– Мама миа, кто ж его так? Трактором, что ли, ему по роже проехались?
Вместо лица у утопленника было какое-то сплошное месиво. Слава богу, хоть без крови – труп, по-видимому, довольно долгое время лежал в воде. Но все равно зрелище не особенно возбуждало – лицо превратилось в белый фарш, другое слово и подобрать трудно. О том, что это голова, а не какая-нибудь другая часть тела, свидетельствовало лишь наличие волос.
– Между прочим, Толян, ты, как настоящий полицейский, должен оказать ему первую помощь. Ну-ка, быстренько искусственное дыхание изобрази. Рот-в-рот. Платочек дать?
– Надо сначала найти, где у него рот.
Со стороны этот диалог оперов мог показаться весьма циничным. Но только со стороны. В тесном кругу оперов подобные шуточки были вполне обычной вещью. Иногда при осмотре трупов остроты сыпались без перерыва – опера замолкали только в том случае, если подходили посторонние или родственники покойного. А что делать? Смешное и страшное почти всегда рядом, а иногда даже переплетаются. И если воспринимать ситуацию односторонне, то можно просто свихнуться, особенно на такой работе, где каждый день встречаешься со смертью. Особенность острить при виде мертвецов замечается, кстати, не только среди сотрудников милиции, но и среди врачей, пожарных и работников морга.
– Не иначе в Красненькой пираньи завелись, – сморщившись пробормотал Соловец. – Надо куртку расстегнуть.
Утопленником оказался мужчина лет тридцати, худощавого телосложения, черноволосый. Особых примет на лице обнаружить, естественно, не представилось возможности.
Одет он был в короткую черную куртку, джинсы, ботинки. Под курткой виднелась светлая рубашка с галстуком, фасон которого давным-давно вышел из моды.
Дукалис расстегнул молнию.
– О, черт!
На светлой рубашке в районе сердца красовалось бурое пятно с отверстием в центре. Мужчина был застрелен.
– Точно в яблочко, – заметил Кивинов. – Не мучал-ся. Кто ж так метко бьет?
Соловец посмотрел на свет полу куртки.
– Вот дырка. И стреляли вроде не в упор. Да, выстрел мастерский. Толик, посмотри, что у него в карманах. Может, документы найдутся?
С процессуально-законной точки зрения данные указания, если выразиться помягче, были некорректными. Вытаскивать тело из воды до приезда экспертов и так являлось грубым нарушением, не говоря уже о том, чтобы шмонать по карманам. Но как любил повторять Соловец: «Бросьте вы эти условности, в нашем деле главное – быстрый старт».
Дукалис, будучи по природе парнем не брезгливым, присел на корточки и выгреб содержимое карманов, предварительно освободив их от тины, мелких ракушек и случайно заплывших пиявок.
Кивинов поднялся с колен и огляделся. «Интересно, почему эта речка называется Красненькой? Совсем не подходящее название».
Черная вода речушки текла меж двух не менее черных берегов, на которых валялись какие-то бетонные сваи, обломки деревянных и пластиковых ящиков, куски ржавой арматуры. Тут же возвышались кучки щебенки, гравия, угля и песка. Веселая картинка. Ветер перекатывал от кучи к куче бумажные стаканчики, поднимал в воздух обрывки бумаги, окурки и прочий мусор.
«Да, – подумал Кивинов, – это скорей не Красненькая, а Черненькая речка. Надо было так и назвать. Хотя нет, Черная уже есть, это там, где Пушкина убили. Представляю, что там творится. Хотя дело не в названии».
– Ничего нет, – сказал наконец Дукалис. – Пусто.
– А кто его заметил? Надо бы опросить.
– Мужик какой-то милицию вызвал, – пояснил Соловец. – Звонил с кооперативной стоянки, сторож, наверно. А, вон идет кто-то, может, он?
– Вряд ли это сторож. Это какая-то ходячая фабрика по переработке спиртного. И судя по лицу, спирта сквозь него протекло больше, чем воды в этой речке.
Мужчина подошел к операм и, с трудом затормозив, произнес:
– Точно утопленник. А я думаю – вызывать милицию, не вызывать. Правильно сделал, что вызвал. Вы не знаете, не приезжали еще?
– Мы и есть милиция, – ответил Соловец. – Значит, это вы его обнаружили?
– Я.
– А чего вас сюда занесло?
– Так я бутылки из речки ловил. Вон в тех кустах я сачок прячу. Там, чуть вверх по течению, их часто в воду выбрасывают. А тут кусты – они и задерживаются. А я ловлю.
– Понятно. Давно его заметили?
– Да с час назад.
– Ясно. Посидите где-нибудь в сторонке, только не уходите. Вас допросят.
Мужичок, забрав сачок, отошел в сторону.
– Рыбачок, твою мать, – проворчал Соловец. – Вы-ловил «глухаря». Толик, сходи, отзвонись дежурному, мы пока мужика осмотрим.
