коридоре слышится шарканье и заунывные вздохи. А еще, по его словам, унитаз иногда смывает кровью — например, такое было сегодня.
— Может, это не кровь, а ржавчина? — предположил Эдик.
— Нет, — парнишка отчаянно замотал головой. — Ржавчина коричневая, а жидкость в бачке — красная…
В этот момент кто-то громко заверещал, да так резко и жутко, что Камышева мороз продрал по коже. Не сговариваясь, они с Эдиком бросились из столовой, мальчик, несмотря на свой испуг, помчался за ними.
В коридоре уже собралась огромная толпа разновозрастных воспитанников и работников детского дома, в том числе пожилой врач и директор. Следователи, мягко, но уверенно отстраняя детей, пробрались к распахнутой двери в одну из комнат, куда как раз вошел взволнованный Иван Николаевич.
В середине небольшого помещения с четырьмя кроватками стояла зареванная девочка, которую обнимала молодая воспитательница, а та указывала пальцем куда-то в стену. Камышев проследил за направлением и увидел на выцветших обоях огромное красное пятно.
— Она за мной придет ночью! — захлебываясь слезами, протянула девочка.
— Глупости, Таня! — строго сказал директор, склонившись над ребенком. — Никто за тобой не придет! Это всего лишь пятно от сока. А тот, кто это сделал, будет наказан.
На последней фразе он повернулся к выходу и взглядом, не предвещавшим ничего хорошего виновникам неприятного розыгрыша, обвел стоящих воспитанников.
— У меня такое же пятно сегодня ночью над кроватью появилось, — Камышев почувствовал, как кто-то дергает его за рукав, и,
