Я сразу заметил что-то странное. Неправильное.
Тело образовало выпуклость в центре, но по краям мешок был абсолютно плоским. Я с ужасом смотрел на него. Останки.
Доктор Карбондейл встала с другой стороны стола, напротив нас, и потянула молнию.
– Верхний мешок наш, это для снижения температуры, – пояснила она. – Я закрыла все, закончив исследование.
Внутри этого мешка был второй, напоминающий промышленный пластик. Матовый, но достаточно прозрачный, он позволял разглядеть лежавшие в нем мясо, кровь и кости.
Я на несколько секунд отключился, не желая видеть то, что видел. В этом мешке были останки, но не тело.
Каролин не была уже Каролин.
Возвращение в Вашингтон напоминало бесконечный дурной сон. Когда мы с Бри приехали домой, там было необычно тихо. Я подумал, не разбудить ли Нану, но поскольку она не встала сама, мне стало ясно, что она крепко спит, и ей нужен отдых. Плохие новости подождут до утра.
Торт в честь дня моего рождения стоял нетронутый в холодильнике, но кто-то положил на столешницу упаковку с авиабилетами американских авиалиний. Я долго смотрел на нее, постепенно осознавая, что это два билета до Сент-Джона, острова в Карибском море, где мне всегда хотелось побывать. Но это уже не имело значения, теперь все придется отложить. Мне казалось, будто я медленно двигаюсь, а какие-то детали вырисовываются с особой четкостью.
– Тебе надо лечь. – Бри взяла меня за руку и вывела из кухни. – Тогда по крайней мере завтра утром ты начнешь соображать.
– Ты хочешь сказать, сегодня, – уточнил я.
– Нет, завтра, когда отдохнешь.
Я заметил, что она не сказала «поспишь». Мы пошли наверх, разделись и свалились в постель. Бри не отпускала мою руку.
Прошел час или около того, а я все еще пялился в потолок. С того мгновения, как мы покинули Ричмонд, меня терзал вопрос: почему?
Почему это случилось? Почему с Каролин? Почему этот чертов измельчитель? Почему останки вместо тела?
Мне, детективу, следовало бы думать о вещественных уликах и о том, к чему они меня приведут, но сейчас, лежа в темноте, я чувствовал себя не столько детективом, сколько дядей и братом.
Однажды мы уже теряли Каролин. После смерти Блейка ее мать не пожелала иметь ничего общего с семьей и уехала, даже не попрощавшись. Сменила номера телефонов. Возвращала подарки на дни рождения. В то время все это казалось невероятно печальным, но с той поры я не раз убеждался в том, что людям нравится страдать и наносить себе раны.
Около половины пятого я спустил ноги с кровати и сел. На душе у меня ничуть не полегчало.
– Ты куда? Еще ночь, – сказала Бри.
– Не знаю, может, в контору. Попробую что-нибудь сделать. Спи.
– Я не спала. – Она села за моей спиной и обняла меня за плечи. – Ты не один. Что бы ни случилось с тобой, я рядом.
Опустив голову, я слушал ее успокаивающие слова. Бри права – в этом деле мы вместе. Так было всегда с той поры, как мы встретились, и это здорово.
– Я сделаю все, чтобы помочь семье пережить это, – сказала она. – Завтра мы с тобой отправимся туда и начнем выяснять, кто совершил такое ужасное преступление. Слышишь?
В первый раз после звонка Дэвиса я ощутил тепло в груди: не счастье, не облегчение, но хотя бы признательность. За то, что чему-то можно радоваться. Я прожил большую часть жизни без Бри, и теперь даже не представляю, как мне это удалось.
– Как я отыскал тебя? – спросил я. – С чего мне так повезло?
– Это не везение. – Бри еще крепче прижалась ко мне. – Это любовь, Алекс.
Габриэлю Ризу показалось правильным и даже забавным, что для этой странной, в сущности, беспрецедентной встречи среди ночи было выбрано именно это здание, изначально построенное для размещения государственного департамента, департамента ВМС и военного министерства. Риз осознавал глубокую историчность всего, что он делал. Можно сказать, что Вашингтон был в крови трех поколений его семьи.
Ризу позвонил сам вице-президент, причем голос его звучал довольно напряженно, а ведь Уолтер Тиллман руководил двумя компаниями из ста, принадлежавших «Форчун», поэтому на деле знал, что такое давление. Он не упомянул ни о каких деталях в разговоре с Ризом, просто велел ему прибыть немедленно в здание Исполнительного управления президента Эйзенхауэра. Технически в этом офисе теперь принимали высокопоставленных гостей, и все государственные деятели от Джонсона до Чейни приветствовали там лидеров со всех концов света.
