– Шкаф чудной или парень? – спросил неожиданно Бойцов.
Предприниматель посмотрел на старшего лейтенанта и задумался.
– Знаете, парень тоже был… того. Немного чудной. С судимостью, как мне показалось. Есть у них такие в манерах особенности, в разговорчиках. У меня еще мысль мелькнула: а не кража ли это? Может, мне у него паспорт спросить и прописку проверить. А потом решил, там в коридоре ведь люди были. Они бы увидели, что чужие из квартиры мебель выносят. Поинтересовались бы.
– Сможете помочь с составлением фоторобота?
– Вряд ли, – покачал головой Масляков. – Давно было. Я и лица толком не помню.
– А если на улице встретите, то узнаете?
– Не знаю. А что, все-таки украли тогда этот шкаф? Он и правда старинный такой? Вроде же в музей отвозили. Как бы нормально все было.
– Нет, со шкафом все по закону. Просто нам надо знать, что это был за парень. Попробуйте опознать его, если он есть на этих фотографиях.
И Гуров положил на стол перед Масляковым стопку разномастных фотографий на всю группу. Там были фотографии Хондуляна, Самарина, Кушнарева, Копытина, Курочкина и еще нескольких уголовников, кто мог иметь отношение к подобного рода преступлениям. Масляков, скривив губу, начал рассматривать фотографии и вдруг задержал в руке одну. Гуров напрягся, но молча продолжал ждать, что скажет предприниматель.
– Слушайте, а ведь, похоже, вот этот и выдавал себя за владельца шкафа, – заявил он и положил на стол фотографию Самарина.
– Самурай? – сдавленным голосом произнес за спиной Гурова Бойцов. – Ни хрена себе. А он-то каким боком тут?
Борис Кушнарев любил баб, наверное, больше, чем пиво. Пиво он пил всегда и в любых количествах. И в холод, и в дождь, а особенно в летнюю жару. И странное дело, от пива Кушнарев не толстел. Был он широк, плечист, имел мягкие красные губы, как лепешки, и был он неопрятен. И уж что совершенно непонятно, за что его любили бабы. То ли голос у него был завидущий, обволакивающий, то ли дури в нем было столько, что завораживал он женщин чисто животной похотью, то ли запах его нечистый, пропитанный сексуальными потребностями, их привлекал.
Без женщин Борька жить долго не мог, но признаваться в этом не любил. Надо отдать должное, что он вообще не любил трепаться о своих похождениях. А когда его расспрашивали, то только блаженно улыбался и жмурился, как кот на завалинке на весеннем солнце. Он всегда и везде умудрялся затащить в постель молоденькую дуреху, а то и зрелую одинокую женщину. И не только в кровать. Сколько раз видели его дружки, удовлетворяющего свои потребности с женщиной самого приличного вида за сарайчиком соседского дома со стороны пустырей. И даже они, кто отсидевший срок, кто просто выросший на улице в драках, пьянке и разврате, и те удивлялись, как он смог уговорить здесь и сейчас эту женщину в хорошем костюме, дорогих туфлях и с сумочкой тысяч за пять из бутика.
Борька крался, прячась за деревьями. Ему надо было обойти освещенный участок парка с церковью Дмитрия Солунского. Мало ли. Береженого бог бережет, особенно если ты в бегах, если вся столичная уголовка висит у тебя на плечах. И ладно бы только дело было в рыжье. Оно, конечно, кража, но ведь не из сейфа, не из кассы, не в квартире же хозяев к стене прижали и вытрясли все из домашнего сейфа. Шальные цацки, ничейные. А вот жмурики потянулись, и весь расклад изменился. По мокрому делу Борька идти не хотел. Но сейчас свалить от своих корешей было неправильно. Не по понятиям. Вот если бы решили все разбегаться, тогда еще…
Машина свернула на улицу 9 Мая, лизнув фарами по деревьям, и Кушнарев замер, пытаясь прижать свое рыхлое белое тело к стволу каштана. Нет, показалось. Осторожно двигаясь через парк, Борька дошел наконец до хорошо знакомой трехэтажки напротив салона красоты. Удобно Оксанка устроилась, в который уже раз подумал Борька по привычке. Живет напротив салона. Ей пара секунд сбегать через дорогу ноги там продепелировать, в солярии позагорать. Хотя это не она устроилась, Оксанка живет в этом доме со своего рождения, а салон в доме напротив открыли всего два года назад. Как раз когда Кушнарев с Оксанкой и познакомился на Дулевском озере. Ох, какая она была роскошная в открытом купальнике… очень открытом. Сочненькая, полненькая, выпуклая.
