– Тогда кто это? Ты сам видел – вряд ли это тумановские кадры.
– Это мы с тобой должны выяснить в самое ближайшее время, – заявил Гуров. – Подозреваю, что так называемый «синдикат» сейчас тоже начнет суетиться. Можно сказать, что у нас вот-вот упадут флажки на часах – цейтнот. Придется делать ходы в сумасшедшем темпе. Использовать все старые связи и любые возможности. При этом лучше всего нам с тобой сейчас не показываться, образно говоря, на поверхности. Стать как бы невидимками. Понимаешь меня? Сейчас возвращаемся в управление – ты еще раз хорошенько пройдись по сводкам – вдруг обнаружатся следы Василевского, прокрути с экспертами те цифры, которые этот бомж-свидетель назвал. Шансы найти этот номер вполне реальные.
– Если сам номер реальный, – мрачно сказал Крячко. – А ты что намерен делать?
– Я пойду к Петру, – сказал Гуров, имея в виду генерала. – Пусть делает что угодно, но прикроет нас. Пусть убедит прокуратуру и следственный комитет обратить самое пристальное внимание на лабораторию и на химиков. Нужно обеспечить им охрану. И еще мне нужно добиться разрешения на опознание тела Всеволода Игнатьевича. Его должна увидеть Мария. А вдруг это тот самый Всеволод Игнатьевич, который читал ей мораль в ту дождливую ночь?
– Надеешься, что Петр нас поймет? – со вздохом спросил Крячко.
– Надеюсь на то, что у него просто нет теперь иного выхода, – сказал Гуров. – Теперь или грудь в крестах, или голова в кустах.
Они поехали в управление. Намерение Гурова стать невидимками получило чувствительный и внезапный удар, как только они с Крячко вышли из машины. Тотчас как из-под земли вокруг них выросли фигуры возбужденных молодых людей с фотоаппаратами, камерами и микрофонами в руках. Это были газетчики и представители местных телеканалов. Они набросились на оперативников, как голодная стая.
– Вы – полковник Гуров, не так ли? Скажите, это правда, что вы обвиняетесь в убийстве? Действительно убитый был вашим осведомителем и под вашим прикрытием торговал наркотиками? Почему вы до сих пор на свободе? У нас есть сведения, что вы без ордера ворвались в квартиру и избили невинного человека – это ваш стиль работы? Вы пользуетесь методами Грязного Гарри? Вы любите смотреть фильмы с Клинтом Иствудом? Вы отождествляете себя с его героем? Ваша жена – актриса Мария Строева? Это правда, что она подала на развод?
Вопросы сыпались со всех сторон и без перерыва. Гуров и Крячко, подняв головы, с каменными лицами шли к воротам управления, твердой рукой отстраняя наиболее настырных репортеров. Наконец им удалось прорваться к зданию. Папарацци с видимой неохотой скатились назад по ступеням, запоздало размахивая своей аппаратурой, медленно просочились на улицу и стали терпеливо ждать. Впрочем, двое или трое, вполне удовлетворенные добытым материалом, побежали к своим автомобилям. Видимо, молчаливый проход Гурова сквозь строй репортеров должен был появиться в теленовостях в самое ближайшее время.
– Кажется, я догадываюсь, кого нам надо благодарить за этот цирк! – сказал Гуров сквозь зубы, когда они миновали дежурного офицера на входе. – Такую рекламу могла подготовить только госпожа Соловьева. Это ее стиль.
– Ради оправдательного приговора эта мадам на все пойдет, – согласился Крячко. – Жаль, по правилам хорошего тона женщин бить не принято, а у меня сильно чешутся руки отпустить нашей адвокатше хорошего леща.
– Выбери все-таки хороший тон, – посоветовал Гуров. – Потому что иначе тебя тоже немедленно отстранят.
Затем он посоветовал немедленно разойтись и заняться делами.
– Будем надеяться, что этот бедлам еще не дошел до ушей начальства. Не хотелось бы огорчать Петра еще и через средства массовой информации.
Однако Гуров ошибся. Генерал был уже в курсе всего. Он сидел у себя в кабинете перед включенным телевизором, хмурый, нахохлившийся и очень усталый. Мундир на нем был расстегнут, на висках выступили капельки пота. На столе перед генералом стояла открытая бутылка и стакан, в котором на поверхности минералки лопались крошечные пузырьки воздуха.
По телефону Орлов разговаривал с Гуровым очень резко. Но сейчас, сумрачно поглядев на него снизу вверх, он только расслабленно махнул ему рукой, предлагая усаживаться, и снова уставился на экран телевизора. Шла передача об уличных пробках в столице.
– Вот, жду, когда про тебя заговорят, – сказал после долгой паузы Орлов. – Мне уже телефон оборвали. Журналюги. Хотят знать, как я намерен бороться с оборотнями в милицейских мундирах. Догадываешься, о ком это? Но это все семечки. Тут еще этот сукин сын звонил недавно – Данилов. Очень просил, чтобы я направил тебя к нему. Кажется, он опять намерен заключить тебя под стражу. Наверняка уже и документы все оформил.
– Мне сейчас под стражу нельзя, Петр, – серьезно сказал Гуров. – У меня ниточка в руках появилась, – и он последовательно изложил все, что они с Крячко узнали.
