Ознакомительная версия.
— А ты что ж, хотел, значит, меня ему подсунуть?
— С чего ты взяла? — опешил он.
— А разговор ваш случайно подслушала, вы громко разговаривали, не знаю, что он говорил, но твои-то слова я слышала. Насчет «запазухи»! — И продолжала смотреть в упор смеющимся взглядом.
— Да ну что ты, Дусенька, — совсем смешался Грязнов, — ты разве не поняла, что я так пошутил? Ну, может, неловко, тогда прости меня. А «запазуха» мне твоя, кстати, очень нравится. Так что и не думай, уж если ты мне сама позволила заглянуть туда, то больше никому не достанется такая радость. Хотя бы при мне.
— А ты еще и ревнивый? — Она засияла от удовольствия.
— Жуть какой… А эта твоя… Зина, да? У нее что, беда какая была?
— Доктора нашего, любила она его, подстрелили лихие люди. Давно уже, полгода назад, а то побольше. Думали, выживет… Зинка сильно переживала, бедная, а я только недавно встретила ее, — все дома да в медпункте, а тут вижу, идет, улыбается мне, кивает, похоже, отходить стала. Дружили мы раньше. Я и подумала, что, может, хорошая компания ей станет получше иных лекарств, а? Как думаешь?
— Ты абсолютно права, приглашай. Только скажи мне, а это не отразится как-то нехорошо на тебе? Народ-то ведь, он видит…
— А я ни с кем из соседей компании не вожу. Они ж еще Мишку помнят, и так моих нечастых постояльцев обсуждают, все равно новые сплетни пойдут, житья спокойного не будет, народу нынче делать нечего, вот языками и треплют. А Зинке я аккуратно скажу, что вот, мол, друзья мои московские, то, другое. А он не грубый, этот Саня-то твой?
— Да ты что?! Ласковый, как котенок. Это и опасно.
— А почему?
— Попадешься — не вырвешься. Сама не захочешь. Ну, это я про Зину. — Он нахмурился. — А то вдруг она чего не так подумает? А потом никто никого не принуждает, посидим, винца попьем вкусного, закусим твоими чудесами, а там что бог на душу положит… Но ты права, постель ему придется в любом случае поставить на веранде, это чтоб и ты сама не беспокоилась. Ты ж вон какая… жаркая.
— Заботливый… — хмыкнула она.
— Как ты говоришь, — а то? Ну, тогда показывай, что у тебя где.
— Отдыхай, я сама.
— Нет, Дусенька, уж позволь мужскую работу делать мужчине, не хватало, чтоб ты надрывалась.
— Ничего со мной не случится, мы — привычные. Но за заботу — спасибо…
Так хорошо сказала, что у Грязнова что-то в душе повернулось теплой стороной к сердцу. Вот как бывает…
— Это, милая, разве забота? Это — пустяки. А вот где сейчас наш Саня, давай-ка мы с тобой узнаем.
— Ну, узнавай, а я пойду, дела надо делать. — И она, ловко выскользнув из-под его руки, накинула свой халатик и скрылась в соседней комнате.
— Саня, — Грязнов услышал в трубке голос Турецкого, — где ты находишься и чем занимаешься?
— Только что миновал поворот к Иловле. Мне долго еще, не подскажешь?
— Ну, ты — метеор! Сейчас поглядим… — Грязнов взял со стола справочник «Автонавигатор», который привык возить с собой, раскрыл на трассе «М-6» и посмотрел. — Саня, тебе осталось примерно триста шестьдесят верст по прямой. Волгоград обходи со стороны канала, в Волжский не лезь, а то уедешь на другой берег, придется переправу искать. Сколько тебе надо времени, ты в каком состоянии?
— Нормально, выехал сегодня до рассвета, около трех, стараюсь держать свою сотню, да и на трассе не многолюдно. Думаю, с такой скоростью к полуночи буду. А что?
— Приезжай хоть и заполночь, но у меня тогда маленькая просьба. Я не сообразил, — Грязнов заговорил почти шепотом. — Тут две такие прекрасные женщины, старина, что грех оставлять их хотя бы без малого сувенирчика. Потом придумаем чего-нибудь получше, а пока, будь другом, не поскупись, купи парочку красивых летних зонтиков. Где-нибудь в Волгограде, все равно мимо проедешь, а? Мы не будем торопиться, подождем, посидим за столом. Ночью здесь дышать можно.
— Бу сделано, мой генерал… Погоди, только сейчас сообразил?! Ах, ты, бабий угодник! Согрешил уже? Будь честен до конца!
— Буду. Увы, да, и ни о чем не жалею. Чего и тебе всегда желал в жизни.
«Это хорошо, что Саня на машине, — подумал Вячеслав Иванович, — тут и до Астрахани рукой подать». Сам он прилетел самолетом, и его встретил в порту Алексей, он и привез в Ивановское, к Евдокии, — сдал, так сказать, с рук на руки.
Грязнов надел легкие тренировочные шаровары и вышел к Дусе. Рассказал о разговоре с Турецким. И она предложила перенести знакомство на завтра. Приедет человек, гнал фактически сутки, устал, куда ему еще и знакомиться с кем-то?