Борис остановился у крайних кустов и осмотрелся. Ночная улица, почти нет людей. Две женщины спешили куда-то, осыпая ночную улицу дробью каблучков, редкая машина проезжала по соседней улице, бросаясь тенями кустов по проезжей части. На втором этаже в угловой квартире света в окнах не было. Спит, подумал Кушнарев, и внизу живота у него сладко заныло в предвкушении. А если не дома?
Эта мысль облила его холодом ревности. «А вдруг у мужика… или мужик у нее, совсем уж нелогично предположил Кушнарев. А что я хочу? Блин, три месяца не показывался, и на тебе! А куда? Без бабы уже загнусь скоро. А никого снимать нельзя… И так я за этот свой побег к Оксанке могу огрести по первое число. Только терпежу ведь нет!»
Терпение у Бориса закончилось быстро. Никого на улицах, дом напротив с погашенными окнами, да и кому есть дело глядеть на глухие фасады. Кушнарев быстро прошел от деревьев к углу дома и еще раз оглянулся. Вход в подвальное помещение был забран не просто решетчатой дверью, а целым коробом из стального прутка. Это облегчало задачу. Вставив ногу между прутьями, Кушнарев стал подниматься вверх. Вот и козырек… теперь осторожнее, потому что железо старое и ржавое. Черт, и как ни старайся, а тихо не получается идти по железу. Кушнарев тихо выругался и замер у самой стены, держась за желтую газовую трубу.
Дальше все было просто. Упираясь ногами в стену, он по трубе поднялся до окна Оксаны. Прижавшись лицом к стеклу, Борис пытался рассмотреть, что там внутри. Крайнее окно – это спальня. Дальше гостиная, и третье у самого подъезда – кухонное окно. Сейчас Борьку интересовала больше спальня, и он решился потихоньку постучать в стекло.
Прошло около минуты, но на осторожные стуки и поскрябывания Кушнарева никто внутри не реагировал. Ругаясь шепотом и проклиная себя, шлюху Оксанку и всю свою жизнь, которая загнала его в такой опасный момент к черту куда-то к чужому окну, когда сидеть надо в норе и бояться каждого шороха и каждой трели полицейской сирены.
И тут механизм створки пластикового окна не выдержал напора крупного тела Кушнарева. Приоткрытое в зимнем режиме окно вдруг с металлическим звуком распахнулось, и Борис ввалился в спальню…
Гуров выходил из кабинета генерала Орлова вместе с Бойцовым. Они около двух часов совещались по делам убийства Хондуляна и Копытина. Следователь никак не хотела объединять их в одно дело, и ее руководство поддерживало мнение следователя. Пока не стоило нажимать на следственное управление, потому что сыщикам в принципе на этом этапе было не важно, одно это дело или два. По оперативной информации, которой они располагали, все сходилось на том, что все смерти и попытка покушения на Курочкина в СИЗО – звенья одной зловещей цепи.
– Товарищ полковник, – раздалось в трубке. – Капитан Аверьянов, МУР…
– Я помню тебя, Сергей. Я слушаю.
– Я старший группы наблюдения по контакту Кушнарева – Оксаны Галкиной.
– Что там? Есть новости?
– Кушнарев появился, товарищ полковник. Поднялся по газовой трубе и влез к Галкиной в окно.
– Что в округе? – быстро спросил Гуров, зажал трубку рукой и кивнул Бойцову головой, указывая в сторону приемной. – Скажи, что срочно нужна машина!
– Тишина в округе. Он пришел со стороны церкви, немного постоял и полез в окно. Наверное, она его не ждала, потому что долго не открывала. Брать будем?
– Подожди, Сережа, – посоветовал Гуров, сбегая по лестнице, ведущей во двор здания министерства. – Мы ничего не знаем. А если у них там сбор для всей группы? Если они начнут сейчас там собираться все? Может, они «лежку» меняют, может, Кусок договорился с Галкиной об этом. Может, они там уже суток трое, а мы только вчера установили наблюдение. Может, Кушнарева посылали за чем-то, а вся группа отсиживается в квартире Галкиной. Нет, наблюдать, наблюдать и еще раз наблюдать. И ждать меня, я еду.
Гуров отключился, но телефон зазвонил сразу же. Теперь на экране высветился номер Орлова. Гуров ответил.
– Что там, Лев Иванович? – раздался в трубке сочный голос генерала. – Зачем тебе машина?
– Мы поставили наблюдение за квартирой любовницы Кушнарева. Его засекли только что влезающим в окно.
– Ну… – Орлов сделал паузу. – Ты даешь, Лев Иванович. Не послушал старого опытного друга, выставил все-таки наблюдение. И угадал!
– Это не угадывание, Петр, – поморщился Гуров. – Я же тебя пытался убедить. Не важно, что она его не видела два или три месяца. Его-то я просчитал. Не мог он просто так отказаться от нее, мог прийти, потому что он бабник, а столько времени сидеть и не рыпаться он не сможет. А Галкина для него баба надежная. Все логично!
