Ознакомительная версия.
Улыбка покинула губы Апостола. Он сурово сдвинул брови и серьезно, делая упор на каждом слове, произнес:
— Я один из вас. И у меня есть нож.
— Что ж… — Боров швырнул в раковину окурок и решительно повернулся к двери. — Тогда за дело.
По улице шли тихо, поеживаясь от порывов ветра и моросящего дождя. В головах у парней играл пивной хмель, но предстоящее «дело» заставляло воздерживаться от пьяной болтовни. Прохожих на улице не было, ветер и дождь загнали всех по домам. На углу дома Боровой, который шел впереди, поднял руку. Парни остановились. Боровой выглянул из-за угла.
— Ну, что там? — нетерпеливо спросил Мельник.
— Закрывает, — ответил Боров. — Нужно подождать.
Ждать пришлось недолго. Спустя минуту Боровой сказал:
— Приготовились.
За углом послышались шаги и негромкое покашливание. Боровой достал из кармана нож и выщелкнул лезвие. Парни последовали его примеру. Несколько мгновений спустя из-за угла вывернул невысокий, пожилой человек в куртке с поднятым воротом.
Боровой шагнул мужчине навстречу и, ни слова не говоря, ударил его ножом в живот. Мужчина ойкнул — не столько от боли, сколько с перепугу, остановился и, постояв с выпученными глазами секунду или две, повалился спиной на стену дома.
— За… что? — прохрипел он. Боровой обернулся к парням.
— Давайте. Каждый, — сказал он.
Парни обступили привалившегося к стене мужчину плотным кольцом. Тот, прижав руки к животу, полным ужаса взглядом смотрел на незнакомцев с ножами в руках.
— Штырь, давай! — приказал Боров.
— Куда бить? — растерянно спросил Штырь.
— Куда придется. Давай, бля!
Штырь слегка размахнулся и воткнул нож мужчине в бок. Выдернул и ошарашенно уставился на окровавленное лезвие.
— Мельник! — скомандовал Боровой.
— Получи, сука! — крикнул Мельник и ударил мужчину ножом в грудь.
Мужчина застонал и стал сползать по стене на асфальт.
— Давайте! Живо, пока никого нет! — прикрикнул на парней Боровой.
Удары посыпались градом. Лезвия ножей тускло вспыхивали в желтом свете фонаря. Через минуту мужчина лежал в луже крови, а новоиспеченные «черные волки» быстро удалялись от места «боевого крещения» по черной, безлюдной улице. Все прошло быстро и просто.
Перед домом Борового остановились. Лица у всех были возбужденные.
— Блин, — поморщился Штырь, глядя на свои руки. — Пальцы трясутся.
— У меня тоже, — сказал Мельник.
— И у меня. И у меня, — тихо загалдели парни. Апостол посмотрел на чернявого Кержнера.
— А у тебя, Сергей? — поинтересовался он. — У тебя руки не трясутся?
Кержнер хотел ответить, но вместо этого издал горлом какой-то невразумительный звук и лишь махнул рукой. Даже в тусклом свете фонаря было видно, каким бледным стало его лицо.
— Плохо выглядишь, — тихо сказал ему Апостол. — Тебя что, мутит?
Кержнер не ответил.
— Что будем делать дальше? — спросил у Борового Мельник.
— Надо расходиться, — ответил тот.
— У меня на руках кровь, — пожаловался Мельник. — И на рукаве. Помыть бы.
Боровой посмотрел на его рукава и кивнул:
— Ладно. Сейчас все идем ко мне. Смываем кровь и расходимся. Только тихо, а то соседи услышат.
Боровой повернулся и зашагал к подъезду. Парни, тихо переговариваясь, двинулись за ним.
Через два дня Мельник позвонил Апостолу.
— Слышь, Апостол, надо встретиться, — прошептал он в трубку хриплым, взволнованным шепотом.
— Мы же договорились — встречаться только в крайних случаях, — строго сказал Апостол.
— Можешь считать, что такой случай настал, — усмехнулся Мельник. — Короче, тут такая бодяга…
— Не по телефону, — оборвал его Апостол. — Помнишь кофейню, в которой ты познакомился с Боровом?
— А, он тебе и про это рассказывал?
— Он много чего мне рассказывал. Встречаемся там через час. Успеешь?
— Должен.
— Давай.
Был промозглый апрельский вечер, на улице завывал ветер, но в кофейне было тепло и уютно. Ожидая Мельника, Апостол заказал себе большую чашку кофе «американа». Попивая кофе и размышляя, он вспомнил о том, что случилось два дня назад. Вспомнил пьянящий восторг, который испытал, когда нож вошел в живую плоть. Все это было здорово, но слишком уж быстро и сумбурно. Вот если бы подольше, чтобы успеть хорошенько прочувствовать и просмаковать каждое мгновение…
Апостол тряхнул головой. Нет, в таких делах медлить нельзя. Нужно беречь силы и не оставлять следов. Быстро сделал — быстро ушел.
