— Ну что ты хочешь знать? Влюблен ли я в проститутку? Это фантазм всех мужчин. Любить шлюху. Вырвать ее из лап сутенера. Стать ее «котом». Держать ее при себе. Женщину-предмет… (На меня обрушилась усталость. Я чувствовал, что мои силы на исходе. Последние силы.) Я не знаю, где она, женщина моей жизни. Наверное, ее не существует на свете.
— У меня только студия. Ты знаешь.
— Не беспокойся. Я найду.
Бабетта достала из сумочки конверт, вскрыла и протянула мне фотографию.
— Я пришла для того, чтобы показать тебе вот это.
Несколько мужчин за столом в ресторане. Одного я знал. Это был Морван. Я проглотил слюну.
— Тот, кто справа, Жозеф Поли. Его распирает честолюбие. Он строит из себя преемника Дзукки. Один из убийц с площади Оперы — это, наверняка, Жозеф. Он друг Смуглого Джеки. В восемьдесят первом году он принимал участие в ограблении в Сен-Поль-де-Вансе. (Я вспомнил. Украли драгоценностей на семь миллионов франков. Смуглого Джеки задержали, но отпустили на свободу, поскольку главный свидетель отказался от своих показаний.) Тот, кто стоит, — продолжала Бабетта, — брат Жозефа Эмиль. Специализируется на рэкете, игральных автоматах и дискотеках. Несмотря на добродушный вид, гнусный тип.
— Они угощают Морвана?
— А слева Люк Веплер, — продолжала она, пропустив мимо ушей мой вопрос. — Он очень опасен.
От рассказа о нем у меня мороз побежал по спине. Веплер, родившийся в Алжире, совсем юным завербовался в парашютно-десантные войска и скоро стал активным членом ОАС[28]. В шестьдесят пятом году он оказывается в службе безопасности Тиксье-Виньянкура.
Неудача адвоката на выборах отвращает Веплера от официального экстремизма. Он снова возвращается в строй десантников. Потом служит наемником в Родезии, на Коморских островах, в Чаде. В семьдесят четвертом году он в Камбодже, в числе военных советников американцев, которые воевали с красными кхмерами. После этого он продолжал действовать в Анголе, Южной Африке, Бенине; в Ливане он в фалангах Бехира Жмайеля.
— Любопытный тип, — сказал я, мысленно представляя себе встречу с ним один на один.
— С девяностого года он активист Национального фронта. Это жертвы экономического кризиса. Безработные. Люди, разочаровавшиеся в социализме и коммунизме. С другой стороны, активные бойцы. Веплер занимался последними. Самыми решительными. Теми, кто пришел из Французского дела, или Фронта борьбы с коммунизмом. Их организуют в боевые ячейки. Эти люди готовы к драке. У Веплера репутация человека, который умеет воспитывать молодежь. Я хочу сказать, что ты ему либо подходишь, либо уходишь.
Я не отрываясь разглядывал фотографию. Я был словно загипнотизирован синим, напряженным, ледяным взглядом Веплера. С такими я сталкивался в Джибути. С хладнокровными специалистами по смерти. Шлюхами империализма. Его потерянными детьми. Заброшенными в мир и ненавидящими всех за то, что они «рогоносцы Истории», как выразился однажды Гарель, мой аджюдан — шеф.
Потом я рассмотрел на фото еще одного, мне знакомого. На заднем плане, справа за другим столом. Это был Красавчик Тони.
— Ты этого знаешь?
— Нет.
— А я познакомился с ним сегодня вечером.
Я рассказал Бабетте, как и почему я с ним встретился. Она недовольно поморщилась.
— Плохо дело. Фото было сделано во время обеда самых больших фанатиков. Они даже не входят в число активистов Национального фронта.
— Ты хочешь сказать, что братья Поли примкнули к фашистам?
Она пожала плечами.
— Они жрут вместе. Вместе веселятся. Поют фашистские песни. Как в Париже у Женни, ты знаешь. Это ничего не доказывает. Ясно одно — они должны обделать какое-то дельце. Братья Поли должны в нем свое получить. В противном случае я не понимаю, почему они вместе дохнут со скуки. Но связь есть. Это Морван. Его воспитал Веплер. В Алжире в 1-м полку парашютистов-десантников. После 68-го года Морван был активистом организации Фронта борьбы с коммунизмом, где стал руководителем боевой группы. Тогда-то он снова встретил Веплера, и они по-настоящему сдружились… — Она посмотрела на меня, улыбнулась и, уверенная в эффекте своих слов, прибавила: — А Морван женат на сестре братьев Поли.
Я присвистнул.
— У тебя еще много подобных сюрпризов?
— Батисти.
На фото он фигурировал на переднем плане. Но со спины. Я просто не обратил на него внимания.
— Батисти, — глупо повторил я. — Конечно. Он тоже повязан с ними?