Генерал выслушал, кивая и попивая маленькими глотками минералку из стакана. Наконец он поставил пустой стакан на стол и посмотрел на Гурова ясными, строгими глазами.
– Вот что я тебе скажу, друг любезный! Я все время прокручиваю в голове эти факты и прихожу к выводу, что все твои неурядицы – это оборотная сторона медали, на другой стороне которой выбито – Туманов, Стаканников, «Белый континент». Мне представили сведения по доходности «Белого континента», по оснащенности оборудованием, по рынкам сбыта. Получается крайне лакомый кусочек.
– А я что говорю!
– Помолчи! И по Туманову мне кое-что разъяснили. Он так вольготно гуляет по этим степям только по двум причинам. Первая – наглый он тип, патологически наглый. А вторая и главная – есть у него рука в Думе. Мощная, волосатая рука, понятно? Не стану вдаваться в подробности, но эту руку с удовольствием пожимают и наш министр и еще кое-какие чины. Но это в теории. На практике Туманов имеет дело не с самим обладателем депутатских корочек, а всего лишь с помощником депутата. Этот тоже не пальцем деланный, но, конечно, как величина ни в какое сравнение не идет с хозяином. Полагаю, что в хорошую пору Туманов просто делится своими успехами со своим покровителем через его помощника. Но в плохую пору – вот как, например, сейчас – связь эта уже не обладает такой прочностью. Конечно, Туманову помогают. Вот и адвокатшу ему подсунули завидную, и тебя маленько прижали. Развалится дело – и снова бизнес у них наладится. Туманов вступит во владение «Белым континентом», поделится акциями... Но ведь мы с тобой этого не допустим, верно? К Данилову ты, конечно, не пойдешь. И вообще, с этого момента ты как бы исчезнешь. Я всех предупрежу. Стану отвечать – был только что, вышел. Грех, конечно, и волюнтаризм, но посадить тебя больше не дадим. Но вы с Крячко должны отыскать Василевского и получить от него письменные показания насчет лаборатории. Саму лабораторию, экспертизу, химиков – все это я беру на себя. Обращусь за содействием прямо к прокурору города. А вы...
Он не договорил. Дверь в кабинет стремительно распахнулась, и через порог, едва не упав, влетел взлохмаченный, возбужденный Крячко.
– Извиняюсь, товарищ генерал! – заорал он. – Лева! Я сейчас такую цепочку вытянул! И знаешь, кто на конце этой цепочки у нас сидит? Василевский!
К вечеру набежали тучи. Когда Нарышкин подъехал к кладбищу, расположенному невдалеке от Ярославского шоссе, уже накрапывал мелкий дождь. Верхушки деревьев раскачивались за кладбищенской оградой, словно охваченные смертельной тоской. На шоссе одна за другой вспыхивали огненные точки проносящихся мимо автомобильных фар. Нарышкин поднял воротник легкой куртки и вышел из машины. Холодная россыпь капель брызнула ему в лицо, налетел ветер. Нарышкин выругался вполголоса и быстро осмотрелся по сторонам. Как и следовало ожидать, в такой час и в такую погоду мало кто испытывал потребность в прогулках возле кладбища. В этом отношении место встречи было выбрано верно. Но опять же, учитывая погоду и прочие обстоятельства, можно было назначить свидание и поближе. Сейчас кладбище вызывало у Нарышкина самые черные ассоциации. Настроение и без того было поганым – дальше некуда. Но Координатор сам выбрал это место. Перестраховался. Обжегшись на молоке, как говорится... Некоторых вещей в характере Координатора Нарышкин совершенно не понимал. Во-первых, патологическое пристрастие к псевдонимам. Координатором он называл себя, наверное, даже наедине с самим собой. Конечно, в игры они играют на грани фола, тут лучше перебдеть, чем недобдеть, но можно было бы и более реально смотреть на вещи. Зачем между собой-то притворяться?
Снова промчался ветер. Листья на деревьях затрещали, будто кто-то быстро-быстро пересчитывал хрустящие купюры. Деньги. Много-много денег.
Нарышкин еще раз оглянулся, ничего примечательного не увидел и снова нырнул на сиденье автомобиля. Достал сигареты, закурил. Денег они должны были заработать немало. Раз в десять больше, чем за всю мелочевку, которой они до сих пор занимались. Вытащили пару дельцов со скамьи подсудимых, закрыли одно дело, помогли кое-кому с налогами. После этих «подвигов» Координатор возомнил себя не менее, чем профессором Мориарти. Кое-какие основания для этого у него имелись. Некоторые задумки смотрелись совсем неплохо. История с ночным клубом вышла вообще классно – пальчики оближешь. Но опять же благодаря ему, Нарышкину. Если бы не его артистизм и умение обращаться с ножом, еще неизвестно, что из всего этого получилось бы. И рабочих, которые все в ресторане разнюхали, нашел он, Нарышкин, и «Белый континент» – целиком его заслуга. А то, что они проворонили лабораторию, – это уже не его вина. Лабораторией нужно было заняться в первую очередь, но Координатор и Туманов с высоты своего великолепия посчитали это не самым важным. И вот теперь кропотливо выстроенное здание вдруг зашаталось. Кто виноват?