Апостол отхлебнул кофе и посмотрел в окно. Мельник шел по другой стороне улицы, сунув руки в карманы куртки. На этот раз куртка была не черная (конспирация), а синяя, обычная, с идиотским капюшоном. Перед тем как перейти улицу, Мельник на секунду остановился и быстро зыркнул глазами по сторонам. «Молодец, — подумал Апостол. — Из этого парня, пожалуй, выйдет толк».
Когда Мельник вошел в кофейню, Апостол как раз заказывал себе вторую чашку кофе.
Кепка и куртка Мельника были влажными от дождя. Когда он снимал кепку, несколько холодных капель упали Апостолу на лицо, и тот поморщился.
— Итак? — заговорил Апостол, когда Мельник окончательно уселся и перестал вертеться. — Что ты хотел мне сказать?
Мельник, в своей мышиной манере, зыркнул глазами по сторонам, чуть наклонился вперед и затараторил, выкатив на Апостола меленькие глазки-бусинки.
— Я по поводу Кержнера. Он меня беспокоит.
— Кержнер? — поднял брови Апостол. — Сергей Кержнер? А почему ты позвонил мне, а не Борову?
Мельник усмехнулся, обнажив два ряда мелких, желтоватых зубов.
— Потому что Боров его друг. Он не станет меня слушать, а тебя — станет. Поэтому я решил поговорить с тобой.
— Гм… — Апостол задумчиво поскреб пальцами румяную, плохо выбритую щеку. — Вообще-то логично. И что случилось с Кержнером?
Мельник сдвинул черные бровки-стрелки и тихо спросил:
— Ты знаешь, что он еврей?
— Догадывался, — усмехнулся Апостол. — Это все, что тебя беспокоит?
Мельник покачал головой и затараторил:
— Нет. Просто последние дни… После того как мы… Ну, ты понимаешь. В общем, Кержнер последние два дня ведет себя странно.
Подошла официантка и поставила перед Апостолом кофе. Дождавшись, когда она ушла, Апостол тихо спросил:
— И в чем это выражается? Что такого странного делает Кержнер?
— По-моему ему снесло крышу, — сказал Мельник. — Позавчера… После того как мы… — Мельник замялся.
— После акции, — подсказал ему Апостол.
— Да, после акции. Мы шли с Кержнером вместе к метро, и он сказал, что мы… сделали ошибку.
— Ошибку? — мягко усмехнулся Апостол. Мельник кивнул:
— Да. Он сказал, что одно дело громить ларьки, другое — убивать живого человека. Он сказал, что ему не по себе и что его тошнит. А когда мы подошли к метро — проблевался. Прямо возле входа, даже до урны не дошел. Хорошо еще, что ментов поблизости не было.
— Гм… — Апостол вновь поскреб пальцами щеку. — Что еще он говорил?
— В тот вечер ничего. А вчера… когда мы были на матче… точнее, уже после матча, когда возвращались домой… в общем, он понес какую-то херню про то, что человеку воздается за грехи. И что наказания никому не избежать. Я спросил — чего он гонит? Какие, на хрен, грехи? А он ответил: «Ты сам знаешь какие». А потом замолчал и до самого метро со мной не разговаривал.
— Это все? — спросил Апостол, внимательно выслушав Мельника.
Тот покачал головой:
— Нет. Сегодня он мне позвонил и сказал, что наша организация — бред собачий. И что раньше мы были людьми, а теперь стали псами, а наши хозяева — Боров и ты. И что он не хочет плясать под вашу дудку.
— Так и сказал? — усмехнулся Апостол.
— Так и сказал. Кстати, ты кофе пить будешь? Если нет, то…
Апостол молча пододвинул Мельнику свою чашку.
— Вот спасибо! Я же говорил Кержнеру, что ты нормальный пацан. А он — «Апостол гнида, Апостол гнида».
Мельник взял чашку обеими руками и звучно отхлебнул. Облизнул мокрые губы и с улыбкой протянул:
— Лепота-а.
— Так говоришь, Кержнер называл меня гнидой? — спокойно уточнил Апостол.
— Угу. Не нравишься ты ему.
— Только ему?
— Ну да. А кому еще?
— А остальные? Как они ко мне относятся? Мельник пожал острыми плечами:
— Да нормально. Ты же с Боровом, а Борова пацаны конкретно уважают. Слышь, Апостол, только ты сам с ним поговори, ладно? Если я ему чего-нибудь про Кержнера вякну, он меня тут же уроет. Они же с детства дружат.
— Хорошо. Я с ним поговорю.
— Вот и ладушки. А я побегу. Мне еще в училище.
Мельник допил кофе, встал со стула, пожал Апостолу руку и мелкой рысцой двинулся к выходу. Апостол проследил за ним взглядом. Посмотрел, как Мельник, вжав голову в плечи, перебегает дорогу. Затем отвел взгляд от окна, посмотрел на пустую чашку и поморщился.
Ознакомительная версия.