Не знаешь ты Сани, — возразил он. — Настоящий боец. А на ночь-полночь, нам с ним всегда было наплевать. Вот насчет Зины, это ты подумай, может, неловко получиться. Встретимся, скажем, завтра. Но Саню все равно придется положить на веранде, да? Что-то у меня закралось подозрение, будто просто так у нас с тобой сегодня день не закончится? Она уставилась, оказывается, совершенно рыжими, хитрыми глазами.
— Так ты чего, о нем или о себе беспокоишься?
— О тебе в первую очередь.
— Ишь ты какой! — Она засмеялась и порывисто прильнула к его обнаженной груди, чмокнула. — А я не беспокоюсь, лишь бы ты себя хорошо чувствовал.
Как там получится с дальнейшей рыбной ловлей, подумал Грязнов, еще неизвестно, но то, что он сам уже прочно сидел на крючке, это показалось ему бесспорным.
Зину они решили сегодня на ужин не приглашать, а перенести торжественный обед на завтра, но незадолго до полуночи Грязнов решил выйти на шоссе, чтобы встретить Турецкого у поворота и избавить того от ночного поиска дома Мамонтовой. Дуся увязалась за ним: нехорошо оставлять гостя одного на ночных улицах. Оно хоть и большой опасности нынче не представляет, но еще полгода назад здесь такое творилось! Дуся всплеснула руками и даже глаза свои рыжие, блеснувшие золотом при свете уличного фонаря, закатила. И пока они шли, удаляясь от дома по пустынной главной улице, Дуся успела поделиться с ним тем ужасом, который испытали жители маленькой, в сущности, станицы еще какие-то полгода назад. Действительно кошмар, за короткое время — пять трупов! И это — не Техас какой-нибудь, и даже не Москва…
Показала Дуся и дом, в котором жил убийца, когда проходили мимо. Дом стоял добротный, как и все остальные, окруженный садом, но темный, ибо хозяин его пребывал в тюрьме в Астрахани и ожидал приговора суда. А в соседнем доме, правда похуже и пониже ростом, окна светились. Тут проживала гражданская жена убийцы — тихая и скромная женщина. И вот же угораздило ее влюбиться в будущего преступника. Но, к слову, и с этим вопросом полная неясность. У каждого станичника — своя версия происшедшего, и никто ничего толком так и не знает. Следствие, говорят, все еще идет, но общее мнение астраханских следователей и работников милиции склоняется к тому, что Антон Калужкин — таково имя преступника — и является тем самым кровожадным убийцей, на совести которого столько трупов, что подумать страшно.
Рассказывая, Дуся переходила на шепот, будто боялась, что ее кто-то услышит, и теснее прижималась в Грязнову. Хорошо, на улице в этот час уже никого не было, а то ведь ей же самой потом от сплетен не отмыться. Но — не боялась, вот такая она.
Вышли за околицу и остановились под последним фонарем, чтобы водитель смог их увидеть. Пролетавшие мимо машины, мазали их лучами своих фар, наверняка ведь завидовали, глядя, как немолодой, почти полысевший мужчина обнимал под самым фонарем молодую женщину — другого, знать, места не смог себе найти. А один шутник, пролетая мимо, нажал звуковой сигнал и даже немного притормозил, рассмешив Дусю. Кажется, она была искренне счастлива. «Да много ли женщине надо?» — тайком вздыхал Вячеслав Иванович и пропел: — Ничего не надо, кроме шоколада…
— Ты чего?
— Да так. — Он улыбнулся, снова заметив, как вспыхивают золотом радужки ее глаз. — Однажды оказался я на подмосковной платформе, ждал электричку на Москву. Смотрю, идет такая изящная, очень интересная женщина и ведет за собой маленькую девочку, лет, наверное, пяти, не больше. Она ее держит за ручку, а та приплясывает и поет, — и Грязнов запел фальшивым тонким голосом, копируя ребенка: — «Ай, девочка Надя, чего тебе надя, ничего не надя, кроме шакаладя!»
Дуся звонко рассмеялась.
— Ага! А мать конфузилась и упрекала девочку: «Надя, ну, как ты можешь? Это же неудобно! Это же некрасиво!» Ну да, как же, как же! А та — свое: пляшет и поет. Я рассмеялся, женщина посмотрела на меня и сделала плечами такое движение, будто извинялась, что ничего она не может поделать с упрямым ребенком. Это было так уморительно, что в Москву я приехал в совершенно восторженном настроении. И очень позавидовал тому папе, у которого были такая жена и такая дочь. Искренне позавидовал…
— А у тебя, что?.. — И замолчала. — Извини, если я чего не так.
— Нечего извиняться, никого у меня нет, ни жены, ни дочки, ни сына. Был племянник, которого держал за родного сына. Даже больше. Но случилась трагедия. Впрочем, пусть лучше тебе Саня расскажет, он и сам тогда был уже за чертой, еле вернули. А Денис погиб, и я же его похоронил. И вдруг, представляешь, звонит туда ко мне, в тайгу, Саня и говорит: «Я тут с Дениской на днях встретился, не сразу узнал, он просил тебе привет передать». Дуся, я думал, с ума сойду… А он рассказывает… ну, это неважно. В общем, возвратился я из добровольного изгнания, выслушал детали, а поверить до конца и сейчас никак не могу. Знаешь, русский мужик пока своей рукой не пощупает, не поверит. А чем я от других отличаюсь? Ничем, девочка… — Он обнял голову Дуси и прижался губами к ее виску. Дуся замерла, будто окаменела…
Ознакомительная версия.