Дукалис ушел звонить, а Кивинов с шефом снова склони-лись над мужчиной.
Карманы были уже вывернуты. Содержимое представляло собой обычный дежурный набор – расческа, дешевый кошелек с мелочью, пара ключей на кольце, грязный платок. Явно недостаточно, чтобы установить личность покойного. Правда, в кошельке среди бумажных рублей спрятался клочок бумаги с телефоном, написанным вертикально, то есть сорванным с объявления.
– Хоть что-то, – промолвил Соловец. – Ты все выгреб?
– Ну, если только у него в носках еще что-то завалялось…
– Смотри-ка, вот здесь, видишь, возле большого пальца пять точек?
– Судимый?
– Точно. Зоновская наколка.
– Ну, тогда проблем нет. Через пару дней будем знать, что это за ныряльщик.
– Да, если он питерским судом осужден.
Вернулся Дукалис.
– Следак прокурорский выехал с экспертом. Медик попозже будет.
– Подождем.
– Это чья территория?
– Петрова.
– Андрей Васильевич, помоги Мише. У тебя сейчас материалов немного.
– Хорошо. Ты только паспорта эти ворованные участковым отписывай. Что они, разобраться не смогут, что ли? Не глупее нас.
– Добро. Толик, перезвони еще раз в отделение, пусть установят этот телефончик.
Дукалис снова ушел звонить. Соловец достал «Беломор», прикурил и присел на валявшийся неподалеку ящик. Кивинов опустился на корточки и стал рассматривать убитого.
– Интересно, как его сюда принесло? Красненькая километра четыре по Красносельскому району течет. Неужели его раньше не заметили?
– Может, его здесь выкинули?
– Вряд ли. На нашей земле к речке не подъехать – сплошные заросли.
– В принципе, ничего удивительного. Мне как-то рассказывали, как утопленники находятся. Вылавливает, к примеру, водная милиция в финском заливе жмурика и буксирует его в чьи-нибудь территориальные воды, где и вызывает местных. Вот, мол, у вас нашли. А те, не будь дураками, бутылку водникам дают и предлагают протащить пловца чуть подальше, на территорию соседнего отделения. Там тоже не дураки сидят, тоже бутылку предлагают. В итоге покойник, нырнувший в финский залив, «всплывает» где-нибудь в Фонтанке. Но как он у нас оказался, ума не приложу.
– Ну, что расселись? – раздался сзади недовольный голос. – Второго пловца ждете?
Сидевшие обернулись. Над ними возвышался непонятно откуда взявшийся опер 22-го убойного отдела Главка Гриша Борисов.
– Свидетелей опросили? Обход сделали? – продолжал он. – Вас что, все время погонять надо?
– Гриша, ты откуда здесь?
– Рыбку тут ловлю, на «живца». Заявка по «02» прошла, нам тоже передали. Сделали что-нибудь? Кто его обнаружил?
– Вон дядька с сачком сидит. Он и выловил, вместо бутылки.
Борисов, подняв воротник плаща и надвинув на глаза кепку, с самым серьезным видом направился к ловцу бутылок.
– С чего он такой злой сегодня? – спросил Кивинов.
– А, – махнул рукой Соловец, – выговор на днях схлопотал. Ты что, не слышал? Подвыпил, зашел в тир пневматический. Там пацаны из «воздушек» палят. Гриша тоже попробовал. Стрелял, стрелял, рублей сто спустил, а никуда не попал. Разозлился, что за винтовки у вас, говорит, никуда не годятся на хер. Достал свой «Макаров» и давай по мишеням палить. Тирщик с перепугу на пол хлопнулся. Пацаны разбежались. Кто-то милицию вызвал. Гришу тормознули. Ну, потом разобрались, конечно.
– Так а выговор-то за что? Ну пострелял человек, обычное дело.
– Выговор за то, что он и из «Макарова» ни в одну мишень не попал.
– А, тогда правильно. Это же позор, никакой профпри-годности.
Вернулся Дукалис.
– На Долгом озере телефон. На какого-то Штофмана записан.
– Ладно. Толя, оставайся здесь, дождись группу, а мы в отделение. Если что, звони, хотя вряд ли ты тут что-нибудь еще найдешь.
Волоколамское шоссе сверкало огнями вечерних фонарей. Поток машин создавал иллюзию сверкающей реки. Над Тушино сгустились осенние сумерки. Мелкий дождь заставил редких прохожих раскрыть зонты и ускорить шаг. Этот район Москвы не был престижным, и поэтому гуляющей и приезжей публики, в отличие от центра, наблюдалось немного. Выходящие из метро бегло, не задерживаясь, осматривали кооперативные ларьки, что-то покупали и, подгоняемые дождем, спешили по домам.
Человек в «Жигулях» перестроился в правый ряд, сбавил скорость и свернул во двор старого пятиэтажного дома. Подъехав к кочегарке, он заглушил мотор и погасил фары.