Но самое существенное состояло в том, что это здание находилось далеко от Западного крыла, а значит, от глаз и ушей. В этом наверняка и была цель устроителей этой тайной встречи.
Приехав туда, Риз обнаружил, что двери во внутренний офис закрыты. Дэн Корморан, глава секретной службы Белого дома, стоял у дверей, а еще два агента располагались по обеим их сторонам.
Риз вошел, Корморан последовал за ним.
– Сэр? – произнес Риз.
Вице-президент Тиллман стоял к ним спиной в дальнем конце комнаты. В окнах отражались наполовину зажженные шары потолочных газовых светильников – явная имитация. Несколько моделей судов в стеклянных футлярах говорили об истории здания. В этом офисе во время Второй мировой войны работал генерал Першинг.
Тиллман повернулся и заговорил:
– У нас неприятная ситуация, Гейб. Проходи и садись. Все скверно. Так скверно, что дальше некуда.
Агент Корморан выступил вперед и встал рядом с вице-президентом. Это неприятно удивило Риза: он был начальником штаба и понимал, что начальник секретной службы не должен знать больше его. Но сейчас он явно знал больше. Что же, черт возьми, произошло? И с кем?
Вице-президент кивнул Корморану и тот заговорил:
– Благодарю вас, сэр. Гейб, сохрани в тайне то, что я сообщу тебе; распространение такой информации расценивается как уголовное преступление. Уясни это, прежде чем я…
– Валяй, Дэн, выкладывай.
Гейб Риз относился к Корморану с симпатией, но ему не нравилось, когда тот нарушал субординацию. Тиллман вызвал их обоих. Он держал их возле себя со времен филадельфийского господства, так что они могли рассчитывать на определенную свободу действий. Однако Ризу казалось, что Корморан пользуется этой свободой несколько больше, чем следует. Хотя, возможно, и Корморан считает, что Риз слишком много себе позволяет.
– Ты когда-нибудь слышал, чтобы имя Зевс упоминалось в контексте, связанном с работой? – спросил агент. – Зевс, как бог у греков.
Риз задумался. Секретная служба часто меняла кодовые имена своих подопечных, но это имя не было ему знакомо, так что наверняка оно из высших слоев.
– Едва ли. А должен?
Корморан, не ответив, продолжил:
– За последние полгода отмечено много случаев исчезновения людей, все на атлантическом побережье. В основном женщины, но есть и несколько мужчин, и все они принадлежат к определенной профессии, думаю, ты меня понимаешь. Пока не найдено ничего, что связывало бы их.
– До настоящего момента, – перебил его Риз. – Что, черт побери, происходит?
– Наш разведывательный отдел имеет три разных перехвата, привязывающих этого типа Зевса к трем разным случаям. Вчера имя всплыло снова, на сей раз в отделе по расследованию убийств. – Он помолчал. – Все это секретно, сам понимаешь.
Риз терял терпение.
– Какое отношение все это имеет к вице-президенту? Или к президенту, раз уж вы меня вызвали? Я не уверен, что мы вообще должны обсуждать это.
– Этот Зевс, – вступил в разговор Тиллман, – кто бы он ни был, имеет какую-то связь с Белым домом, Гейб.
– Что?! – Риз вскочил с кресла. – Какую связь? Что вы хотите сказать конкретно? Что здесь вообще происходит, черт побери?
– Мы не знаем, – признался Корморан. – Это первая часть проблемы. Вторая – защитить администрацию от кого бы то ни было.
– Твоя работа прикрывать вице-президента и президента, а не всю администрацию. – Риз повысил голос.
– Моя работа расследовать и предупредить потенциальную угрозу… – возразил Корморан.
– Пожалуйста, замолчите оба, – бросил Тиллман. – Это наше общее дело, или встреча немедленно закончится. Понятно?
Они ответили в унисон:
– Да, сэр.
– Дэн, что думаешь ты, я уже знаю. Гейб, прошу тебя высказаться откровенно. Я не уверен, что мы должны все скрывать. Это вполне может обернуться против нас и укусить нас, и речь здесь идет не об осуждении или укоризненном похлопывании по руке. С конгрессом этот номер не пройдет. И с прессой тоже. Особенно когда вопрос касается убийства.
«Убийства? Милостивый Боже!» – подумал Риз.
Он провел ладонью по волосам, поседевшим в двадцать лет.
– Сэр, едва ли непродуманный ответ в ваших интересах, да и президента тоже. Это что, слухи? Есть ли реальные факты? Какие именно факты? И президент уже знает?
– Все дело в том, что на этом этапе мы знаем слишком мало. Черт, Гейб, неужели ты нутром ничего не чувствуешь? Я знаю, у тебя есть своя точка зрения. И нет, президент ничего не знает.
