Только когда я довезла Гошу до бабушки, я вздохнула более или менее спокойно. Потом я представила себе, как взлетает на воздух чужая квартира, и в каких бы я с Машкой ни была отношениях, я буду должна ей по гроб жизни.
На ватных ногах дойдя до квартиры, я позвонила шефу.
— Владимир Иванович, — сказала я, у меня в квартире бомба.
Бедный наш шеф! Чего только не приходилось ему выслушивать от своих подопечных за долгие прокурорские годы…
Иногда у нас клинило башку, и мы могли так пообщаться с Владимиром Ивановичем! Я до сих пор со стыдом, а иногда со смехом вспоминаю, как мы с ним возвращались из городской прокуратуры, он — с коллегии, а я от зонального, и оба ехали в машине, погруженные в свои мысли. Я пыталась решить юридический казус: мой обвиняемый, с отягощенным анамнезом (четырежды судимый), во время пьянки выяснил, что пил из одного стакана с «петухом» — опущенным в зоне. Чтобы избежать позора огласки, в ярости от нахальства «петуха», севшего за один стол с правильными людьми, и от собственного прокола, мужик зверски убил «петуха», а в качестве завершающего штриха засунул ему пониже спины ножку от табуретки. У нас с зональным прокурором возник теоретический спор, как квалифицировать этот акт, — как совершение насильственных действий сексуального характера или как причинение телесных повреждений. Так мы и не пришли к единому мнению. Клиент явно не преследовал цели получения сексуального удовлетворения, но определенный сексуальный подтекст в его действиях имелся… Проезжая по набережной, шеф благостно воскликнул: «Красота-то какая, Мария Сергеевна! Правда?» И поинтересовался: «О чем вы задумались?» И я, глядя в окно машины на сверкающую на солнце воду под высоким ажурным мостом, доверчиво спросила: «Владимир Иванович, вот если один мужчина другому вводит в задний проход ножку от табуретки…» — «О Господи!» — только и смог вымолвить шеф…
Владимир Иванович постарался успокоить меня, как мог, сказал, что договорится с РУВД и немедленно пришлет мне специалистов. Через полчаса вместе со специалистами приехал и он сам.
Сначала со сложной аппаратурой обошли всю лестничную площадку, потом вошли в квартиру, обошли и ее. Потом надели резиновые перчатки и с большими предосторожностями достали из люстры загадочный предмет. Поколдовали над ним и объявили, что это не взрывное устройство, а всего лишь подслушивающее, правда, новейшей конструкции, с цифровой системой записи и передачи информации, с таким они еще не сталкивались. После этого они предложили уж заодно проверить всю квартиру и очень быстро нашли такой же приборчик за холодильником на кухне.
Поскольку работали специалисты грамотно, в перчатках, Владимир Иванович попросил их посмотреть на приборах пальчики. Посмотрели, и, к немалому нашему удивлению, пальчики нашлись.
В воздухе витал вопрос: «кто?». Приборы не успели даже как следует запылиться, ясно было, что не от Машки они остались, поставлены были совсем недавно, под меня. Кем?
Что я могла сказать шефу? Аккуратно, за горлышко, я достала из-за холодильника бутылку из-под водки «Синопская», которую за помин души Гены Струмина наливал себе и Горчакову доктор Стеценко. Криминалисты бережно упаковали ее и увезли с собой, пообещав отзвониться о результатах проверки. Шеф позвонил Горчакову, порадовал его последними новостями и попросил подъехать к криминалистам, оставить свои отпечатки для сравнения. Горчаков тут же помчался в РУВД и заверил, что оттуда сразу поедет ко мне.
От чая и кофе шеф отказался и сидел, барабаня пальцами по столу. Я тоже молчала.
Теперь было более или менее понятно, как уходила информация к нашим врагам, как им удавалось столь оперативно реагировать на наши находки.
Правда, я плохо представляла себе, как Стеценко умудрился засунуть приборы не только за холодильник, но и в люстру в комнате; стремянкой он точно не пользовался; но потом я сообразила, что в люстру приборчик можно было просто закинуть. Кроме Стеценко, мне никто в голову не приходил. Я была заворожена буквами "с" в начале его имени и фамилии, которые так хорошо вписывались в загадочный знак на перекидном календаре Неточкина, и даже не подумала, что Стеценко побывал у меня вчера в первый раз, а информация уходила задолго до этого. Правда, когда этот факт дошел до моего сознания, я тут же вспомнила, что в моей карточке в стоматологической поликлинике записан мой адрес. Но следов проникновения в квартиру не было, я бы заметила, замки исключали подбор ключей.