— Его дочь Симона — жена Эмиля Поли.
— Значит, семья?
— Семья и прочие. Это и есть мафия. С Герини было точно так же. Дзукка был женат на двоюродной сестре Вольгро, Неаполитанца. Если в Марселе не будет семьи, все с треском развалится. Дзукка понимал это. Потому и примыкал к семье.
— «Nueva famiglia», — сказал я с горькой улыбкой. — Семья новая, а мерзости старые.
Снова пришла Мари-Лу, закутанная в большую махровую простыню. Мы почти забыли о ней. Ее появление стало порывом свежего воздуха. Она посмотрела на нас, как на заговорщиков, потом закурила, налила нам по приличной порции виски «лагавюлен» и опять удалилась в дом.
Вскоре до нас донеслись сначала звуки бандонеона Астора Пьяццоллы, затем саксафона Джерри Муллигэна. Один из самых прекрасных музыкальных дуэтов этих последних пятнадцати лет. «Буэнос-Айрес», «Двадцать лет спустя».
Передо мной оказался набор разрозненных фактов. Осталось только свести их воедино. Уго, Дзукку с Морваном. Аль Дакиля, его телохранителей и двух убийц с Морваном и Тони. Лейлу с Тони и двумя убийцами. Но все они не связывались друг с другом. Но куда девать Батисти?
— А это кто? — спросил я, показав на фото на очень изысканного мужчину, сидящего справа от Жозефа Поли.
— Не знаю.
— Где этот ресторан?
— На туристской базе Рестанк. При выезде из Экса, по дороге на Вовенарг.
У меня в голове мгновенно вспыхнули сигналы опасности. Сведения об Уго я перевел на Лейлу.
— Лейла! Ее труп мы нашли недалеко оттуда.
— Что она могла там делать?
— Этот же вопрос я задаю себе.
— Ты веришь в совпадения?
— Я не верю ни во что.
Я проводил Бабетту до ее машины, предварительно убедившись, что на улице не подстерегает никакая опасность. Никто не поехал за ней следом. Ни машина, ни мотоцикл. Снаружи я ждал еще несколько минут. Успокоившись, я вернулся в дом.
— Будь осторожен, — сказала она.
Она ласково погладила меня по затылку. Я обнял ее.
— Я уже не могу отступать, Бабетта. Не знаю, куда это меня заведет. Но я не отступлю. У меня в жизни никогда не было цели. Сейчас она у меня есть. Какая бы она ни была, но меня она устраивает.
Мне понравился блеск ее глаз, когда она оторвалась от меня.
— Единственная цель — это жить.
— Что я и говорю.
Теперь мне надо было противостоять Мари-Лу. Я надеялся, что Бабетта останется. Они могли бы спать в моей постели, а я на диване. Но Бабетта мне ответила, что я довольно высокого роста, чтобы спать на диване, даже в ее отсутствие.
Мари-Лу держала в руках фотографию.
— Кто они такие?
— Грязные сливки общества! И опасные, если хочешь знать.
— Ты займешься ими?
— Очень может быть.
Я взял у нее фотографию и еще раз рассмотрел ее. Она была сделана три месяца назад. По воскресеньям вечером «Рестанк» обычно закрыт. Бабетта получила фото от журналиста из «Меридиональ», приглашенного на праздник. Она попытается побольше разузнать о его участниках, а главное, о том, что там потихоньку затевали вместе братья Поли, Морван и Веплер.
Мари-Лу сидела на диване. Подобрав под себя ноги. Она подняла на меня глаза. Следы побоев почти исчезли.
— Ты хочешь, чтобы я ушла, да?
Я показал ей на бутылку виски «лагавюлен». Она кивнула в знак согласия. Я наполнил два стакана и один подал ей.
— Я не могу все тебе объяснить. Я влип в большую неприятность, Мари-Лу. Вчера вечером ты это поняла. Дела пойдут еще хуже. Находиться здесь станет опасно. Это крутые ребята, — закончил я, снова вспомнив о рожах Морвана и Веплера.
Она не сводила с меня глаз. Я очень сильно ее желал. Мне хотелось наброситься на Мари-Лу и взять ее прямо здесь, на полу. Это был простейший способ избежать разговора. Я не думал, что она тоже хотела, чтобы я набросился на нее.
— Я это поняла. А кто я для тебя?
— Шлюха… Которая мне очень нравится.
— Подлец!
Она швырнула в меня свой стакан. Я это предчувствовал и увернулся. Стакан разбился о плиточный пол. Мари-Лу застыла неподвижно.
— Хочешь другой стакан?
— Да, пожалуйста.
Я снова налил ей виски и сел рядом. Самое трудное осталось позади.
— Ты хочешь уйти от своего сутенера?
— Я не умею ничего делать.
— Я хотел, чтобы ты занялась чем-нибудь.
— Ах, вот как. Но чем? Пойти кассиршей в «Призюник», да?