Через два часа, когда Лешка уже был у меня, позвонили криминалисты. Пальцев с бутылки на приборах точно не было; а вот зато на одном приборчике нашелся пальчик из уже имевшихся в распоряжении криминалистов.
— Вам фамилия Хрунов о чем-нибудь говорит? — спросил меня начальник кримотдела. — Вадим Вадимович, семьдесят четвертого года. Прокуратурой задерживался совсем недавно. Его пальчик.
По ассоциации с Хруновым у меня перед глазами возникла другая фигура, и я залилась краской. Шеф и Горчаков удивленно на меня уставились. Вот Филонов-то имел достаточно времени и возможностей засунуть эти приборы куда угодно.
— Владимир Иванович, а где бутылки, которые опера у ИВС подобрали? — наконец решилась спросить я.
— У меня в сейфе.
— Давайте отдадим их экспертам, может, там пальчики сойдутся.
Деликатный шеф даже не стал спрашивать, в чем дело; а может, и не подумал про Филонова, решил, что я хочу перепроверить хруновские пальцы. Во всяком случае, мне очень не хотелось никому ничего объяснять.
Они с Лешкой поехали в прокуратуру, Лешка пообещал отвезти эти банки-склянки криминалистам и вернуться.
Приехал он после того, как отвез банки и дождался результатов. На банке из-под джина-тоника, которую, по словам дежурного ИВС, держал в руках Филонов, были хорошие, четкие отпечатки; но нам они не подходили, на приборах следов этих пальцев не было.
Обыск; срочно нужен был обыск у Хрунова и компании. Черт его знает, как эти приборы работают; может быть, негодяям уже известно, что приборы обнаружены.
— Маша, в то, что доктор — «редиска», я почему-то не верю, — сказал мне Лешка. — Думай, кто еще мог их подсунуть.
— Леша, у меня дома из посторонних больше никого не было.
— А Регина?
— Да ей-то зачем? Она и сама от этого пострадала. Явно уже тогда эта зараза у меня в квартире стояла, когда Регина мне плакалась по поводу эксгумации. Лешка, давай все-таки обыски сделаем, договорись с уголовным розыском, может, дадут нам людей?
Но нет, не судьба. Людей нам не дали, предложили подождать до понедельника. Оставалось уповать на то, что факт обнаружения подслушивающих устройств врагам еще не известен.
В понедельник мы первым делом понеслись к шефу за санкцией на обыски. Начальник уголовного розыска по-иезуитски выделил нам в помощь оперов, которые работали по изнасилованию Нетребиной, и тех, кто задерживал Хрунова с компанией у прокуратуры. Они били копытом в нетерпении, пока мы все напечатаем и подпишем у шефа. Схватив постановления на обыск, они ускакали, но вскоре отзвонились, что все адреса закрыты, никого из фигурантов нет; что будем делать, спрашивали они, сесть в засаду или приезжать. Мы сошлись на том, что можно немножко покараулить, и ребята остались в
Адресах.
Пока мы решали этот вопрос, позвонил из Мурманска Коля Курочкин. Сказал, что на телевидение пока не обращался, копается в картотеке «потеряшек» и озадачил территориальные отделения милиции. Все, что ему удалось раздобыть, это, с подачи одного участкового, данные молодого человека, безработного, одинокого, которого в Апатитах не видели полгода; его приятель поведал, что «потеряшка» в начале года уезжал в Питер на заработки, попал в какую-то неприятную историю, посидел месяцочек в знаменитых «Крестах», но вроде бы вышел сухим из воды, да еще и получил выгодное предложение: денежная работа в ЮАР. Вот так вскользь он сообщил об этом своему приятелю, после чего собрал вещички и канул. Приятель уверен, что тот давно уже в ЮАР гребет деньги лопатой и забыл про друзей детства, там, наверное, и останется.
— Где?! — переспросила я, хотя прекрасно все расслышала.
— В Южно-Африканской Республике, — добросовестно повторил Коля.
— Коля, все там бросай, приезжай немедленно, ты нам тут нужен, — сказала я ему, — и Регина тебя заждалась.
— Ничего не понял, но выполняю, — ответил Коля и отключился.
— Леша, связь с засадами есть? — спросила я, мысленно обзывая себя последними словами.
Правда, говорят, что лучше поздно, чем никогда, но если это касается расследования преступлений, то еще неизвестно, что лучше. Мой ребенок притащил из школы пластмассовую головоломку, на которой было написано, что если вы соберете из нее нужную фигуру за одну минуту, то вы достойны Нобелевской премии; если за три минуты, то вы достойны повышения зарплаты; а если вам не хватит и пяти минут, то вы недостойны быть погонщиком верблюдов. Так что если уволят из прокуратуры, попробую устроиться погонщиком верблюдов, хотя шансов у меня мало.
